Юрий Апенченко - Пути в незнаемое

Я пересек двор и вошел в один из павильонов.

Космики острова Хейса, уверявшие, что за Полярным кругом их лаборатория вне всякой конкуренции («Разве что якутяне… так якутяне строятся двадцать лет. Даже больше, чем двадцать»), — космики Хейса могли лишь грезить таким великолепием. Все кабинеты, аппаратные, монтажные, складские комнаты, даже подобие мансарды, куда ведет отдельная лестница (азимутальная установка?), и темный чулан за глухой дверью (фотослужба?) — всем этим владеет лаборатория космических лучей. Одна. Безраздельно! Лес, подступивший к порогу, наполнил ее своей тишиной, знакомый запах канифоли и солянки разбавлен сосновой стружкой, прелью…

Завлаба на месте не оказалось.

Я присел на диван, стал дожидаться.

В коридоре послышались шаги, голоса, чьи-то торопливые, на ходу, оправдания:

— Увольте, братцы, но это не сигнализация!

— При чем сигнализация, если обе секции разобраны?

— Хороши же мы будем, когда пойдут запросы! Прозевать такое дело…

Снова тихо.

О чем этот встревоженный шумок?

Похоже, в лаборатории небольшой переполох. «Шишига балует», как говаривали на Хейсе, когда начиналась полоса неудач. Во всяком случае, нечто подобное: отказала сигнализация, какие-то секции некстати разобраны… А что, кроме «шишиги» — плута, лешего, который шатается по лабораториям и морочит физикам головы, — что я мог еще предположить?!

Лаборатория, как мне объясняли, изучает космические лучи, взятые в астрофизическом аспекте. Исследует временн ые вариации космических лучей…

Признаться, я даже не совсем хорошо понимал, что сие значит: астрофизический аспект, временн ые вариации…

Авторы доступных книг научили рассматривать космические лучи — не лучи, разумеется, а протоны, ядра других элементов, приносящиеся на Землю из далеких миров, — рассматривать их прежде всего как снаряды, начиненные баснословной энергией в миллиарды миллиардов электрон-вольт. То были увлекательные страницы… Дорожки и поля — маршруты, по которым, нагуливая свою фантастическую силу, протоны бродят столько же примерно лет, сколько стоит Земля, — совершенно неведомы людям, но частицы из космоса приходят к нам в несметном множестве, и на их пути удается расположить подопытные атомы-вещества. Вот тут-то даровые, могущественнейшие снаряды начинают творить угодное физикам чудо. Шутя взламывают они, вдребезги разносят наипрочнейшую крепость атомного ядра…

Но здесь-то, в лаборатории, космические лучи с тайной ядра никак не соприкасаются. Человека в глубь вещества не ведут. Их тут рассматривают как-то иначе, на особый лад — в помянутом астрофизическом аспекте…

…Тихо в домике.

Переливается в радиаторах вода.

Время от времени в противоположных концах коридора слышны громкие металлические щелчки. В них заметен свой ритм, будто с выдержкой, установленной заранее, срабатывают затворы крупных аппаратов. Голос радио (я вспомнил хейсовский нейтронный монитор с его мощным приемником) тоже необычен. Вот быстрый шорох в динамике, за ним звучит прекрасный хор. Певцов обрывает рассерженная женщина: «Не мешайте ноль семьдесят второму!» Женщина — не диктор. Скорее так командуют на переговорных пунктах: «Стерлитамак, пятая кабина! Стерлитамак!» А здесь: «Не забивайте канал! Ноль семьдесят второй, сообщите резерв времени! Ноль семьдесят второй!»

Аэродром!.. Господи, как я сразу не сообразил? Приемник, вделанный в лобастый пульт, зацепил аэродром, а эта женщина — АД, авиационный диспетчер. На переговорных пунктах вещают нетерпеливо и безлично, а эта знает, с кем говорит. Подстраховывает нерадивого командира экипажа, должно быть. Поэтому и сердится.

В ту бы диспетчерскую сейчас, где все понятно с полуслова.

А здесь…

«Шишига балует», вот именно — большего мне пока не сказать.

Я вышел на крыльцо. Мотоциклист, пугнувший утром молочницу, не спеша надевал свой рыцарского покроя шлем, натягивал высокие краги, разглядывая поочередно каждый палец.

Он был ко мне вполоборота, в светлой куртке с откидным капюшоном и чернильным пятном на груди, расплывшимся в виде лучистого знака, в сатиновых брюках, подобранных внизу резинкой — такие надевают на уроке физкультуры школьники. Прежде чем опустить на глаза очки-полумаску и завести мотор, он сделал движение в сторону крыльца, чтобы взять чемоданчик, и тут я увидел лицо мотоциклиста… Я помнил его, правда, немного другим, без этой резкой складки на лбу, без заметного сейчас как бы кристаллического блеска в холодноватом взгляде…

Он прервал свои приготовления, улыбнулся… Данков!

Передо мной был Дима Данков.

Я помнил его, как может помнить студент-выпускник младшекурсника, к нашему филфаку отношения не имевшего и не забытого только потому, что не совсем обычны были наши встречи… Правда, на Хейсе, и на мысе Шмидта, и в кулуарах московской ассамблеи фамилия Данкова частенько повторялась, но я не думал, что речь идет о том самом Данкове…

Первым делом я воскликнул:

— В Арктике был? — Я знал, что не ошибся, но не мной замечено, что разговор о северных местах при встрече на Большой земле — хороший подступ к деловой беседе.

— Нет.

— На острове Хейса?

— Не был.

— На Шмидте?!

Он не ответил — я сам все вспомнил: он только собирался в Арктику, его там ждали… В бухту Тихую — вот куда вострил он лыжи.

Но теперь-то это не имело значения!

— В гостиницу можешь не ходить, — самое малое время спустя озабоченно разъяснял Данков, — в гостинице мест нет. Мой летний домик… Тебя устроит раскладушка? Там неплохо, тихо, но понимаешь, какое дело…

Будто бы избавляя его от излишних церемонных объяснений, а на самом деле опасаясь, как бы он, не ровен час, не передумал, я подхватил чемоданчик Данкова и без слов половчее перекинул ногу через заднее сиденье.

— …Пишешь, значит?.. — И продолжал, усевшись: — Тебе с Марком надо познакомиться… Таких приключений, таких историй накидает! — Зажигания Дима не включал. — Марк — сила!.. Он сейчас шахтером работает… Во-первых, удрал из дома, во-вторых, к нему ушла жена родного брата, в-третьих…

Тут Диму окликнули. Он умолк и оглянулся. В глазах — ожидание, надежда. Мне показалось, ожидание без веры. Надежда без огня…

— Наша пленка ничего не показывает, — сказали за моей спиной, с крыльца. — Ровное плато. Вроде как ничего и не было.

Данков привстал, качнулся на пружинистой педальке. Я крепче ухватился за потертую скобу, мелко задрожавшую. Он сбросил, потом увеличил газ — поиграл им. Голос на крыльце напрягся:

— Пришли телеграммы из Якутска и Алма-Аты. Якутяне ввернули насчет своих подземных установок. В том смысле, что эффективность на уровне расчетной. А у нас — плато…