И Фарман - Социально-культурные проекты Юргена Хабермаса

В теории коммуникативного действия проявился весьма характерный для Ю. Хабермаса способ философствования, представляющий собой синтез разного рода идей — философских, социально-психологических, социологических, и его не смущает тот факт, что в качестве компонентов развиваемой им по сути новой теории выступают не самые современные концепции. То же можно сказать и о его социально-культурных проектах, содержащих идеи, восходящие к дискурсу Просвещения, предполагающие междисциплинарные исследования на современной основе, сравнимые по емкости с универсализмом просветительских проектов. Не случайно Ю. Хабермаса называют одним из немногих философов, которые «отваживаются на попытки достичь фундаментального теоретического синтеза в области философии и теории общества», а его философию, предлагающую междисциплинарные ориентиры, — «философией коммуникативного разума» 136.

Сказанное не означает, что Ю. Хабермас ищет решение современных проблем в философии Просвещения. Он лишь считает, что просветительские тенденции все еще имеют потенции, тем более, если Просвещение рассматривать не узко, связывая его лишь с XVIII в., а начиная с античности: «Просвещение не начинается с Дидро или Гельвеция и не заканчивается Сартром. Оно берет начало уже в античности вместе со скепсисом, направленным против общих понятий философского идеализма, который с таким легким сердцем проходит мимо конкретных страданий, порождаемых унизительными условиями жизни, причем так, что этот протест заявляет о себе от имени разума, но бросает взор на реальные потребности и посюстороннее счастье. Скептические, гедонистические, материалистические мотивы — это предшественники постметафизического способа мышления…» (X. С. 81). Хабермас считает, что социально-критические мотивы И.Канта тоже метили не только в производственные отношения, в общественную динамику, которая создает объективно неизбежные страдания, но и в потенциал, который заложен в самой форме общественного существования.

Критически оценивались также и «умиротворяющее содержание гуманного обращения, неприкосновенная интерсубъективность взаимного признания, автономия и достоинство, а также мимолетные моменты счастья» (X. С. 82).

Можно выделить и другие этапы. Однако философ предостерегает от чересчур поспешного соединения теории с мировой историей, тем более существенно изменившейся — современной. Только Гегель еще мог верить, что в его теории содержится истина истории в очищенном виде. Сейчас же совершенно очевидно, что истины рассеяны по многим универсумам дискурсов и в каждом из них мы ищем прозрений, которые могли бы убедить всех. В традициях Просвещения Ю.Хабер-мас утверждает, что разум остался способностью возможного универсального понимания, хотя и в условном наклонении (konditionalis), что он осуществился уже и в самой истории — в завоеваниях социальных движений, в институтах и принципах демократического конституционного государства и др., хотя все еще остается много неразумного, которое следует «довести до ума». Последнее касается и самого понимания разума, в частности его тотальной критики в некоторых современных концепциях.

При этом Ю. Хабермас проявляет себя сторонником рациональной позиции, разъясняя, что под именем «разума» нередко ниспровергаются лишь целерациональность, раздутая до целого, и субъективность, упорствующая в своем самоутверждении. Имеется в виду «инструментальный разум» и целерациональность в духе М.Вебера, которые угрожают узурпировать место разума и тем самым вызвать тоталитарные последствия, например, в деятельности государственной бюрократии, которая ошибочно полагает себя центром и вершиной общества (X. С. 84).

Для решения этих и других социальных проблем Ю. Хабермас и разработал свою коммуникативно ориентированную философию, прокламируя ее как вклад в разработку «нового мышления» и новой социальной теории. Выросший в традициях «западного марксизма», философ вместо того, чтобы полагаться на развитие производительных сил, т. е. в конечном счете на развитие разумного естественнонаучного знания и техники, апеллирует к новому фактору — «производительной силе коммуникации», которая, подобно разуму, уже проявила себя как активный фактор общественного развития и выразилась в борьбе за социальное освобождение. По мнению Хабермаса, этот «коммуникативный разум» уже заставил считаться с собой и в движениях за гражданскую эмансипацию — в борьбе за суверенитет народа и права человека; и в деятельности и учреждениях демократического правового государства; и в институтах гражданской общественности.

Задача, которую в настоящее время следует попытаться решить средствами «производительной силы коммуникации», состоит прежде всего в выявлении социокультурного потенциала современного общества и культуры, социокультурных возможностей модернизации общества. При этом культурные факторы рассматриваются не как функционально изолированные; соответственно и теория коммуникативного действия нацелена не только на осуществление культурной программы. Но дело в том, что капиталистическое общество, несмотря на присущие ему кризисные тенденции, все дальше развивается и стабилизируется; большинство в нем все лучше интегрируется в социальном плане, поэтому потенциал обновления и преобразований можно усмотреть только в культуре. Она становится важнейшим фактором, способным совершить взрыв изнутри. Если раньше в «критических теориях» Франкфуртской школы и самого Ю. Хабермаса некоторые тенденции культурного развития, религиозного, правового и морального сознания, ценностная ориентация и др. культурные изменения подвергались резкой критике, то теперь философ видит в них сферы, трудно доступные для администрирования и манипуляций и поэтому потенциально могущие способствовать общественным преобразованиям. Ю. Хабермас утверждает, что от «культурного капитала» многое зависит и что в исторической ретроспективе можно показать те преобразовательные функции, которые выполняли важные культурные инновации. В частности, это можно видеть на примере изменения социокультурных жизненных форм. В условиях модернизированного посткапиталистического общества изменились не только хозяйство и управление, средства сообщения и др., но и жизненные отношения в целом; происходила и рационализация жизненных форм, шедшая по культурным рельсам.

Каким образом можно сейчас задействовать преобразующую силу «культурного капитала»? Ответ Ю.Ха-бермаса совершенно ясен: посредством рефлексии и дискурса, прежде всего по отношению к культурным традициям. Тенденция активного пересмотра традиций относится еще к началу XIX-го в., когда в сознание людей все глубже и глубже проникала мысль о том, что почитаемые традиции и само по себе почтение к ним не есть нечто естественно выросшее, что они нуждаются в том, чтобы их проверили, приобщились к ним и выборочно их продолжили. То же самое касается и гипотетического обращения с существующими институтами. Культурная система, как и всякая другая, претерпевает изменения и вынуждена ориентироваться на новые потребности. Культурные традиции в таком развитии являются носителями общественного смысла, которые, как всякое знание, постоянно воспроизводятся. Они остаются «живыми», содержание их усваивается, они сохраняют свою императивную силу, если не разрушен «контекст», в котором они были произведены, если обеспечивается «исторический континуитет» (непрерывность), когда люди могут идентифицировать себя с историей и друг с другом. В этом случае традиции способствуют повышению герменевтического сознания, которое предполагает понимание и истолкование, а главное — передачу и использование ценностного смысла культурных традиций на рефлексивном уровне. Ю.Ха-бермас допускает рефлексивное усвоение традиции, в котором форма критики имеет двоякую функцию: она аналитически разлагает традицию и вместе с тем признает ее претензии на ценность; в таком случае традиция также сохраняет свою императивную силу, т. е. упрочивает, обеспечивает преемственность. Если эти условия нарушены, традиция теряет свою самобытность: восстановленная и объективистски использованная, она теряет свою силу, выхолащивается.