Фрэнсис Вин - Карл Маркс: Капитал

Если бы этих людей не существовало, Чарльз Диккенс вынужден был бы их придумать. В «Капитале» немало того своеобразия, которое присуще Диккенсу, и Маркс периодически дает ясные намеки на любимого автора. Вот, например, как он наносит удар защитникам буржуазии, кто утверждает, что критика Марксом конкретного применения технологии обнаруживает в нем врага общественного прогресса, который полностью против машинного оборудования:

Это определенно рассуждение Билла Сайкса, известного головореза. «Господа присяжные, горло этого коммивояжера было без сомнения перерезано. Но это не моя вина. Это вина ножа. Неужели из-за этого временного недоразумения надо упразднить использование ножа? Разве его использование в хирургии не является целительным, а в анатомии — искусным? И желательным помощником на праздничном столе? Если вы упраздните нож — вы отбросите нас в глубины веков, где еще не было цивилизации.

Билл Сайкс не произносит такой речи в «Оливере Твисте» — это сатирическое экстраполяция Маркса. «Они мои рабы, — иногда он говорил, указывая на книги на полках, — и они должны служить мне так, как я хочу». Задача этой неоплаченной рабочей силы была в том, чтобы предоставлять сырье, из которого позже можно было лепить в соответствии с собственными целями. «Его беседа не течет по раз и навсегда выбранному руслу, но меняется, как многочисленные книжные тома на его библиотечной полке, — писал корреспондент из «Чикаго трибьюн», посетивший его в 1878 году. — О человеке можно судить по прочитанным книгам, и вы можете сделать выводы по названиям, которых я запомнил, взглянув невольно на его полки. Шекспир, Диккенс, Теккерей, Мольер, Расин, Монтень, Бэкон, Гете, Вольтер, Пейн; английские, американские и французские сборники официальных документов; работы политические и философские на русском, немецком, испанском, итальянском, и т. д, и т. д.». И на самом деле: в 1976 году профессор С.С. Правер написал книгу из 450 страниц, полностью посвященную списку литературы, цитируемой Марксом. I том «Капитала» Маркса содержит в себе цитаты из Библии, Шекспира, Гете, Мильтона, Гомера, Бальзака, Данте, Шиллера, Софокла, Платона, Фукидида, Ксенофонта, Дефо, Сервантеса, Драйдена, Гейне, Виргилия, Ювенала, Горация, Томаса Мора, Самуэля Бутлера — и еще ссылки на страшные сказки об оборотнях и вампирах, английские романы, популярные баллады, песни, мелодрамы и фарсы, мифы и пословицы.

А каков же собственный литературный статус «Капитала»? Маркс знал, что нельзя победить через посредников, лишь демонстрацией чужого красноречия. В I томе он выказал презрение к тем экономистам, которые «под парадом литературно-исторической эрудиции или посредством инородной примеси скрывают свое чувство научного бессилия и боязливое осознание того, что вынуждены учить других вещам, абсолютно чуждым для них». Страх того, что он сам мог оказаться среди них, может объяснить то мучительное допущение в послесловии ко второму изданию: «Никто не может чувствовать литературные недостатки «Капитала» сильнее, чем чувствую их я сам». Даже если так, то удивительно, что совсем немногие рассматривали эту книгу с литературной точки зрения. «Капитал» породил бесчисленные тексты, анализирующие трудовую теорию стоимости Маркса или его закон падения нормы прибыли, но только горстка критиков обратила серьезное внимание на упоминание в нескольких письмах Энгельсу им самим заявленных амбиций создать произведение искусства.

Одним из сдерживающих факторов, возможно, является то, что многослойная структура «Капитала» препятствует легкому отнесению книги к конкретной категории. Книгу можно читать как огромный роман в готическом стиле, чьих героев захватило и теперь держит в рабстве то чудовище, которое они сами и создали. «Капитал, который пришел в мир, с головы до пят запачкан запекшейся кровью, и из каждой его поры сочится кровь». Или в духе викторианской мелодрамы. С. Е. Хайман в 1962 году в своем исследовании «Сплетенный фонд: Дарвин, Маркс, Фрезер и Фрейд как своеобразные писатели» даже предлагает подходящий заголовок для драмы: «Заклад на рабочую силу без права выкупа». Или как черный фарс: в разоблачении «призрачной объективности» товара для выставления напоказ разницы между геройской появлением и бесславной реальностью Маркс использует один из классических комедийных методов, снимая доспехи галантного рыцаря и открывая под ними пузатенького коротышку в трусах. Или как греческую трагедию. «Подобно Эдипу, актеры в изложении Маркса человеческой истории — в тисках неумолимой необходимости, раскрывающей себя, то бы они ни делали, — пишет С. Франкель в статье «Маркс и современное научное мышление». — И хотя все, что привязывает их к судьбе, — это собственная трагическая слепота, их собственные idées fixes, которые не дают видеть факты до тех пор, пока не станет слишком поздно». Или, возможно, это — сатирическая утопия, подобно описанию страны гуингнгмов в «Путешествия Гулливера», где все приятно глазу и только человек мерзок. В интерпретации Марксом капиталистического общества, как в лошадином псевдораю Джонатана Свифта, ложный Эдем создан приведением обычных людей в состояние бессилия, отверженных людей еху.

Для свершения правосудия над неестественной логикой капитализма текст Маркса пропитан иронией — иронией, которую большинство ученых за последние 140 лет предпочитали не замечать. Одно исключение — это американский критик Эдмунд Вильсон, который доказывал в своей работе «На финскую станцию: исследование документации и событий истории» (1940), что ценность всех абстракций Маркса (пляска товаров, смешная вышивка крестом стоимости) в основном ироническая, совмещенная с мрачными, хорошо документированными сценами нищеты и грязи, которые создает капитализм на практике. Вильсон рассматривал «Капитал» как пародию на классическую экономику. «После прочтения традиционные работы по экономике уже не кажутся нам теми же, какими были прежде: мы всегда можем сквозь их аргументы и цифры видеть факты реальных человеческих отношений, которые они ставят своей целью замаскировать». Никто, думал он, никогда не обладал таким беспощадным прозрением, способным увидеть в бездонной способности человеческой природы пребывающие там безразличие и равнодушие к той боли, которую мы причиняем другим, когда у нас появляется шанс что-то получить от них для себя. «Говоря об этой теме, Маркс становился одним из величайших мастеров сатиры. Маркс определенно величайший после Свифта, и у него очень много общего с ним».

Эта похвала кажется настолько преувеличенной или даже просто невероятной, что может потребоваться дополнительное доказательство. Поэтому давайте обратимся к посмертной «Теория о прибавочной стоимости», так называемому IV тому «Капитала», где Маркс предпринимает различные попытки провести различие между «производительным» и «непроизводительным» трудом. В последний класс Адам Смит помещал служителей церкви, юристов, врачей, литераторов любого типа, актеров, шутов, музыкантов, оперных певцов, танцовщиков и т. д. — всех, кого содержит годовой объем производства других людей. Но является ли разница настолько ясной и простой? Маркс предположил, что любое возможное занятие может быть продуктивным, и доказывал это с очевидно абсурдного примера: