Элизабет Ноэль-Нойман - Общественное мнение [Открытие спирали молчания]

Эрих Ламп, проанализировав проявления публично­сти и общественного мнения в Ветхом Завете 15 , справед­ливо отметил, что в литературе на эту тему не найти ни единого высказывания относительно значения некоторых событий, описанных в Библии. Конечно, если разработан­ная теория общественного мнения вообще приносит ка– кую-то пользу, то последняя должна заключаться в том, чтобы в новом свете видеть и лучше понимать проявления общес?венного мнения. Так, царь Давид намного уверен­нее обращается с общественным мнением, чем его пред* шественник царь Саул или его последователь царь Соло­мон, не говоря уже о столь неудачливом наследнике по­следнего Ровоаме. Может быть, стоит изучать опыт преус­певших государственных деятелей и политиков с точки зрения достоверности и надежности их суждений об обще­ственном мнении?
В этом плане интересно мнение об Александре Вели­ком уже упоминавшегося выше английского схоласта Й. фон Солсбери, для которого не было более убедитель­ного свидетельства того, что Александр действительно ве­ликий государственный деятель, чем поведение самого полководца в тот момент, когда военный суд вынес свой вердикт не в его пользу. Александр поблагодарил судей за то, что вера в справедливость была для них важнее, чем власть царя 16 . Самым же великим среди всех языческих римских цезарей Солсбери считал Траяна, руководству­ясь в своей оценке тем же понятием «opinio publica», кото­рое он хорошо усвоил: когда Траяна упрекали за его бли­зость к народу, он обычно отвечал, что хотел бы быть та­ким царем для частных лиц, о каком он мечтал, когда сам являлся частным лицом 17 . Очевидно, в отношении обще­ственного мнения к великим правителям смешиваются два противоположных элемента: харизма и в то же время доступность, близость.
Зви Яветц в своей работе о Юлии Цезаре и обществен­ном мнении обращает внимание на то, как свободно чув­ствовал себя Юлий Цезарь в общении с широкими народ­ными массами и как он раздражался, общаясь с сенатора­ми. Современные исторические исследования, считает Яветц, пренебрегают значением слова existimatio, которое словари переводят как «репутация», «оценка». Данное по­нятие, согласно Яветцу, употребляли уже римляне, когда
речь шла о том, что сейчас называют общественным мне­нием 18 . Existimatio предполагает также некую статистиче­скую оценку, отдаленно связанную с идеей квазистати­стического смысла в теории спирали молчания.
Мой профессиональный опыт подсказывает мне, что преуспевающие политики отличаются способностью оце­нивать общественное мнение без демоскопии. Это наво­дит на мысль писать историю и с этой перспективы — портреты государственных деятелей с точки зрения их от­ношения к общественному мнению. На майнцском семи­наре вопросник для анализа литературы по общественно­му мнению мы начали применять к государственным де­ятелям. Мы проанализировали таким образом Ришелье. В «Политическом завещании», адресованном Людовику XIII, Ришелье (1585—1642) описывает власть правителя в виде дерева с четырьмя ветвями — войском, текущими до­ходами, общим капиталом и репутацией. Эта четвертая ветвь — репутация — важнее трех других. Государь с хоро­шей репутацией одним своим именем добивается боль­шего, чем другие, менее уважаемые, с помощью армий. Ришелье поясняет, что при этом он имеет в виду хорошее мнение у народа. Корень власти государя — корень дере­ва — образуется «сокровищницей сердца» («1е tresor des coeurs») его подданных. Но Ришелье в своем «Завещании» ведет речь и о мировой общественности «смехе всего ми­ра» («1а risee du monde»), который является нежелатель­ным. Касаясь политических решений — добиться наконец запрета дуэлей или покончить с продажностью ве­домств, — Ришелье приводит точку зрения общественно­го мнения — данные «за» и «против» указанных мер. Ока­залось, что меньшую значимость имеют соображения ра­зума; по его представлениям, это скорее вопрос морально­го воздействия — именно «смеха всего мира» 19 . В борьбе со своими противниками Ришелье успешно использует и новое публицистическое оружие — первые газеты, кото­рые начали выходить в 1609 г., — «Mercure Frangais», а поз­днее и собственную — «La Gazette de France».
Бернд Нидерманн, автор реферата о Ришелье, высту­пая на семинаре в Майнце, предложил: «Мы должны с по­мощью своего вопросника изучить Наполеона, Меттерни– ха, Бисмарка!»

Тот не король, кто роняет себя в общественном мнении (Аристотель)
Вполне возможно, что Цезарь не был бы убит, если бы не утратил чутья относительно общественного мнения. По­чему, спрашивает Зви Яветц, он распустил свою испан­скую охрану? Явись он в сенат в ее сопровождении, убий­цы не решились бы напасть на него. Может быть, слиш­ком долг ое пребывание Цезаря за границей притупило его отпущение общественного мнения? На мартовские иды — как оказалось впоследствии, после своей смерти — он на­мечал объявить войну с парфянами. Вспоминаются пре­достережения Аристотеля и Эразма: Эразм предупреждает государя не задерживаться подолгу за границей, чтобы не утратить связь с общественным мнением. Человек, подол­гу живущий за рубежом, становится слишком непохожим на свой народ. Успешное же господство основывается на некотором чувстве семейного родства между правителем и его народом. Эразм даже предостерегает от распростра­ненной в его время политики династических браков: жена из чужой царствующей семьи отдаляет от собственного народа.
