Агата Кристи - Врата судьбы. Занавес. Забытое убийство. Рассказы

— Так вот, на этом клочке были написаны карандашом три слова. Не знаю, есть ли в них вообще смысл, но я на всякий случай записала.

— И что за слова?

— Какие-то «Грин», «эн» и «Ло». Заметь, с большой буквы Л.

— Попробуем разобраться, — сказал Томми. — «Грин» — это «Гринвич» [112] Гринвич — нулевая точка отсчета долготы и часовых поясов земного шара. Нулевой меридиан исторически связан с Гринвичской обсерваторией. , «эн» — какой-то город, а «Ло»… «Ло»…

— Ага, — улыбнулась Таппенс. — Меня оно тоже поставило в тупик..

— Наверное, это ноль, нулевой меридиан, — закончил Томми. — По Гринвичу. Только не вижу в этом никакой логики!

Таппенс быстро начала перечислять:

— Итак, что у нас получается? Александр Паркинсон, Мэри Джордан, миссис Гриффин, миссис Хендерсон, До-до, Оксфорд, Кембридж, пари на соревнованиях по гребле, перепись, Гринвич, город «Эн» — и «Ло». Кажется, все.

— Еще добавь Матильду и Верного Дружка из этой — как ее — Кей-кей. Н-да. В общем, глупость получается. Хотя, с другой стороны, если долго и упорно заниматься разными глупостями, со временем можно прийти к неплохому результату. Найти, так сказать, жемчужину в куче мусора.

Точно так же, как ты нашла свою «Черную стрелу» среди всех остальных книг.

— Оксфорд и Кембридж, — задумчиво произнесла Таппенс. — Что-то мне это напоминает. Только вот что?

— Может, Матильду?

— Нет, не Матильду, но…

— Тогда Верного Дружка, — ухмыльнулся Томми. — Куда ты ушел, мой верный дружок?

— Перестань ухмыляться, дурачок, — сказала Таппенс. — У тебя, вижу, из головы не выходит последняя находка. Грин-эн-Ло. Бессмыслица какая-то. Но у меня есть предчувствие, что… О!

— Там еще и «О» есть? Да?

— Томми, меня осенило! Ну конечно!

— Что конечно?

— Ло, — сказала Таппенс. — Грин, эн, а затем Ло. С большой буквы. Разумеется, неспроста. Как же я сразу не догадалась!

— О чем ты говоришь?

— О соревнованиях по гребле между Оксфордом и Кембриджем.

— И какая же связь между Грин-эн-Ло и соревнованиями?

— Попробуй догадаться, — сказала Таппенс. — С трех раз.

— Нет-нет… Сразу сдаюсь… Дорогая, никакой связи здесь нет и быть не может.

— А вот и есть!

— Что, с соревнованиями по гребле?

— Ну, не совсем. С цветом. Точнее, с цветами.

— Какими цветами? Ты о чем, Таппенс?

— Грин-эн-Ло! Томми! Мы читали не с того конца! Надо было наоборот.

— Что наоборот? «Ол», «не», а потом вообще «нирг». Абсурд!

— Да нет же, Томми, просто поменяй их местами. Немного похоже на то, что проделал Александр в той книге. Прочитай эти слова в другом порядке. Ну! Что получится? Лоэн-грин!

Томми нахмурился.

— Еще не понял? — спросила Таппенс. — Лоэнгрин! Лебедь! Опера! [113] «Лоэнгрин» — опера немецкого композитора Рихарда Вагнера(1813–1883), написанная на основе древнегерманских сказаний в 1848 году. Ну ты же знаешь «Лоэнгрин» Вагнера.

— А лебеди-то здесь при чем?

— Есть и лебеди! Это же садовые табуреты с лебедями! Помнишь, в Кей-кей мы нашли два садовых фарфоровых табурета, синий и голубой. У моей тетки были точно такие же. Их называли «Оксфорд» и «Кембридж». Оксфорд, боюсь, я разбила, а Кембридж так там и стоит! Голубой. Ну как ты не понимаешь? Лоэнгрин! Что-то спрятано в одном из этих двух лебедей. Томми, мы должны немедленно осмотреть голубой Кембридж. Он так и остался в Кей-кей. Ну идем же.

