Штефан Хаузнер - Даже если это будет стоить мне жизни! Системные расстановки в случае тяжёлых заболеваний и устойчивых симптомов

решаю дальше работать с ней самой. Я приглашаю ее занять место в расстановке и предлагаю: «Посмотри этой женщине в глаза и скажи: "Я обязана тебе жизнью и я уважаю то, что тебе пришлось из-за этого страдать. Ты относишься к нам, и я даю тебе место в моем сердце"». С огромной болью она повторяет предложенные слова, и заместительница лагерного врача с облегчением отвечает: «Это хорошо! Теперь я могу дышать и намного лучше держусь на ногах».

Пациентка говорит: «Для меня это чуть ли не слишком, мне невыносимо видеть, как она страдает».

Тут заместительница врача по собственной инициативе отвечает: «Видеть, что ты жива - это радость для меня, это дает мне ощущение глубокого умиротворения». На этих словах они подходят друг к другу и долго обнимаются.

В тот момент, когда пациентке удается с любовью и без сожаления встретиться с лагерным врачом, заместительница симптоматики начинает выходить из расстановки.

Голод: «Кто питает кровь?»

(пациентка с анемией)

Женщина средних лет уже много лет страдает тяжелой анемией и регулярно принимает препараты железа. Время от времени ей делают переливание крови, чтобы восполнить постоянно возобновляющийся дефицит красных кровяных телец. Когда я слышу диагноз бледной и худой пациентки, у меня спонтанно возникает вопрос: «Кто дает пищу? Кто является питающим принципом?»

Пациентка не понимает вопрос. Я медленно и отчетливо повторяю: «Кто питает кровь?»

Поскольку пациентка не знает, как ей понимать мой вопрос, я отвечаю сам: «Мать!»

Когда звучит слово «мать», пациентка сразу начинает бороться со слезами и говорит: «Для меня это очень грустно. Я вижу образы войны и голодающих людей. Я родилась в Лондоне вскоре после войны. Это было страшное время, неописуемая бедность. В городе был такой голод, что родители отправили меня к родственникам в деревню, наверное, боялись, что я не выживу. В 17 лет я по обмену на год приехала сюда, в Соединенные Штаты. В 24 года я вернулась в США и осталась здесь».

Я прерываю ее рассказ, выбираю заместительницу для ее матери и ставлю напротив пациентки. Ей нужно время, чтобы встретиться с матерью взглядом, и когда ей постепенно удается позволить появиться контакту, я повторяю вопрос: «Кто дает пишу?»

Пациентка больше не в состоянии сдерживать слезы, и с огромной болью она прижимается к матери. Они долго и тепло обнимаются.

Через некоторое время я предлагаю ей сказать: «Дорогая мама, спасибо! Спасибо за все, что ты мне дала. От тебя я получила жизнь. Спасибо!»

Пациентке удается совершить движение к матери, однако заместительница матери нетвердо стоит на ногах и то и дело смотрит на пол справа позади себя. Следуя за ее взглядом, я прошу трех участников группы встать на то место, куда она периодически смотрит, в качестве заместителей для тех людей, кто не выжил во время голода в Лондоне.

При виде умерших пациентке становится трудно дышать. Она теснее прижимается к матери, и я предлагаю ей сказать заместителям умерших: «Я помню о ваших страданиях и, выражая вам свое признание, принимаю то, что мне подарено».

Поразительным образом при этих словах бледность пациентки проходит, в ее лице появляется цвет. Я еще раз повторяю исходный вопрос: «Кто питает кровь?» Теперь пациентка понимающе кивает, с благодарностью смотрит на меня и говорит: «Моя мать. И я прямо-таки чувствую, как это работает в моих костях!»

Через год я снова встречаю эту пациентку на обучающей группе. Она хочет углубить свое знакомство с расстановочной работой. Во время перерыва она рассказывает мне о позитивном эффекте той короткой работы, сделанной год назад. Она с удовольствием откликнулась на мою просьбу записать свою историю.

Поводом для того, чтобы в качестве пациентки записаться на семейную расстановку, стало беспокойство в связи с низким количеством у меня красных кровяных телец. Врачи говорили, что это может быть признаком поздней лейкемии. Раньше у меня были пищевые нарушения. Сначала у меня была анорексия, потом булимия. Моя мать была мной беременна, когда в конце войны на Лондон падали бомбы. Я родилась незадолго до конца войны. Через полтора года на свет появился мой брат и чуть не умер от недоедания. Меня отправили к родственникам в деревню, потому что там было больше еды. В это время я попала в больницу, после того как без видимых причин потеряла сознание.

Из расстановки я помню, что передо мной поставили заместительницу моей матери. Позже были добавлены заместители голодавших во время войны людей.

Особенно сильное и глубокое влияние в терапевтической работе в рамках расстановочной группы на меня оказали следующие моменты:

1. Первая фраза, которая очень просто установила связь между кровью, питанием (пищей) и матерью. Эта фраза вывела на передний план мою основную тему в отношениях с матерью.

2. Когда я сидела перед матерью, я точно почувствовала в своем теле сопротивление и в то же время потребность быть открытой для нее.

3. Когда я произнесла фразу: «От тебя я получила жизнь. Спасибо!», я почувствовала, как сопротивление стало меньше, а я вся мягче.

4. Объятие и ощущение того, что меня держат.

5. Фраза, обращенная к голодавшим во время войны людям: «Я помню о ваших страданиях». Благодаря этой фразе я смогла принять мои прошлые пищевые нарушения как то, что относится ко мне, а еще у меня было ощущение, что я «прихожу в согласие» с тем тяжелым, что было на войне, от чего так страдали три поколения моей семьи. В моих постоянных проблемах с едой я увидела связь моей судьбы с судьбами моих предков.

После расстановки в моей жизни произошли большие перемены. Сначала физические: количество красных кровяных телец теперь в пределах нормы. Также у меня улучшилась плотность костей, и диагноз «остеопороз» заменили на «остеопения». Еще я начала без ограничений есть. Я поправилась, и многие люди теперь говорят, что я очень хорошо выгляжу. Я чувствую себя полной сил и энергии. Мои отношения с матерью стали глубже и ближе, у нас теперь больше близости с обеих сторон. Я знаю, что у меня есть место в ее сердце, а у нее — в моем. Я чувствую к ней любовь и уважение. Более сердечными стали отношения с моими дочерьми (им сейчас около 30 лет). Я чувствую с ними больше связи и в то же время могу лучше обходиться с дистанцией. Отношения с мужем тоже стали глубже, а моя психотерапевтическая практика начала расти, что я расцениваю как признак моей растущей живости.

За последние три месяца моя мать перенесла ряд простудных заболеваний, из-за чего она очень ослабла. В наших разговорах она сказала мне, что чувствует, как ее энергия уменьшается, и я вижу, что она готовится к смерти. В августе ей исполнится 91 год. В эти три месяца мне тоже было очень плохо. Сначала был желудочно-кишечный грипп, затем тяжелая простуда, после которой я с трудом восстановилась. Однажды ночью я проснулась с очень болезненным спазмом в ноге, точно так же, как моя мать просыпается по ночам со спазмами из-за сужающихся вен и артерий. С этого времени я снова начала есть нездоровую пищу (слишком много сахара), хотя врачи говорят, что с возрастом для меня повышается риск заболеть диабетом, поскольку во время беременностей я уже сталкивалась с повышенным уровнем сахара. Я снова с еще большей силой почувствовала желание быть рядом с матерью, пока она не умерла, и снова почувствовала, как поднимается злость из-за тех вещей, которые случились со мной в подростковом возрасте.