Юрий Апенченко - Пути в незнаемое

— Мушкетеры? Я их помню почти наизусть. Во время войны выучил. Они мне тогда очень помогли. В 1943 году я лежал в госпитале, мне дали читать «Три мушкетера». Потом я узнал, что на Дюма была очередь и давали книжку только тем, у кого тяжелые ранения. Человек слаб, наверное. Я уже достаточно хлебнул войны в натуре и с удовольствием отдыхал от нее в воображении. Отдохнул и снова пошел воевать.

Вот после этого разговора я и засомневалась: одну-единственную на весь госпиталь книжку читали только тяжелораненые — Дюма считался проверенным лекарством. Сама я вольна думать об этих проходимцах что заблагорассудится, но имею ли я право учить Лешку, выполняя сугубо утилитарные поручения его родителей?

…Выход нашелся. Самый что ни на есть простой.

Социология. Мушкетерская социологическая анкета, призванная осветить истинное положение дел.

Любая анкета состоит из двух частей. Первая часть, в социологическом просторечье «объективна», собирает объективные сведения, разбирая опрашиваемых по каким-то определенным категориям: пол, возраст, образование, профессия, житель сельской или городской местности. Вторая состоит из вопросов по существу. Главное — найти ключ для обработки: «объективку» нужно связать с вопросами по существу, вскрыть между ними необходимые статистические закономерности — корреляции.

Вопросов для простоты обсчета семь:

1. Кто из мушкетеров вам больше всего нравится?

2. Если они вам не нравятся, то почему? Назовите основные отрицательные черты.

3. Как вы считаете, бывает ли такая дружба в реальной жизни? Есть ли она в вашей жизни?

4. С кем из мушкетеров вам хотелось бы познакомиться и поговорить?

5. Играли ли вы когда-нибудь в мушкетеров?

6. Вытеснили ли мушкетеров со временем другие литературные герои? Кто и когда?

7. Осталась ли эта книга в числе ваших любимых книг?

«Объективна» ориентировалась в основном на возраст: пятый класс, восьмой, десятый, 30 лет, 40 и 50.

Сто анкет, сто ответов. Сто разных почерков, сто людей, обремененных чрезвычайно разным жизненным опытом.

Пятиклашки единодушны — всем до единого больше всех в четверке нравится д’Артаньян. Отрицательных черт в мушкетерах нет. Всем без исключения хотелось бы познакомиться и поговорить с Атосом. Все твердо убеждены, что такая дружба встречается, сами они дружат точно так же. Все играли и продолжают играть в мушкетеров.

Восьмой класс. Единодушие разрушено, симпатии распределяются между д’Артаньяном и Арамисом. Отрицательных черт в мушкетерах по-прежнему никаких. Посоветоваться о своей жизни хочется не только с Атосом, но и с Арамисом. Восьмиклассники убеждены, что такая дружба возможна и встречается достаточно часто.

Десятый класс. Полная неожиданность. Почти всем (16-ти из 18-ти) нравится… Портос… Отрицательных черт у мушкетеров довольно много. По душам предпочли бы поговорить с Арамисом. В свое время в мушкетеров играли с удовольствием. Разумеется, давно перестали. Нет, дружба такая почти не встречается, разве что в раннем детстве. Никто никуда мушкетеров не вытеснил, зато рядом теперь новые герои.

30-летние. Самый привлекательный из всей четверки — Арамис. Отрицательных черт у мушкетеров множество. Дружбы такой не бывает вообще. В детстве в мушкетеров не играли. Никуда они из памяти деваться не могут: то, что читаешь в юности, не забываешь, хотя мушкетеры (в большей половине анкет) народ несерьезный — их нельзя любить, они могут только нравиться.

40-летние. Арамис. У всех остальных масса недостатков. Потолковать любопытней всего тоже с ним. В жизни такой дружбы не бывает — смешно на это надеяться. В детстве в мушкетеров не играли, тем не менее какое-то место в памяти они продолжают занимать.

50-летние. Единственный безусловный герой — Атос. Атос выбивает 16 из 16-ти. Поговорить о жизни, о всяческих проблемах разумней всего с Арамисом. Дружба такая, безусловно, бывает, есть и будет встречаться до тех пор, пока существуют люди.

Вот голая статистика.

Не стану подробно описывать, как добывались эти сто анкет: в школах на переменках и на уроках литературы, как подстерегались внезапными вопросами знакомые и незнакомые. Получился бы отдельный рассказ о том, как люди, за исключением дисциплинированных, ко всему привыкших по новой программе пятиклассников, глубоко убежденных в том, что личной тайны не существует и тебя имеют право спросить обо всем: и об Илье Муромце, и об отрицательных числах, о пестиках и тычинках и о переживаниях, связанных с умиранием осеннего леса, и о замечательной девочке Маше, спасшей от верной гибели своего брата Колю, а значит, и о мушкетерах тоже, хотя они и не по программе, как все люди, после 11–12 лет, предпочитают не раскрываться, не сообщать посторонним о себе лишнего.

Уже восьмикласснику ясно, что, отвечая на вопросы, он рассказывает о себе, а вовсе не о литературных достоинствах и жизненности персонажей Александра Дюма.

Анкеты подтверждали тайные опасения: одним махом расправиться с мушкетерами, видимо, нельзя и просто нечестно. Предстояло осмыслить полученные результаты, установить корреляции между возрастом опрошенных и сущностью их ответов.

Тут начиналась область сугубо гадательная: наука, с помощью процедур которой был проведен этот опрос, не занимается подобными обобщениями. Современная наука вовсе не обязана отвечать на так называемые субстанциональные, то есть качественные, вопросы.

Наука занимается количествами.

Социология, социальная психология, психологи не рассматривают содержательную сторону деятельности человека, содержание его сознания. Они изучают структуры, механизмы, внешние связи, — словом, все, что угодно, но только не индивидуального человека, не индивидуальное сознание.

Она любит его, он любит другую, а другая любит третьего.

Почему так бывает, никто не знает. Вся жизнь состоит из «никто не знает, почему». Наука к этим «почему», то есть к тому, что и составляет основу нашей жизни, не имеет ровно никакого отношения. Больше того, пока она не в состоянии осмыслить результаты собственных исследований.

Десятиклассники привержены тупице Портосу, восьмиклассники ценят жизненную хватку Арамиса — почему, современная наука не ответит на это никогда. Для этого она должна коренным образом измениться. Как, какими путями, мы не знаем. Но со времен Иммануила Канта — он первым об этом заговорил — мы знаем, что сознание человека и мир внешних явлений, расположенных в определенном пространстве и времени, следует изучать разными способами. В философских категориях сознание и внешний мир — разные субстанции. Нужны совершенно новые, не открытые еще наукой методы для изучения индивидуального сознания. Обо всем этом круге идей, развивая кантовские представления, много пишет известный советский философ Мамардашвили.