Сандерс Э.П. - Иисус и иудаизм

Обращенные стремились к реальности, они искали истину, я определение того, что они искали, можно увидеть в том, из-за чего изменялась их лояльность. Существует множество ясных описании этого момента 51.

Приведя примеры (частично языческие, частично христианские), Макмаллен продолжает.

Их позиция была, в общем, простейшей: сообщению о появлении в мире новых сверхъестественных сил было бы совершенно неразумно доверять, не имея перед глазами доказательств их действенности. Именно этим производилось обращение. Никакого дополнительного удостоверения не требовалось...

Истинное божество... удостоверит себя своим широким или длительным воздействием на человеческие обстоятельства. В этом заключается дальнейший тест, посредством которого можно отличить его от просто магов и тех, кто манипулирует низшими, темными духами... И еще; божество творит добрые дела... И последнее: божество ни в чем не нуждается, либо имеет иные потребности, отличные от человеческих. О его делах можно судить, а о его пророках — узнать без опасности быть обманутым, благодаря тому, что они выше всего материального. Они выделяются аскетизмом...

Чтобы доверять божеству, стоящему за недавно сообщенным ему именем, человек дол жен обнаружить качества, которые обычно считаются присущими богу. Качества эти следующие; состав и сущность, в чем-то отличные от природных и стоящие выше материальной природы; способность делать то, на что люди не способны; и использование этой способности таким образом, чтобы это было полезно и желательно верующим, а на самом деле полезно всем 52.

Я привел столь длинную выдержку из книги Макмаллена, потому что его определения весьма лаконичны и полезны для оценки предположений Смита, а, следовательно, и для ясного понимания того, как люди первого столетия могли смотреть на Иисуса. Прежде всего, отметим, что Иисус не очень хорошо соответствует всем пунктам краткой характеристики новых богов и обращений у Макмаллена. Как бог, он не удовлетворяет тесту Макмаллена. В течение своей жизни он не оказал широкого воздействия, и у него были человеческие потребности. Ему не доставало аскетизма — одной из отличительных особенностей пророка. В определении Макмаллена, по-видимому, подразумевается, что маги не только использовали злых духов, но и делали это в злых целях; божество же творит добрые дела. В таком случае, исходя из того, что мы знаем, Иисуса нельзя считать магом 53.

Примем во внимание, что темы, обсуждаемые Смитом и Макмалленом, несколько разные. Тем не менее они расходятся по двум пунктам в определениях бога и мага. Сточки зрения Смита (но не Макмаллена) мага можно назвать богом 54. Смит черпает данные из магических папирусов, тогда как Макмаллен говорит о публично провозглашаемых божествах. Таким образом, налицо различие в составе слушателей и в границах использования слова «бог». В терминах Макмаллена, маг имеет человеческие потребности, оказывает довольно ограниченное воздействие и потому не может быть богом. Однако Смит показывает, что маг частным образом либо в кругу своих учеников или других магов мог называть себя богом. Он отмечает, что Иисуса обычно называли «Сыном Божьим» в связи с чудесами, и предполагает, что эта связь — причинная 55.

Следовательно, определение Макмаллена не может опровергнуть предположение Смита о происхождении титула «Сын Божий». Мы должны, однако, спросить, могли ли чудеса инициировать этот титул в еврейской аудитории. Лаже если в языческих кругах магия могла породить титул «сын божий», могла ли она это сделать в еврейской Галилее? Мы не знаем, насколько строго и основательно придерживался монотеистических взглядов народ Галилеи. По мнению Смита, многие галилеяне были обращены недавно и принудительно, и их обращение могло быть только поверхностным 56. Но даже если, следуя Фрейну, предположить, что они уже в течение долгого времени были лояльными евреями 57, мы все-таки не можем быть уверенными в том, что их монотеизм исключал использование выражения «Сын Божий», или «сын божий», по отношению к тем, кто обладал экстраординарной силой. Мы должны помнить, что даже такой сознательный и искушенный монотеист, как Филон, мог сказать, что Моисея, подобно Богу» называли «богом и царем народа» (Moses 1:158; Эти слова Филона подтверждаются Библией: см, Исх. 4:16; 7:1). Возможно, Филон еще дальше от галилейских крестьян, чем греческие магические папирусы, и он так же не дает прямых свидетельств о возможных значениях, которые они могли придавать слову «бог». Справедливым остается следующее утверждение: мы не можем быть уверенными, что даже в еврейских кругах человек не мог быть назван «богом». Предположение Смита остается в качестве возможного.

Второй вопрос — мог ли маг совершать добрые дела и все еще оставаться магом — представляет интерес, потому что в связи с ним возникает другой вопрос: что говорят дела о том, кто их делает? Мы вскоре вернемся к этому вопросу как к общей проблеме. Однако в том, что касается точного определения понятия «маг», Смит, видимо, прав. Подтекст спора о Веельзевуле, каким он представлен в евангелиях, заключается в том, что Иисуса обвиняли в использовании злого духа для совершения экзорцизмов и, следовательно, в союзе со злом. Это, видимо. означает, что, хотя он делал добрые дела, он мог быть обвинен в том, что он нехороший человек, — т е. в том, что он маг. Мы должны предположить, что это имеет значение для евангелистов и их читателей, и, следовательно, что об Иисусе, совершающем добрые дела, могли думать как о маге.

Точно так же, как ранее мы отмечали, что от аргументации Смита нельзя отмахнуться на том основании, что его свидетельства слишком отдалены от Палестины первого столетия, сейчас мы должны отметить, что и наблюдения Макмаллена о богах и чудесах в древнем мире не приводят к опровержению позиции Смита. Как я утверждал выше, его гипотеза в целом неудовлетворительна, потому что она почти полностью оставляет без объяснения убедительные факты, заставляющие нас признать, что общие контуры публичной деятельности Иисуса определялись еврейской эсхатологией 56. При этом отрицать, что в его чудесах отразились какие-то черты магии, нет никакой необходимости.

Заключение

Мы имели дело, главным образом, с двумя недавними попытками определить, исходя из факта чудес» кем был Иисус иди, по крайней мере, какого типа фигурой он был. Харвей, наряду с другими, предположил, что чудеса были эсхатологическими и согласуются с другими данными о том, что Иисус видел себя фигурой последних времен. Смит предположил, что чудеса Иисуса имеют некоторые черты магии, и что Иисус был магом, своей способностью совершать чудеса приближавшийся к святому и к богу. Были и другие предположения, например, Вермеша, что Иисус соответствует типу галилейского харизматика вроде Хони 59. Мое же мнение — что ничего столь определенного из факта чудес мы узнать не можем.