Герда Грау - Анубис

Абракадабра, названная официанту, оказалась очень неплохим вином.

С набитым ртом разговор не клеился. Официант принес им кофе, десерт и еще одну запасную свечу в точно таком же, только белом стаканчике вместо красного, и Гейл от нечего делать решил поджечь ее самостоятельно, раз уж у них такая приватная вечеринка, что даже до свечей дошло. Все лучше, чем сидеть как пень, не умея выдумать приличную тему для общения. Раньше это всегда брал на себя Тед.

Он вытащил зажигалку, но Лаудер вдруг бросил салфетку на стол и поднялся.

— Оставайтесь на месте, Эндрюс, — велел он, когда увидел положенное по этикету движение Гейла. — Я на минуту.

Гейл плюхнулся обратно и проводил его взглядом.

«Здесь не Мумбаи. Здесь все свои».

«На Мумбаи тоже были все свои, — напомнил внутренний голос. — И даже больше — одна была твоей любовницей. Чем кончилось? Где сейчас Тед?»

Он достал сигареты, но колесико зажигалки раз за разом прокручивалось впустую, пришлось воспользоваться горящей свечой.

Исходные условия: никто не звонил, записок не приносили, на словах тоже ничего не передавали. Но Лаудер встал и ушел очень целенаправленно, даже быстро, как человек, который знает, куда идет и зачем. Может, решил коктейль в баре заказать? Почему не сделал этого, когда официант был рядом? Или это паранойя, а Лаудеру, как всем смертным, просто захотелось в уборную?

Версия была бы логичной, не имей она один серьезный недостаток: вход в уборную для посетителей веранды открывался с этой самой веранды, помещение было двусторонним, и он, Гейл, воспользовался им полчаса назад. А Лаудер прошел в здание ресторана. И люди, которые смотрели на них в окно, они ведь ему не показались.

Он развернулся и откинулся на стуле так, чтобы видеть обеденный зал сквозь единственное незанавешенное окно, оставленное открытым для вентиляции. Столики и барная стойка с веранды просматривались хорошо, но Лаудера нигде не было. Пять минут Гейл дал на то, что Лаудеру понадобилось позвонить без свидетелей из холла. Проверить было легко, достаточно его вызвать и услышать сигнал занятости, но неожиданно догнала мысль, что сделать он этого не может. Не знает номера. Как-то в голову не пришло спросить после всех сегодняшних передряг, а раньше и не полагалось. Дерьмовый просчет, пад не только средство связи, но и маяк, позиционирующий своего носителя на местности.

Зажав сигарету зубами, чтобы освободить руки, Гейл вытащил из заднего кармана брюк свой телефон, вызвал справочную систему оператора связи, которым пользовались на Аяксе, и набрал фамилию Лаудера в сочетании с именем.

Абонент отсутствует.

Подключен к другой сети, аайской, а здешний оператор просто принял его номер на обслуживание? Но в аайской сети майора Эрне Лаудера он тоже не нашел. Это выглядело какой-то шуткой. В училище курсанты столько раз видели, как он разговаривает по телефону, что тот просто не может нигде не числиться. Какой-нибудь новый оператор с привлекательным льготным тарифом?

Он вбил в поисковую строку браузера нужные слова, успел сделать несколько затяжек, пока вращался значок ожидания, но по окончании поиска тупая машина высыпала ему восемьсот с лишним страниц упоминаний известного косметического бренда, и Гейл с досадой плюнул. Ткнув окурок в пепельницу, он обратился к собственным поисковым средствам.

Посетителей ресторана было много, но среди них ни одного знакомого лица, чтобы задать вопрос. Попробовать взять в разработку официанта, который их обслуживал? Что-то подсказывало, что никакой информации о своем клиенте тот добровольно не даст. Да и в поле видимости его сейчас не наблюдалось, не врываться же на кухню, чтобы его потрясти. Вот на веранде под прикрытием ширмы — да, но этот момент он упустил.

Упершись ногами в стул у соседнего стола для устойчивости, Гейл активировал имплант и стал дожидаться, пока картина установится максимально четко.

Пространство размылось волной, в животе возникло чувство провала, и в черноте его второго дрифтерского зрения люди пропали. Электронные устройства, которыми до упора был нашпигован ресторан, выглядели планетами неизвестной системы, обращающимися вокруг центральной звезды, которой был он сам. Яркие и не очень свечения стандартных падов, электронных кофемашин, настенных дозаторов для санитайзеров, глазков присмотра за залом, выведенных в кухню, а также плееры, лэптопы и даже банковский терминал в углу зала — все они были встроены в единый узор энергоснабжения и потребления.

Информационные потоки выглядели иначе, еле заметными, квантовыми, если примитивно описать их структуру, нитями, состоящими из множества отдельных частиц. Они возникали и распадались, обменивались наполненностью и светимостью, порождая различные по напряженности поля и вторичные излучения, пространство было забито ими до отказа. Какие-то планеты были постоянно и тесно связаны между собой (синхронизированные ноутбуки и пады), какие-то работали автономно, но подозрительно активной не выглядела ни одна.

Гейл вышел из дрифта, торопливо хлебнул еще теплого кофе, вдогонку отправив большую ложку тирамису — калории расходуются быстро, если не встраиваешься ни в одну линию, занимая у нее энергию. Можно влететь в гипердрифт, опробовано собственной шкурой на третьем курсе, мерзкое ощущение. Он бы и сахарницу опрокинул в рот, но побоялся привлечь чужое внимание.

Дальше что?

Сектор закрытый, просматривается спецслужбами, значит, на каждой улице есть пара-тройка камер наблюдения, и уж события десятиминутной давности там наверняка имеются. Для начала нужно понять, выходил Лаудер из ресторана или нет. Если вышел, это одно. А если нет… Тед когда-то тоже просто не вышел из ресторана, и пад у него в тот момент был с собой.

Повторять свои ошибки он не собирался. Имплант нашел работающие на улице камеры, в считанные секунды определил, куда они копируют архив, и Гейл въехал в него без всякой осторожности, как пиратский бриг в гавань с утлыми суденышками. Сервер защищали какие-то программы, но он не стал их дифференцировать, просто отключил всю защиту разом, подвесив процессы на паузу в долю секунды. Отправив файлы себе в пад, он вернулся в реальность просмотреть добычу в ускоренном режиме и доесть тирамису.

На всех трех записях была зафиксирована одна и та же картина: пустынный тротуар, качающиеся от вечерней продувки улиц деревья, какая-то парочка, остановившаяся вдалеке поцеловаться и понятия не имевшая, что на них смотрят. Лаудера на этих записях не было. Лестница в холл оставалась пустой, дверь не открывалась и не закрывалась. Круг сужался до ресторана и его подсобок.