— В одиннадцать вечера? Ни за что.

— Ладно. Тогда, значит, утром. Тебе завтра не нужно в Лондон?

— Нет.

— Вот и хорошо.

— Даже не представляю, как вы думаете управляться с садом, — ворчал Альберт. — Я, конечно, кое-что там порыхлил, но как быть с огородом? В огородах я совершенно не разбираюсь. Хорошо бы этот мальчишка помог! Он, кстати, опять здесь. Спрашивает вас, мэм.

— А… мальчишка, — откликнулась Таппенс. — Рыжеволосый?

— Нет, другой. С белобрысыми патлами чуть не до пояса. Имя у него еще такое дворцовое. Кларенс.

— Кларенс-Хаус… [114] Кларенс-Хаус — название большого здания в Лондоне близ Сент-Джеймсского дворца, вестминстерская резиденция членов королевской семьи. А что, хорошо звучит.

— Да уж конечно, — ухмыльнулся Альберт. — Он ждет у двери. Говорит, хочет помочь.

— Вот и прекрасно!

Кларенса она нашла на веранде. Сидя на ветхом плетеном стуле, он уплетал картофельные чипсы, заедая их шоколадкой, которую держал в правой руке.

— Доброе утро, миссис, — сказал он. — Заглянул спросить, не надо ли чем помочь.

— Вообще-то не отказались бы, — ответила Таппенс. — Ты, если не ошибаюсь, тоже иногда помогал Айзеку в саду?

— Приходилось. Я, конечно, не сильно разбираюсь, да ведь и Айзек, прямо сказать, не был великим садовником. У него лучше получалось рассказывать, как хорошо было раньше и как плохо теперь и как повезло тем, кто нанимал его на работу. Говорил, будто служил главным садовником у мистера Болингоу. Слыхали о таком? У него огромный дом был вверх по реке. Сейчас там школа. А бабушка говорит, что мистер Болингоу не подпустил бы Айзека и близко к своему саду.

— Ну и Бог с ним, — сказала Таппенс. — Хорошо, что ты зашел. Мы тут как раз собирались вытащить кое-что из оранжереи.

— Откуда? А, из Кей-кей…

— Совершенно верно. Удивительно, что ты знаешь ее название.

— А ее по-другому никто кроме вас сроду не называл. Вроде как по-японски.

— Ну, тогда пошли, — сказала Таппенс.

Процессия из Томми, Таппенс, Кларенса, пса Ганнибала и замыкающего Альберта, оставившего ради такого мероприятия мытье посуды, двинулась к оранжерее. На полпути Ганнибал покинул строй и, совершив обходной маневр, оказался у дверей Кей-кей первым, чтобы поприветствовать подтянувшуюся процессию радостным лаем.

— Давай, Ганнибал, — подбодрила его Таппенс. — Отыщи нам что-нибудь.

— Это что за порода? — поинтересовался Кларенс. — Я слышал, бывают специальные собаки против крыс. Он не из этих?

— Их этих самых, — подтвердил Томми. — Староанглийский черный манчестер-терьер. С подпалинами.

Ганнибал обернулся, вильнул туловищем, восторженно забил хвостом и уселся с крайне горделивым видом.

— А он кусается? — спросил Кларенс.

— Он охраняет, — уточнила Таппенс. — В основном, меня.

— Точно. Приглядывает за ней в мое отсутствие, — насмешливо добавил Томми. — Кстати, почтальон жаловался. Говорит, дня четыре назад Ганнибал его чуть не укусил.

— Мы просто не очень любим почтальонов, правда, мой золотой? — Таппенс потрепала пса и, выпрямившись, толкнула дверь оранжереи. — Ха! А дверь-то заперта! Хотела бы я знать, где ключ.

— Я знаю, — отозвался Кларенс. — В сарае. Рядом с цветочными горшками.

Он отошел и вскоре вернулся со ржавым, но смазанным маслом ключом.

— Похоже, Айзек его смазал, — заметил он.