Дан Хили - Гомосексуальное влечение в революционной России. Регулирование сексуально-гендерного диссидентства

Народный комиссариат здравоохранения, равно как и некоторые ученые с юристами, полагал, что декриминализация мужеложства в УК РСФСР 1922 года перевела гомосексуальность из сферы милицейских проблем в область медицины. Тем не менее существовали формы однополых отношений (обычно между мужчинами), которые некоторые большевистские деятели отказывались числить по ведомству медицины. Они отвергали врожденность однополой любви и отрицали, что исторические свидетельства присутствия однополой любви в других культурах подтверждают ее универсальность. Большевики утверждали, что некоторые «развратные» нравы старого режима (в лоне Русской Православной Церкви) или у «первобытных» народностей Советского Союза (южные и восточные этнические группы) являются социально обусловленными формами «половых извращений». Проводились последовательные кампании в отношении секс-ген-дерного диссидентства, имевшие ярко выраженную классовую и социальную направленность, с целью искоренения того, что считалось «извращениями». Подобные инициативы накладывали очевидные ограничения на биомедицинский подход к восприятию секс-гендерного диссидентства, лишая научную экспертизу роли свободного и беспристрастного арбитра. Они порождали также политические дискурсы об аномалиях сексуальности, что шло вразрез со стремлением Комиссариата здравоохранения поддержать международную политику сексуальных реформ и сужало возможности либертарианского толкования революционного законодательства о половых преступлениях.

В первые годы советской власти воинствующие атеисты, осевшие во время Гражданской войны в Комиссариате юстиции и позднее в Отделе пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), стремились дискредитировать моральный и политический авторитет Русской Православной Церкви 1. Информация о мелких половых преступлениях, совершенных священниками и монахами, стала сильным инструментом в антирелигиозной пропаганде и агитации, особенно если жертвами оказывались малолетки. Начав с дела архиепископа Палладия (1919 год), атеистические обличители и журналисты приступили к вскрытию язв церковной жизни, делая акцент на чревоугодии и половых усладах 2. Процессуальные подробности судов над православными священниками по обвинению их в половых преступлениях (как в деле Палладия) занимали второе место среди методов пропагандистского воздействия на «население, не освободившееся от религиозных предрассудков» 3. В судах над священниками по делам о половых непристойностях обычно «всплывали» гетеросексуальные отношения, но и в случаях «гомосексуализма» между согласившимися на него взрослыми, всё равно возникала бы неувязка между декларируемой властями сексуальной свободой граждан и стремлением режима подорвать моральный авторитет Церкви, зиждящийся, в частности, на отстаивании «естественного» порядка половых отношений. Поэтому в таких делах обычно присутствовал намек на принуждение или развращение малолетних, при этом обвинители считали, что они искореняют моральное «лицемерие» и контрреволюцию 4. Поскольку священники, монахи и монахини принадлежали к социальной группе, лишенной, по советским законам (до сталинской Конституции 1936 года), избирательных прав и полноправного гражданства, законодательный базис для подобных преследований был достаточно зыбким 5.

Анализируя «монашеское позорище», большевики отвергли предположение о биологической этиологии половых девиаций и психическом заболевании «гомосексуальных монахов». В Вологде в 1922 году проходил суд над отцом Василием, обвинявшимся в сексуальных отношениях с послушниками. Архиепископ Александр, покровитель священнослужителя, организовал довольно искушенную систему защиты. Так, местный врач, выступая в качестве эксперта, заявил суду, что:

<...> виновный монах — больной человек с извращенной половой психикой, что эта болезнь была распространенной как в древних Греции и Риме, так и в современных заграничных государствах и что так как потерпевшим мальчикам не было причинено телесного повреждения, то и в деяниях этих нет особой вины 6.

Суд проигнорировал это заявление, основанное на исторических и медицинских данных, и приговорил отца Василия к «высшему размеру предусмотренного ст. 168 Уголовного кодекса наказания — 5-ти годам лишения свободы», а за сокрытие преступления архиепископ Александр и еще один священник получили по году тюремного заключения. С одобрения Комиссариата юстиции обвинитель в суде настаивал на недопустимости «милосердия и жалости по отношению к сидящим на скамье подсудимых монахам». Автор судебного отчета отверг слова врача о том, что гомосексуальность — это пораженная болезнью сексуальность, а «мужеложство — одна из распространенных в истории человечества болезней». По мнению журналиста:

Обвинитель был прав, когда <...>, обрисовав условия и обстановку монашеской жизни, указал, что эта жизнь, которая как будто бы для окружающих должна быть образцом подвига, аскетизма, нравственности и чистоты, в действительности является сплошным обманом и лицемерием <...> и что в условиях этой жизни, во избежание нареканий и обвинений в нарушении монашеских обетов, приходится давать исход половому чувству в извращенных формах 7.

Последующие сообщения в атеистической прессе всячески избегали любых упоминаний о деталях системы защиты, к которой обращались священники, апеллируя к медицинским моделям половых девиаций 8. В отличие от неудачной попытки Комиссариата юстиции осудить Палладия на основании медицинского освидетельствования, проведенного Институтом дефективных детей, позднее, в 1920-х годах, большевики без проблем получали экспертные медицинские заключения, поддерживавшие их обвинения. В 1927 году ленинградский психиатр Лев Григорьевич Оршанский (4.09.1866—?) представил подобное заключение на показательном суде над священниками, обвиняемыми в развращении малолетних 9. Признание принадлежности вопросов о гомосексуальности, «педерастии» или других формах половых расстройств (вследствие «половой психопатии» или гормональной дисфункции) к компетенции медицины подорвало бы убеждение воинствующих безбожников, что подобные явления рождены классом и средой.

На страницах своих изданий воинствующие атеисты выражали уверенность, что они могут довести до успешного завершения антицерковные процессы, вызывавшие широчайший интерес своей сексуальной подоплекой. Отчеты свидетельствуют, что «показательные» суды привлекали внимание множества «верующих» 10. Описания однополых мужских актов они слушали с «омерзением» или «недоумением». Отвращение, рождавшееся подобными разоблачениями, должно было заставить «верующую массу <...> отшатнуться от Церкви» и порвать с религией 11. Атеисты создавали атмосферу всеобщего негодования по поводу развращения мальчиков взрослыми мужчинами, апеллируя к моральной чистоте набившейся в зал аудитории. Невинность публики считалась само собой разумеющейся в силу ее классового происхождения, поскольку «здоровые пролетарии» не знали в своей среде ничего подобного. В суде над отцом Василием (1922 год, Вологда) присутствовавшие рабочие и крестьяне были оскорблены медицинскими и историческими оправданиями гомосексуальности со стороны защиты: