И Фарман - Социально-культурные проекты Юргена Хабермаса

Культурные традиции могут быть проверены в дискурсе, и это будет способствовать осознанию того, что не кто-то иной, а мы сами должны принимать решения относительно норм нашей совместной жизни. В дискурсе как коммуникации наглядно проявляется принцип взаимодействия Я и социума, о котором у нас шла речь выше в связи с социологическими учениями, когда под давлением рассуждений и аргументаций, в процессе коммуникативной практики вырабатываются нормы и принципы, формируется управляемое этими принципами моральное сознание, которое способно изменить сам образец социализации. В частности, это может коснуться важнейших социальных ролей, когда мы будем связывать тождественность нашего Я не с теми или иными конкретными ролями, а с созданием полностью индивидуального жизненного проекта, что позволит нам быть и оставаться самими собой среди сложных и постоянно меняющихся ролевых ожиданий.

Это одно из важнейших положений проективных концепций Ю. Хабермаса, согласно которому такая ситуация может изменить отношение человека к самому себе и к осознанию своего назначения в этом мире.

На первый взгляд, указанный Ю. Хабермасом путь общественных преобразований прост: коммуникативная практика, коммуникативная рационализация жизненного мира. Однако все дело в том, что если капитализм нельзя упрекнуть в сковывании производительных сил науки и техники, то в этой области, по выражению философа, «часы продуктивистской парадигмы остановились». Власть как фундаментальный феномен современной социальной жизни, проникнув в сферу коммуникативной практики, использует ее для своего укрепления, ограничивая ее производительную силу. Выступая в форме господствующей власти, власти государственных институтов и т. д., она регламентирует дискурсивную практику, делает ее частью господствующей идеологии 137. В такой ситуации, по мнению Ю. Хабермаса, нужно задействовать весь тот богатый арсенал методологических средств и приемов, выработанных в современных философских и социологических учениях, о которых говорилось выше, и направить их на налаживание «неискаженной, истинной коммуникации», находящейся вне властных структур, подобно тому, как вне поля их действия существуют литература, искусство и некоторые другие феномены, связанные с экспрессионной сферой культуры.

В этом отношении Хабермас близок тем философам, которые, подобно постструктуралисту Р.Барту, усматривают в культуре наличие структур, «воплощающих в себе силы свободы и способных преодолеть идеологические стереотипы и дефетишизировать социальную действительность» 138. К таким структурам относится и коммуникация, тесно связанная с обыденным языком, с естественной языковой деятельностью, неподчиняющаяся власти, подвижная, продуктивная.

Именно с такой коммуникативной деятельностью Ю. Хабермас связывает возможность дальнейшей рационализации жизненного мира и реализацию индивидуального жизненного проекта. По его мнению, для этого необходимо соединение трех составляющих: 1) длительной ревизии подвижных традиций; 2) в оценке претензий общественных порядков на законность перенесения акцента на дискурсивный процесс полагания и обоснования норм; 3) возможности для объединенных в общество индивидов рискованного самоуправления посредством в высшей степени абстрактной тождественности Я. Все указанные философом составляющие нуждаются в конкретизации и могут быть предметом обсуждения, однако он и сам признает, что пока до этого далеко, и взаимообособление системы и жизненного мира человека «пустить часы» продуктивности коммуникации не позволяет, так что коммуникативная рационализация жизненного мира, вернее её дальнейшее развитие, встает как важнейшая проблема.

Однако ее решение, по мнению философа, возможно, и он связывает его с активностью жизненного мира. Если исходить из двусоставного понимания общества как системы и жизненного мира, то очевидно, что развитие капитализма усиливает специализацию совокупно-общественных функций, которая означает более высокий уровень дифференциации всей системы, так что конкурентные жизненные формы приобретают свою специфику, свой профиль. Важно то, что эти жизненные миры, центральным пунктом которых является повседневная коммуникативная практика, не являются пассивной средой: они не только поддаются административному и экономическому вмешательству, но способны на активную защиту; примером могут послужить социальные движения и революции (хотя сам Ю.Ха-бермас не был сторонником последних).

Исследуя собственно коммуникативную логику, Хабермас отмечает имманентные ей самой и все усиливающиеся противоречия, связанные с тем, что свойственная общественной системе дифференциация проникает и в эту область, и в процессе воспроизводства коммуникативного жизненного мира дело доходит до дифференциации между частным жизненным миром и жизненным миром общественности, между повседневной коммуникативной практикой и культурами экспертов и т. д. В замкнутости экспертных культур науки и техники, права и морали, искусства и критики философ видит опасность парцелляции и пересыхания коммуникативной практики (X. С. 93). Тем не менее надежда на то, что коммуникативная практика может оказаться продуктивной и в отношении определения прогрессивного потенциала современного общественного, и в отношении культурного развития остается, хотя бы потому, что сейчас, как отмечает Ю. Хабермас, глобальные ориентации и фундаменталистские течения типа политических идеологий не имеют шансов на успех; многие структуры общественности, находящиеся во власти средств массовой информации, также не способны сформулировать когерентные, т. е. целостные, образы толкования (хотя бы среднего радиуса действия) и объединить фрагментаризированное повседневное сознание. Резонно встает вопрос: о продуцировании каких образов (идей, смыслов) идет речь? Возможно, социалистических? Ответ должен быть дан отрицательный, поскольку Ю. Хабермас был принципиальным сторонником изменений в рамках существующей системы. Но вопрос о социализме он все же не раз затрагивает, поэтому коснемся его коротко.

Согласно Ю. Хабермасу, истоки социалистических идей уходят вглубь веков, а социализм не исчерпывается практикой бывшего СССР и соцстран, которую достаточно критиковали за засилье бюрократических и административных структур, в условиях которых социокультурный и личностный потенциалы либо не смогли реализоваться совсем, либо реализовались извращенно, деструктивно и односторонне. Удручающая, отчасти даже катастрофическая картина «реально существовавшего социализма», кажется, с порога опровергает историческую возможность социализма; того социализма, который собирался обеспечить общественное богатство и привнести политические свободы социальногосударственных массовых демократий в радикальный плюрализм и автономные практические действия общества (X. С. 95). Но Ю. Хабермас допускает, что в новых условиях — к примеру, в условиях «перестройки» и «нового мышления», связанных с именем М.С.Горба-чева, — положение можно было отчасти поправить, если бы инновационные стрелки-указатели направить не только на экономику, но и на перестройку государства на началах массовой демократии, на реформу политической системы и на пресечение зла в лице господствующей бюрократической номенклатуры. Чрезвычайно важную роль в такой перестройке Ю. Хабермас отводил и коммуникативным процессам, особенно в политической сфере, которые бы способствовали оживлению общественности, ее широкому участию в процессах плюрализации формирований мнений и принятия решений. Философ говорил о необходимости сбросить оковы с производительной силы коммуникации, о высвобождении спонтанных сил снизу, о широком спектре инициатив, который бы служил не только для выражения частных интересов, а вел к освобождению парализованных политических энергий.