Сандерс Э.П. - Иисус и иудаизм

Бели мы не можем точно сказать, что, по мнению Иисуса, должно было произойти в будущем, то точно так же мы не можем сказать, что именно, по его мнению, имело место в настоящем. Нане исследование речений подтверждает общие утверждения — Иисус ждал будущего события и считал свою деятельность важной — но не уточняет их. Однако оно предлагает некоторые возможности, а некоторые исключает. Возможно, будущее событие повлечет космическую драму возможно — социальный порядок. Исключить, по-видимому, следует экзистенциалистский взгляд, согласно которому «будущее» и «настоящее» в вести Иисуса относится к напряжению внутри индивидуального, переживаемого в настоящем человеческого опыта.

Думаю, можно дать два объяснения тому факту, что многие исследователи подчеркивают в учении Иисуса присутствие царства, в то же время признавая, что он думал о нем как о будущей реальности 120. Одно из них просто богословское. Таким способом весть Иисуса делается более значимой, а проблема его ошибки в оценке близкого будущего приглушается 121. Второе объяснение — что хотят акцентировать все, что считается отличительной особенностью. Думают, что именно идея присутствия царства отделяет Иисуса от еврейской эсхатологии, и, в первую очередь, от Иоанна Крестителя 122. Однако, чтобы весть Иисуса была действительно особенной, он должен был провозглашать не только то, что царство «в каком-то смысле» присутствует, но и то, что оно присутствует с силой, присущей концу времен; ибо идея, что Бог правит в настоящем, никоим образом не особенная. Простое утверждение, что Бог — это царь (в настоящем времени), было бы для евреев общим местом. О'Нил очень точно излагает эту общую точку зрения:

Иудаизм исповедовал, что Бог есть Царь всех людей, признают они его в этом качестве или нет; многие евреи верили, что придет время, когда все люди открыто станут под его власть, когда Царство мира станет Царством нашею Господа...123

Додд ясно видит это: «Любой еврейский учитель мог бы сказать: “Если вы покаетесь и обещаете соблюдать Тору, вы возьмете на себя Царство Божие”». Он продолжает:

Но Иисус говорит: «Если я перстом Божьим изгоняю бесов, значит Царство Божие вас охватило». Случилось что-то, чего не случалось прежде, что означает, что верховная власть Бога начала эффективно действовать. Дело не в том, имеете ли вы Бога в качестве Царя, в том смысле, что вы подчиняетесь его заповедям: депо в том, что вы сталкиваетесь с властью Бога, действующей в мире 124.

Он подводит итог: «Оно [царство) не просто близко; оно здесь» 125.

Это возвращает нас к тому, с чего мы начали. Выдержат ли Мф. 12:28//Лк. 11:20 (дополненные Мф. 11:5 сл.; Лк. 17:20 сл. и несколькими другими стихами) эту нагрузку? Иными словами, позволят ли они нам, вместе с Доддом, сместить акцент на настоящее? сказать, что, по мысли Иисуса, царство присутствовало в некотором экстраординарном смысле, в своей полной силе, присущей концу времен, и найти в этом концепцию, которая отличает Иисуса от всех других? Не думаю. Эти отрывки именно <���по недостаточно ясны, чтобы позволить нам думать, будто Иисус утверждал, что царство, которое присутствует, не отличается от того царства, прихода которого он ждал; и они не могут перевесить надежные данные о том, что он ожидал будущего царства. Лучше признать» что слово «царство» может иметь разные смыслы.

То же самое можно сказать и другими словам, и Додд, как и многие исследователи после него, подчеркивает как смелость притязаний Иисуса, так и уникальность его концепции царства. Согласно этой точке зрения, Иисус не только утверждал, что действие Бога проявлялось в его собственной деятельности; он утверждал еще и нечто поразительное и особенное: то, что обычно мыслилось как будущее, полностью осуществи лось в настоящем. Вот в этом-то втором пункте мы, по-моему, не можем быть уверены. Не подлежит сомнению, что он думал о «царстве», — которое присутствует или грядет, или может пониматься и так, и так — как о чем-то таком, что внутренне связано с ним самим и с его деятельностью. Он знал, он объявлял, кого Бог примет в царство и кто будет занимать в нем ведущие места. Но мне кажется сомнительным ученое мнение, что Иисус отличался также тем, что он определял «царство» необычным способом и считал одну и ту же вещь одновременно и присутствующей, и будущей.

Если говорить в самых общих чертах, образ мыслей Иисуса больших споров не вызывает. Он думал, что царство наступит в близком будущем, и что Бог особым образом действует через его собственную миссию. Мы можем классифицировать эти два утверждения как такие, в которых «сомневаться неразумно». Однако то же самое и стой же уверенностью мы можем сказать об Иоанне Крестителе и, вероятно, о Февде и Египтянине. Совершенно понятно, что исследователи ищут нюансы и акценты, которые Иисуса выделяют. Результаты его деятельности были совершенно особенными — даже при том, что последователи Иоанна Крестителя оставались ему верны (по крайней мере, какое-то время), — и естественно думать, что Иисус должен был быть таким же уникальным в своем провозвестии и в своих взглядах, как и в тех результатах, которых он достиг.

До этого момента мы все согласны. Я не решаюсь следовать большинству и видеть в ощущении или идее присутствия царства отличительную особенность Иисуса, потому что речения, к которым при этом апеллируют, не способны выдержать нагрузку, которая на них ложится. Они не позволяют нам определить относительные веса утверждений «царство должно наступить в близком будущем» и «действие Бога проявляется в миссии Иисуса». Не позволяют они и с уверенностью сказать, какой точный смысл придавал Иисус этому особому действию Бога.

И эта ситуация почти неизбежна. Природа материала речений такова, что он не позволяет нам с уверенностью судить о точных оттенках смысла, который Иисус хотел вложить в такую большую идею, как «царство Божье». Мы можем понять, что в синоптических евангелиях слово «царство» имеет широкий диапазон значений, но мы не способны установить, насколько сильно должно быть выделено каждое из них. У нас никогда нет абсолютной уверенности в аутентичности, и мы, по всей вероятности, редко когда можем сказать (если вообще можем), что то или иное речение дошло до нас в своем первоначальном контексте. Факты позволяют нам уверенно утверждать, что Иисус ожидал будущего царства. Но выводы о нюансах и акцентах в какой-то степени все еще базируются на анализе речений, и поскольку этот анализ всегда будет носить характер проб и ошибок, о некоторых аспектах представления Иисуса о царстве мы никогда достоверно не узнаем.

Переходя к изучению другого материала, мы должны сохранить в памяти наиболее надежные выводы: Иисус ожидал наступления царства в близком будущем, он ждал строительства нового храма, он призвал «двенадцать», символизируя тем самым возрождение Израиля, и его ученики представляли себе царство достаточно конкретно, если просили для себя в нем определенные места. Поэтому мы не можем отодвинуть обычные для еврейского богословия чаяния возрождения Израиля на периферию.