Авиация и космонавтика 2008 05

ЛаГГ-3 И.Каберова из состава того же 3-го гв.иап

Очевидно, я разворотил «Юнкерсу» пузо, так как из него посыпались все потроха: парашюты, ящики, резиновая шлюпка. Однако он упорно шел к финскому берегу. Я продолжал стрелять. Не дойдя до берега метров 200, он внезапно сорвался и нырнул в воду. Мы с Руденко постреляли по воде, чтобы никто не выплыл, и пошли домой.

16 октября вылетели мы шестеркой на охрану Кронштадта. Одним звеном командовал майор Никитин, другим – я. В мое звено входили летчики: Ефимов, ныне Герой Советского Союза, и Львов.

Погода была своеобразная – несколько слоев облачности, один слой над другим. Приходилось все время просматривать промежутки между слоями.

И вот Никитин со своим звеном пробил первый слой облаков, и мы его потеряли из виду. Я решил их поискать и тоже пробил первый слой облаков. И только мы вышли из облаков, как видим – метрах в 400 от нас нам навстречу идет «Юнкерс- 88», словно в сказке. На ловца и зверь бежит. У нас троих руки всегда на гашетках пулеметов – такой уже инстинкт выработался. Я качнул крыльями, и все мы дали по залпу. 400 метров мы проскочили в несколько секунд и сразу же оказались позади «Юнкерса». Мы развернулись и зашли ему в хвост. Он сделал попытку уйти под облака. Но мы сразу же оказались ниже его и стали гнать его вверх, ко второму слою облачности. Тогда он попытался уйти вовторой слой облаков, но мы его и туда не пустили. Ему оставалось идти только прямо. К этому времени мы уже подбили ему один мотор, и он еле ковылял. Он знал, что находится над заливом, и упорно шел к берегу. До берега ему дойти удалось, но до территории, занятой немцами, он не дошел. На высоте 500 метров сорвался в пике и врезался в землю.

Когда мы вернулись домой и доложили о своей победе, нам сказали, что этот «Юнкере» за несколько минут до встречи с нами был над нашим аэродромом и производил разведку. Все были очень довольны, что разведка его кончилась так неудачно.

21 января 1942 года мы с Львовым отправились на сопровождение и охрану наших штурмовых самолетов, которыми командовал капитан Челноков, ныне Герой Советского Союза. Наслаждением было наблюдать за работой наших славных штурмовиков. Мы любовались ими от всей души. Они неслись над самой землей, а мы несколько повыше.

Вдруг Львов заметил два «Мессершмитта-109». Львов сцепился с одним из них и завертелся с ним, а второй «Мессершмитт» сделал попытку зайти мне в хвост. Но я развернулся и встретил его в лоб таким мощным огнем, что он ушел в облака и более не возвращался.

«Мессершмитт», который сражался с Львовым, увидев, что товарищ бросил его, пошел резко к земле, словно начал падать. Но я был недоверчив – немцы уже однажды меня так обманули. Как-то раз я атаковал «Мессершмитт-109». Он перевернулся, вошел в пике, притворись подбитым, дошел почти до самой земли и на высоте 100 метров удрал. Но этому обмануть меня не удалось. Я пикировал вслед за ним, а Львов вернулся к штурмовикам. Над землей немец выровнялся и стал удирать на свою территорию. Я мчался вслед за ним, давая очередь за очередью. После четвертой очереди он стал разваливаться на куски. Наконец он загорелся и упал в лес.

Одно огорчало меня – лес этот находился за линией фронта и победы моей никто не видел. Никто не мог подтвердить, что я действительно сбил и второй «Мессершмитт». По моей просьбе запросили наши наземные части, находившиеся на этом участке фронта. Они ответили: «Да, видели, как советский истребитель гнался за «Мессершмиттом», но они ушли на вражескую территорию и скрылись за лесом». Так мне этот самолет и не засчитали.

И вдруг через несколько дней совсем неожиданно пришло полное подтверждение. В штаб одной из наземных частей явился летчик Чирков. Он протаранил «Хейнкель» над территорией противника и выпрыгнул из своего самолета на парашюте. Пробираясь через фронт к своим, он проходил по тому самому лесу, где упал сбитый мною «Мессершмитт», и присутствовал при его падении.

К началу февраля за мной уже числилось 18 сбитых самолетов. Но 5 февраля я замечтался, увлекся разведкой и меня самого сбили. Я и не видел, как и откуда ко мне подошли. Я даже не обиделся – рассеянных учат.

В этот день я единственный раз вылетел не на своей «Сказке», а на самолете товарища. И вот самолет этот запылал. Захватив все данные разведки, я выпрыгнул на парашюте – высота была 3 тысячи метров.

Я находился за линией фронта, над территорией, захваченной немцами. Но фронт был совсем недалеко, и ветер дул от немцев к нам. Весь мой расчет строился на том, что ветер перенесет меня через линию, фронта. Чтобы опускаться подольше и помедленнее, я постарался раскрыть свой парашют как можно раньше.

Я был ранен в левую руку и потому управлять парашютом не мог. Но я не особенно беспокоился – ветер сделает свое дело и отнесет меня к своим.

И вдруг, к своему изумлению, вижу: ветер несет меня к немцам. Дело скверное. А мне, признаться, жить хочется. Но плен хуже всего. И я стал доставать пистолет, чтобы застрелиться в воздухе.

И вдруг ветер переменился. Меня понесло к своим. На душе у меня радость. И я опрятал пистолет.

Пилоты ВВС Балтийского флота знакомятся с "Харрикейном".

Финский истребитель итальянского производства "Фиат". Возможно, именно такие машины наши летчики и называли "Капрони"

Но недолго я радовался.

Ветер опять переменился и понес меня к немцам.

Так менялся он три раза, и три раза я вынимал и прятал пистолет. И только когда я достиг 1500 метров, он окончательно установился. Меня понесло к сводим и вынесло на передовые позиции.

Когда меня несло над окопами немцев, они стреляли в меня с земли, но не попали. Я упал в снег как раз позади наших окопов. Ко мне подбежал на лыжах боец и довольно недоверчиво оглядел меня. Но когда я заговорил по-русски, он отвел меня к своему командиру, и там я был встречен хорошо.

Я вернулся в свой полк. В госпиталь я не ложился, рука зажила по ходу. Мне не терпелось отомстить немцам – за погубленный самолет, за раненую руку, за порванную пулей новую гимнастерку.

Возможность скоро представилась.

В десятых числах марта нам было поручено прикрывать наши наступающие войска. Каждый вылет в этот район непременно сопровождался воздушным боем. В воздухе шла беспрерывная свалка – с утра до вечера.