Джарон Ланир - На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности

Я могу понять, почему многие из молодых технарей подались в либертарианцы. То, что Кремниевой долиной управляет правительство, может показаться задуманным специально, чтобы разозлить технарей.

На это часто жалуются.

Например, наш мост через залив между Сан-Франциско и Оклендом был построен в период с 1933 по 1936 год и считался самым длинным в мире.

На самом деле это два моста, соединенных туннелем, прорытым в острове посреди залива. Землетрясение 1989 года повредило одну секцию моста – не со стороны Сан-Франциско, где находится знаменитый навесной мост; эта древняя конструкция устояла. Проблема была в дешевой секции, которая вела в Окленд.

Ремонтные работы обсуждались так долго, что их начали только в 2002 году; пролет моста, предназначенный на замену, был закрыт вплоть до 2013 года. И даже после выхода этой книги поврежденная секция моста не будет окончательно снесена.

Если вы родились в начале века, значит, правительству потребовалось время длиннее всей вашей жизни, чтобы починить мост, построенный за три года в примитивных условиях, до появления самых первых экспериментальных компьютеров. Но при этом такие продукты, как iPhone и Facebook, могут изменить мир всего за несколько месяцев.

Я верю в то, что демократия работает, потому что видел достаточно альтернатив, но если все, что вы видели, – это разработчики технологий и мост между Сан-Франциско и Оклендом, ваши ощущения будут совершенно другими. – Прим. авт.

Настоящим хитом Выставки потребительской электроники в 2017 году стало круглое стационарное устройство, которое слушает тебя, говорит с тобой и улучшает твою жизнь. Люди хотят покупать HAL! – Прим. авт.

Пока я писал книгу, моя практикантка Джудит Аморес создала приложение для HoloLens, с помощью которого можно добавлять в реальный мир картины и скульптуры. Можно создавать скульптуры из радужных структур, распылять по стенам граффити, даже добавлять людей, и они будут там держаться, а можно брать куски цветной пасты и изгибать их, придавать им разные формы. Я взял его с собой в лес. Можно запросто пройти мимо дерева, принимая его существование как должное. Можно эгоистично испортить или уничтожить дерево. А можно виртуально украсить дерево, а затем убрать сделанное. И тогда проявится реальность дерева. – Прим. авт.

Нас всех испортил iPhone. Он появился мгновенно, и все смартфоны, которые появились вслед за ним, тоже вступили в эту гонку со временем. Но это не нормальная ситуация. Так не происходит почти никогда. Персональные компьютеры не набрали популярность так быстро и беспрепятственно, равно как и социальные сети, но все же эти технологии стали крупномасштабными. Им просто потребовалось немного больше времени. Если для того, чтобы принять технологию и разобраться в ней, требуется некоторое время, это вовсе не значит, что мир ее отверг. Я считаю, что настало время высказать. Возможно, популярность виртуальной реальности приобретет огромный, просто небывалый размах, и важнее всего будет сгладить неприятные перегибы, которые из-за этого возникнут. – Прим. авт.

Ходить по каналу – «быть на линии», то есть онлайн, – теперь понятно? – Прим. авт.

Ха, пока я редактирую текст расшифровки этого старого выступления, она УЖЕ зашла достаточно далеко в будущее; а в заливе все еще не водится гигантских, искусственно созданных тварей. – Прим. авт.

Во втором приложении, посвященном фенотропному программированию, я немного рассказываю о том, как это можно сделать. – Прим. авт.

См. «Сквозь зеркало языка» Гая Дойчера. – Прим. авт.

Я годами размышлял о ведерках с синими объектами, но сейчас я могу привести примеры конкретных экспериментов. Возможно, придуманному мной старому макгаффину настала пора уйти на покой.

В алгоритмах машинного обучения, например тех, которые предлагают отличать собак от кошек, мы просим множество людей определить принадлежность объектов к категориям; кошки, собаки или синие объекты. Обычно они делают это для нас бесплатно в качестве участия в онлайн-игре или просто в новом и необычном мероприятии.

Затем мы задействуем сети обратной связи статистических корреляций, названных алгоритмами машинного обучения, с целью уловить то, что все эти люди нам сообщили. Впоследствии получившиеся программы могут различать и классифицировать собак, кошек и синие объекты зачастую так же хорошо, как среднестатистический человек, а то и лучше.

Так что ведерко из моего старого мысленного эксперимента получило воплощение. (Мне даже довелось поработать с самыми первыми алгоритмами.)

В 1980-е, когда я вел беседы, мне приходилось оспаривать главенство абстракций и символов, поскольку они были слишком уж дороги ученым-теоретикам. Но сейчас, когда алгоритмы машинного обучения не просто работают сравнительно эффективно, у меня появилась проблема противоположного толка.

Сейчас всем нужно напоминать, что одно их умение отличить кошку от собаки не означает того, что вся сфера познания стала понятной.

В человеческом мозге остается что-то вне взаимоотнесенностей. Например, мы не соотносим случайные новые математические выражения со старыми верными выражениями, чтобы вывести новые верные математические выражения. Мы понимаем математику, но не понимаем, что такое понимание. Пока что не существует научного описания идеи. Возможно, когда-нибудь оно появится, но сейчас его нет. Мы способны забывать то, чего не понимаем. Мы легко сбиваем себя с толку.

Мой друг Блейз Агуэра-и-Аркас (бывший сотрудник Microsoft Labs и нынешний сотрудник Google) и его коллеги попытались запустить алгоритмы машинного обучения в обратном порядке, чтобы выяснить, смогут ли в результате проявиться платоновские образы кошек или собак. Их работу стоит проводить с творческим подходом, но это может оказаться забавным и сюрреалистичным.

Мы не знаем, существуют ли в человеческом мозге платоновские образы кошек или собак. Нам известно лишь то, что при виде кошки или собаки активизируются разные нейроны, но нам неизвестно, как или почему.

Поскольку я не знаю, что такое символическая коммуникация, или даже того, будет ли она рассматриваться как полноценная концепция лет через пятьдесят, я не могу на самом деле знать, что такое постсимволическая коммуникация. И спустя все эти десятилетия мне до сих пор нравится понятие постсимволической коммуникации, поскольку оно делает акцент на том, что мы можем тянуться так далеко, насколько способны, чтобы обнаружить, что в виртуальной реальности может оказаться новым. – Прим. авт.