Роберт Левин - Механизмы манипуляции. Защита от чужого влияния

На помещенное в местной газете объявление, приглашающее мужчин средних лет принять участие в двухнедельном тюремном эксперименте за 15 долларов в день, откликнулись 75 добровольцев. После серии психологических тестов, анализа автобиографий и собеседования с профессором Зимбардо и его ассистентом были отобраны 20 человек. Это были люди, у которых не выявили ни малейших отклонений от “нормы” (никакой повышенной тревожности, агрессивности, мнительности), здоровые как физически, так и психически. У них не было никаких связей с полицией, и им специально ничего предварительно не рассказывали ни о жизни заключенных, ни о методах работы надсмотрщиков, чтобы устранить всякую “предрасположенность” По этой же причине среди отобранных не было знакомых друг с другом людей. Все должно было быть просто и “естественно”. Так же просто – путем подкидывания монетки – были распределены роли: кому быть заключенным, а кому – надсмотрщиком.

Чтобы помочь надсмотрщикам войти в роль, их попросили помочь с дооборудованием коридора. Из него была вынесена вся мебель, в кабинетах деревянные двери были заменены стальными решетками, маленький туалет без света приспособлен под камеру-“одиночку”, две комнаты были отведены охране и "начальнику тюрьмы” – профессору Зимбардо. В камерах не было окон, не было иной мебели, кроме матрасов, простыней, подушек для трех заключенных. Иметь личные вещи запрещалось. Охранники были уверены, что внимание психологов будет сосредоточено на заключенных, однако на самом деле записывающие видео- и аудиоустройства были вмонтированы не только в стены камер, но и в комнате охраны. Охране была выдана униформа цвета хаки, темные очки, исключающие возможность зрительного контакта с заключенными, и резиновая дубинка. Все эти атрибуты носили психологический характер – подчеркнуть власть и дистанцировать охранников от заключенных. Применение физической силы правилами эксперимента запрещалось. Охранники были разделены на три смены по восемь часов, в остальное время они вели обычную жизнь.

Заключенных попросили в субботу быть дома. В эту субботу они были арестованы настоящим нарядом полиции, им надели наручники, совершенно серьезно объяснили, что они обвиняются в вооруженном ограблении, и, под удивленные взгляды соседей, их затолкали в машину и отвезли в участок. Там на них завели дело, сняли отпечатки пальцев и поместили в камеру. При этом никто не говорил, что их арест связан с участием в каком-то эксперименте. Все было вполне натурально. После этого их с завязанными глазами транспортировали в “Стэнфордскую тюрьму”. Как уже говорилось, этот коридор факультета психологии не был точной копией тюрьмы, однако он представлял собой вполне действенную модель, воссоздающую тюремную атмосферу. Участники эксперимента должны были чувствовать себя именно заключенными, а не просто участниками эксперимента. Среди наиболее важных моментов были выделены и воссозданы следующие.

Деиндивидуализация, обезличивание. Тот, кто еще вчера был уникальной личностью, имевшей свои характерные особенности, как внешние, так и внутренние, попадая в тюрьму, теряет свою индивидуальность, становится просто “заключенным номер такой-то”. Охранники обращались к заключенным только по их номерам.

Демаскулинизация. Мужчине присущи черты мужественности, твердости, стойкости, смелости и агрессивности, решимости и решительности. Естественно, эти черты характера представляют ряд весьма существенных неудобств для надсмотрщиков, которым нужны “мягкие, податливые, уступчивые, робкие, нерешительные, легкоуправляемые". словом – покорные и послушные заключенные. Все, что так или иначе связано с мужественностью, силой, властью, находится исключительно во власти надсмотрщиков (имеющих в качестве атрибута дубинку). Демаскулинизация заключенных в данном случае выразилась в том, что их заставили носить женский чулок на голове, лишили возможности носить белье и одели в коротенькие халатики, отчего они сразу стали чувствовать себя “не в своей тарелке” и их осанка и движения стали напоминать женские, движения утратили решительность и стремительность. Это также дало возможность охране обращаться к заключенным “милашка”, “малышка” и т. п.

Подавление, угнетение. На правой щиколотке заключенных была цепь с замком, которая никогда не снималась. Слабая боль и постоянное неудобство от этой цепи должны были служить постоянным напоминанием заключенному, что он находится во враждебной ему атмосфере тюрьмы. Даже когда заключенный спал, одно неловкое движение – и цепь на правой щиколотке больно ударялась о левую, что не позволяло заключенному забыть, где он, даже во сне.

Унижение. Каждый заключенный систематически обыскивался, их заставляли раздеваться для опрыскивания антибактериальным спреем, “для дезинфекции”. (При этом мыться было нельзя, и вскоре в тюрьме появился устойчивый, неприятный запах пота.)

К удивлению организаторов эксперимента, между членами обеих групп в считанные дни сложились отношения, как между надзирателями и преступниками в реальных тюрьмах. Все “охранники” перегибали палку. Они заставляли “заключенных” выполнять противоречивые приказы, заниматься нудной, бессмысленной работой (к примеру, переносить картонные коробки из одного чулана в другой), по приказу петь песни или смеяться, публично оскорблять друг друга, голыми руками убирать в туалетах. Их заставляли отжиматься от пола, в то время как “тюремщики” становились им на спину.

Менее чем через 36 часов одного из заключенных пришлось вывести из эксперимента в связи с “депрессивным состоянием, тревогой, приступами рыданий и ярости”. В течение трех последующих дней “освободили” еще троих “заключенных” с подобными симптомами. Пятого освободили, когда у него по всему телу пошла сыпь психосоматического происхождения, возникшая после того, как инсценированный совет по досрочному освобождению отклонил его прошение.

Ситуация вышла из-под контроля, поэтому исследование, которое по плану должно было продлиться две недели, пришлось прекратить через шесть суток [24].

Стэнфордский тюремный эксперимент показал, что можно настолько вжиться в роль, что перестаешь замечать, что это всего лишь роль. Побудьте в образе преступника – и вы начнете себя им чувствовать; сыграйте роль надсмотрщика – и начнете мыслить как надсмотрщик. Так действия начинают определять характер мышления. Этот эффект положен в основу “промывания мозгов” в большинстве тоталитарных сект. Руководители стремятся строго контролировать поведение рядовых сектантов: что они едят, когда ложатся спать, чем они занимаются каждый день, каждую минуту. Очевидно, что чем полнее распорядок дня, тем меньше у новообращенного возможности размышлять о чем-то постороннем и тем легче ему проникнуться идеями организации, жертвой которой он оказался. В некоторых деструктивных религиозных организациях заходят еще дальше. Подобно постановщикам кинокартин, инструкторы отрабатывают с новичками речь, позы, мимику, характерные для данной секты. Отличие в том, что они требуют от сектантов веры в то, что они делают, и зачастую обвиняют недостаточно усердных в невнимательности или недостатке старательности. У мунистов новообращенным рекомендуют повторять все за опытными членами секты, вплоть до имитации их интонаций. “Лидеры движения не могут управлять чужими мыслями, – отмечает бывший мунист Стивен Хассан, – но они знают, что контроль над поведением человека дает власть над его разумом и сердцем” [25].