Сандерс Э.П. - Иисус и иудаизм

Однако, как мы видели во Введении, для основной линии новозаветных исследований характерно мнение, что у Иисуса не было негативного отношения к закону. Бультман и другие допускали, что по крайней мере некоторые из евангельских отрывков, которые свидетельствуют о конфликте, имеют какую-то историческую достоверность. Однако они утверждали, что, хотя Иисус противостоял закону в некоторых его моментах и потому можно считать, что он противостоял ему в принципе, он не отдавал себе в этом отчета. На самом деле это означает, что его отношение к закону было таким же, что и у обыкновенного законопослушного еврея: закон представляет волю Бога.

Эта точка зрения проистекает из попытки соединить два типа данных. Об одном я уже говорил: это перикопы, в которых рассказывается, как Иисус вступает в конфликт с другими людьми в связи с законом. Второй — это трудности в отношении закона в раннем христианском движении. Мы приходим к вопросу: помогает ли собственное отношение Иисуса к закону объяснить имеющиеся данные? Как обычно, мы мыслим в обратном направлении, от результата к его причине. Результатом было отсутствие ясной позиции, на основании которой закон можно легко отбросить; поэтому у Иисуса не могло быть безусловно отрицательного отношения ни к закону в целом, ни к тем его частям, о которых позднее шел спор, таким как законы о пище 8. Этот аргумент кажется не фатальным для точки зрения, согласно которой Иисус открыто и явно выступал против закона. Теория явного противодействия может помочь объяснить враждебность по отношению к Иисусу, но она делает непонятными споры в ранней церкви. Однако мы должны рассмотреть еще и такую позицию: хотя Иисус выступал против некоторых положений закона, он не собирался выступать против него в принципе.

Недавно этому тезису была посвящена диссертация. Бэнкс предположил, что у Иисуса не было какого-то определенного отношения к закону, он просто обошел («превзошел») его 9. Он считает, что Иисус занял позицию, в которой то или иное сознательное отношение к закону не проявлялось, хотя латентное противостояние закону в его позиции было 10. Одна из его формулировок заслуживает внимания: «Выдвигая свои собственные требования, Иисус и не выводил их из закона, и не связывал эти требования с законом, возвращаясь к нему как к их основанию)» 11. Первая часть предложения кажется мне полезным и верным обобщением. Иисус не был, насколько мы можем судить по сохранившемуся материалу, мидрашистом 12. Он не выводил свои утверждения из Торы, как это делали экзегеты. Я, однако, не убежден в точности того, что говорится во второй части фразы, — что Иисус не связывал свои собственные требования с законом, возвращаясь к нему как к их основанию. Это требует проверки.

Тех, кто предлагает такого рода утверждения, следует спросить, как это может быть, чтобы Иисус возражал против некоторых аспектов законодательства Моисея, но не занимал негативной позиции по отношению к закону как таковому. Мнение» что закон представляет собой единое целое, — он весь целиком был дан Богом Израилю и поэтому все его части одинаково обязательны — было настолько общепринятым в иудаизме 1*, что Иисус должен был знать это и» кроме того, он ежедневно сталкивался с другими людьми, для которых это было очевидным и которые не могли не указать ему на выводы, вытекающие из его действий. Поэтому трудно себе представить» чтобы Иисус мог выступать против отдельных аспектов закона, не понимая, что отсюда следует вывод о его отношении к закону в целом.

Тем не менее есть еще один оборонительный рубеж. Можно утверждать, что Иисус выступал против отдельных законов, но не против закона как такового, если удастся показать, что он проводил некие осознанные различия внутри самого закона. Недавняя работа Вестерхолма, ценная в отдельных моментах, показывает, как можно развивать такого рода аргументацию.

Вестерхолм обсуждает отношение Иисуса к «авторитету книжников»; оказывается, что сюда входит большая часть того, что обычно подпадает под рубрику «Иисус и закон» 14. Ученые Израиля думали, что сущностью Библии является совокупность содержащихся в ней предписаний 15. Иисус же так не думал. Например, из пери копы о разводе Вестерхолм делает вывод, что «Библия — это не предписание; волю Бога можно узнавать по тому, как в Священном писании раскрываются его цели; развод противостоит этой воле» 16. Хотя я не согласен с некоторыми аспектами позиции Вестерхолма, полагаю, что в этой формулировке есть изрядная доля истины. Точно так же, как выше я согласился с Бэнксом, что Иисус не был мидрашистом, здесь я могу согласиться с Вестерхолмом, что Иисус не был галахическим мидрашистом. Обсуждение содержащихся в Библии предписаний и их интерпретация были не его делом (частичное исключение, опять-таки, перикопа о разводе).

То, что я назвал «оборонительным рубежом», есть существенное изменение позиции. Точка зрения вроде той, которой придерживается Вестерхолм, позволяет справиться со свидетельствами евангелий о высказываниях против Торы и с тем фактом, что ученики не подозревали о разрыве Иисуса с законом. Однако из нее не следует, что он не осознавал последствий, совершаемых de facto нарушений или противодействий. Напротив, она приписывает Иисусу четкую и хорошо продуманную позицию, позволяющую внутри самого закона отличать истину от заблуждения или глубокий смысл от поверхностного понимания. Поэтому, предполагая, что Иисус не был согласен с позицией Торы относительно развода, Вестерхолм не имеет в виду, что Иисус выступал против закона, но не сознавал последствий. По мнению Вестерхолма, Иисус намеренно бросал вызов авторитету закона как его понимали, т.е. как совокупности предписаний 17.

Многие другие исследователи предполагали, что Иисус проводил различие между обрядовым, или ритуальным, законом, против которого он выступал или считал поверхностным и ненужным, и моральным законом, отражающим волю Бога 1*.

Следует подчеркнуть, что такой способ защиты необходим, если утверждается, что Иисус нарушал закон в некоторых его частностях и даже оспаривал его, но не выступал против закона как такового. Едва ли можно утверждать, что он совсем не знал, что делал, поэтому мы должны считать, что он знал это и продумывал свои действия. Однако эту линию защиты трудно до конца выдержать. Здесь нужно рассмотреть два момента.

Первый — что в иудаизме времен Иисуса мы не можем найти ни одного прецедента для проведения такого различия внутри закона, которое приписывается Иисусу. От Филона мы знаем, что некоторые евреи трактовали отдельные части закона аллегорически и не следовали ему в целом буквально 19. Позднее, в раввинистическом иудаизме, можно видеть, как некоторые аспекты закона иначе интерпретировались, хотя и без использования аллегорий. Разумно предположить, что подобная практика могла иметь место среди фарисеев и других групп при жизни Иисуса. Самый яркий пример — вычеркивание одной из частей закона, с которой рабби активно не соглашались: утверждения, что употребляющие имя Господа напрасно не могут быть оправданы (Исх. 20:7; Втор. 5:11) 20. Разные рабби обходили эту часть закона разными способами, но не утверждая явным образом, что «в этом месте закон неправилен». Известен также прием противопоставления одного отрывка другому, чтобы оправдать игнорирование неприятной части Торы или недоверие к ней. Рабби не были согласны с еще одним важным аспектом десяти заповедей: что Бог карает «детей за вину отцов до третьего и четвертого колена» (Исх. 20:5). Против этого они могли апеллировать к Иезекиилю (Иез. 18:1 —20) 21.