Изменился бы ход событий Французской революции, если бы Людовик XVI не женился на австрийке Марии Антуанетте? Ей, восторженно приветствуемой первона­чально ликующими уличными толпами, пришлось пере­жить и иные минуты, когда люди, завидев карету короле­вы, поворачивались к ней спиной.
По меньшей мере четыре года поисков ушло на то, что­бы восстановить истиный смысл жестоких слов Марии Антуанетты: «Если у людей нет хлеба, почему они не едят пирожки?» Я всегда говорила, что не верю, будто на самом деле все обстояло так, как нам это описывают. Однажды вечером в Майнце ко мне пришла Вильтруд Циглер и ра­достно сообщила, что выяснила исторические обстоятель­ства, связанные с этим эпизодом. Он разыгрался в один из тех голодных 80-х годов, которые нередко выпадали в тот период на долю Франции. На площади перед королевским дворцом собралась толпа голодных людей, которые, обра­тив взоры к окнам дворца, просили о хлебе. Мария Антуа­нетта, которая в это время ужинала, огляделась в столовой и, не увидев хлеба, спросила, указывая на стол с пирожка­
ми: «Если нет хлеба, почему мы не дадим бедным людям эти пирожки?» 20
Перефразирование слов Марии Антуанетты не в ее пользу было исполнено мастерски. Я никогда не засомне­валась бы в аутентичности этого слуха-высказывания, не будь у меня за плечами многолетнего опыта изучения об­щественного мнения, обогатившего мою восприимчи­вость. Если общественное мнение стало вдруг таким враж­дебным — что тут можно поделать? Ведь любой шаг, каж­дое слово легко превратить в оружие.
Гомерический смех
Мне могут сказать, что мое изложение скачкообразно. И правда, оно хронологически не упорядочено. Порядок, од­нако, состоит в том, что феномен общественного мнения рассматривается с разных сторон. И теперь, после пред­принятых мною размышлений над Ветхим Заветом, я возвращаюсь к самым ранним документам письменно­сти. К древнейшим литературным текстам Запада сегодня относят «Илиаду» и «Одиссею». В качестве легенд они из­давна передавались устно, прежде чем Гомер записал их в VIII в. до н.э. Тассило Циммерман проанализировал «Илиаду» с помощью майнцского вопросника по обще­ственному мнению 21 . Его дипломную работу я и изложу здесь вкратце.
Циммерман обратился к типичной сцене. Во второй песне «Илиады» Гомер описывает, как Агамемнон, со­звав воинов, хочет проверить их боевой дух и произносит провокационную речь. Он начинает перечислять все ар­гументы за то, чтобы прервать долгую, растянувшуюся почти на девять лет войну вокруг Трои и возвратиться «в драгое отечество наше». В ответ на его слова в войске тво­рится что-то невообразимое. Конрад Лоренц описывает его как стаю галок, которая с громкими криками «дьяк», «дьёк» — «Вставайте — и в лес!», «Вставайте — и в по­ле!» — мечется туда-сюда, пока наконец один из вожаков стаи не одерживает верх и птицы не улетают в одном на­правлении 22 .
Ахейцы вскочили, «с криком ужасным / Бросились все к кораблям; под стопами их прах, подымаясь, / Облаком
в воздухе стал; вопиют, убеждают друг друга / Быстро суда захватить и спускать на широкое море; / Рвы очищают; уже до небес подымалися крики / Жаждущих в домы; уже кораблей вырывали подпоры». Одиссею удается остано­вить их: «К каждому он подходил и удерживал кроткою речью… / Если ж кого-либо шумного он находил меж на­рода, / Скиптром его поражал и обуздывал грозною речью». Сумел он усмирить и главного виновника антиво­енных настроений в стане ахейцев — Терсита, на которого можно излить всю ярость: «Муж безобразнейший… / Был косоглаз и хромоног: совершенно горбатый сзади / Плечи на персях сходились; глава у него подымалась / Борода вверх острием и была лишь редким усеяна пухом».
Что выкрикивает, ругаясь, Терсит, то думает большин­ство. Но Одиссей откровенно издевается над ним, «обуз­дав велеречье» «ругателя буйного»; гомерический смех подхватывают воины — «все… от сердца над ним рассмея­лись» 23 . Терсит осмеян и наказан — он одинок, войско ахейцев снова сошло на сушу, приняв решение продол­жать осаду Трои.
Гомер нигде ни слова не говорит об общественном мнении. Но он описывает роль смеха как угрозы изоля­ции, которая имеет решающее значение для процесса об­щественного мнения. Французский медиевист Жак Jle Гофф, который посвятил проблеме смеха одну из своих работ, писал, что в древнееврейском и греческом языках существовали два различных слова: для позитивного, дру­желюбного, вызывающего сплочение смеха и для нега­тивного, злого, обосабливающего смеха, высмеивания. Лишь у бедных в языковом отношении римлян оба слова редуцировались в одно — «смех» 24 .
Итак, мы подошли к вопросу о средствах для выра­жения угрозы изоляции. Как индивид узнаёт, что он от­клонился от единодушия в общественном мнении и ему следует преодолеть это отклонение, чтобы не быть вы­толкнутым из дружеского сообщества, не оказаться в изоляции? Есть много сигналов, предупреждающих об этой угрозе, но особую роль здесь играет смех. Мы еще вернемся к этому положению в последней главе, когда будем обсуждать работы по теории общественного мне­ния.