Сандерс Э.П. - Иисус и иудаизм

3.2. Оскорбление. Как говорилось выше, трудно сказать с определенностью, что же оскорбительного было в поведении Иисуса. До тех пор, пока исследователи думали, что предложение прощения раскаявшимся грешникам было чем-то уникальным и оскорбительным для руководителей иудаизма, этой проблемы не возникало, Иисус провозгласил, что нечестивые. которые раскаялись, станут участниками царства, и тем самым вызвал смертельную вражду фарисеев. Но как только мы понимаем, что 1) все (кроме римлян) одобрили бы обращение сборщиков податей и других предателей к Боту Израиля и что 2) в любом случае в вести Иисуса призыв к покаянию не был главной темой, смысл обвинения Иисуса в том, что он был другом сборщиков податей и нечестивых, становится не вполне понятным. Однако успех объяснения, согласно которому обращение грешников был о оскорбительным, оставил мало места для других предположений, и набор альтернативных возможностей небогат.

Одна из альтернатив, заслуживающих упоминания, заключается в следующем. Как иногда утверждают, конфликт заключался в том, что Иисус предлагал прощение (участие в царстве) до того, как требовал исправиться, и по этой причине его можно было обвинить в дружбе со сборщиками податей и грешниками. Если бы они к этому моменту уже исправились, они не были бы грешниками. Иеремиас формулирует это так: иудаизм предлагает прощение только праведным. Чтобы получить прощение, сначала надо стать праведным 112. Прощение, предлагаемое Иисусом заблаговременно, иногда называют необусловленным прощением 11*. Но каков точный смысл этого выражения? Понятно, что его цель — противопоставление иудаизму, предлагавшему обусловленное прощение. Не говоря уже о том, что Иеремиас, хронологически разделяя исправление жизни и прощение, изображает иудаизм в карикатурном виде, следует спросить: а такой ли это значимый контраст? Попробуем еще раз мыслить конкретно. Если в результате трапезы Иисуса со сборщиком податей этот сборщик, например, Закхей, возместил ущерб и изменил свой образ жизни (напомним, что Иеремиас считает эту историю достоверной), провозглашение прощения Иисусом не было необусловленным. Условием его действенности было, очевидно. обращение. Я утверждаю, что предполагаемое различие слишком незначительно, чтобы о нем стоило спорить. Повторю, для большей ясности, это различие. Иисус говорил: Бог прощает тебя, и теперь ты должен раскаяться и жить лучше; все же остальные говорили: Бог прощает тебя, если ты раскаешься и будешь жить лучше.

Современные богословы считают это различие важным, и, возможно, это действительно так. Дар должен предшествовать требованию — это глубокая мысль, и расположение их в такой последовательности удовлетворительно с богословской точки зрения. Это может быть эффективным и в человеческих отношениях. Но как это связано с оскорблением? Действительно ли это богословское различие представлялось столь значительным в первом столетии? Ибо — и это необходимо подчеркнуть — мы можем говорить только о богословском различии, Иисус не говорит грешникам, что еще до того» как сии очистятся и без принесения жертвы и покаянной молитвы они могут войти в храм. Настаивать на этом и действовать таким образом было бы» без сомнения» смертельно опасно. Но я никак не могу сказать того же о символическом акте Иисуса — трапезе с грешниками. Возможно, он хотел таким образом символически показать приоритет милости перед покаянием, но в глазах благочестивых внешних наблюдателей он просто становился в один ряд с нечестивыми. Они могли сожалеть об этом, но они не могли его за это убить. В своем стремлении заставить Иисуса умереть за истину Евангелия современные исследователи, которые усматривают в этом главное оскорбление, идут в изображении злокозненности фарисеев еще дальше евангелистов.

Сомневаюсь, чтобы сборщики податей и ростовщики ходили по Галилее в состоянии такого беспокойства о прощении, чтобы различие между «если вы покаетесь» и «предполагая» что вы после этого покаетесь» было жгучим вопросом. Точно также я сомневаюсь, что формулировка, приписываемая Иисусу («предполагая, что вы после этого покаетесь»), кого-либо оскорбляла. Я прекрасно представляю себе, что обращенные к сборщику податей слова о том, что он идет в царство впереди праведного (Мф. 21:31)* вызывали у праведного раздражение; но не могу себе представить, чтобы праведный почувствовал смертельную вражду к Иисусу за помещение милости перед покаянием — если его цепь состояла в фактическом исправлении. Искать надо где-то в другом месте.

Ключ к пониманию темы грешников можно найти, рассмотрев более подробно покаяние и прощение. Интересный и отчасти любопытный факт: большинство исследователей, писавших с покаянии и прощении в евангелиях, не говорят, что именно они имеют в виду. Точка зрения Иеремиаса понятна: он принимает историю с Закхеем. Но, например, Перрин пишет страницу за страницей о покаянии и прощении, не говоря ни слова с том, требует ли покаяние, в понимании Иисуса, возмещения ущерба 114, У Вестерхолма есть замечательный по своей неопределенности абзац: по мнению Иисуса, все были на одном и том же уровне; все нуждались в покаянии. Некоторые

...с благодарностью пользовались случаем, чтобы войти. Однако для других недискриминированная природа вести казалась оскорбительной... Цепляясь за свои притязания на праведность, они отказывались войти в царство... в котором «грешники» и «праведники» сидят вместе за накрытым Богом столом 115.

Из нарисованной Вестерхолмом картины пира как будто следует, что допущенные Иисусом грешники оставались грешниками, но явно он этого не говорит. Напротив, он, подобно другим, пишет об их раскаянии. Мы видим здесь типичный недостаток ясного понимания значения слов «грешники», «покаяние» и «прощение». Если бы грешники раскаялись, они не были бы грешниками.

Позвольте мне ясно сказать, что обычно подразумевалось под словом «покаяние». По обычным еврейским стандартам преступление против человека требовало возмещения ущерба, а также раскаяния (см., например, Лев. 6:1—5; Числа 5:5—7; ср. раввинистическую интерпретацию в Бава Камма 9.6 и Бава Мециа 4.8). Другие преступления искупались одним только раскаянием. Когда храм еще стоял — т.е. при жизни Иисуса — раскаяние демонстрировалось принесением жертвы (см. гот же отрывок в Книге Левит)116.

Мое предположение состоит в следующем: возможно, что именно эти требования Иисус не предъявлял к своим слушателям. Возможно, он предлагал им вхождение в царство не только пока они были еще грешниками, но и не требуя покаяния в том виде, как оно обычно понималось, и поэтому его можно было обвинить в дружбе с людьми, которые неопределенно долго оставались грешниками 117. Это, по крайней мере, не противоречит многократно повторявшемуся наблюдению, что Иисус не выступал с призывом к покаянию, и что это Лука сделал акцент на исправлении нечестивого, признавшего Иисуса.