Элизабет Ноэль-Нойман - Общественное мнение [Открытие спирали молчания]

Неписаные законы
Греки воспринимали воздействие общественного мнения как нечто само собой разумеющееся и обычное. Отсюда — столь непосредственное отношение у них к неписаным за­конам. Этой проблеме посвящена дипломная работа Аннэ Екель «Неписаные законы в свете социально-психологи­ческой теории общественного мнения», главу 2 которой я попытаюсь здесь вкратце изложить. Первое упоминание о неписаных законах мы находим в многотомной «Исто­рии» Фукидида (460—400 до н.э.), посвященной Пелопон­несской войне, а именно в речи Перикла, в уста которого Фукидид вкладывает идею величия Афин, павших в пер­вый год войны (431—430 до н.э.). Вот этот отрывок:
«При таком бережном обращении человека с челове­ком мы не допускаем в государстве, даже из страха, нару­шений закона, непослушания по отношению к ежегодно сменяемым чиновникам и по отношению к законам, пре­имущественно к тем, которые существуют на пользу и в защиту преследуемых, а также по отношению к неписа­ным законам, которые по общему приговору могут обречь на позор» 25 .
В других отрывках у греческих авторов также идет речь о «неписаных законах» 26 . Однако все, что следовало бы здесь сказать, уже сказано Периклом. Неписаные законы не существуют в письменной форме. Но от этого они не становятся менее принудительными, чем письменно за­фиксированные, скорее наоборот, мотив принуждения в них звучит даже сильнее, на что впоследствии обратил внимание Джон Локк, описывая три типа законов 27 .
Неписаные законы — это не просто право, основанное на привычках. Привычка не может так сильно воздейство­вать на индивида, принуждая его к выполнению предпи­саний. Это происходит лишь там, как заметил Дж. Локк, где за нарушение закона следует болезненно ощутимое на­казание. Но наказания в тексте закона нигде не оговарива­ются. Кто из этого делает вывод, что мы их не ощущаем в действительности, тот не знает человеческой природы, предупреждает Дж. Локк. Позор, о котором говорит Пе– рикл, потеря чести, уважения сограждан, «налагающих штраф» силой своего общего мнения, — это самое тяжкое, что может случиться с каждым, считал Фукидид.

Неписаные законы содержат моральные нормы, их на­рушение ведет к общественному презрению морального характера. Платон объясняет, что соотношение между пи­саными и неписаными законами можно сравнить с соот­ношением души и тела. Неписаные законы — это не про­сто дополнение к письменно зафиксированным законам, они являются фундаментом самих законов.
Согласно Периклу, нарушение неписаных законов приносит, по общему суждению, позор. Выражение «об­щее суждение», считает А. Екель, неточно передает значе­ние греческого оригинала, который следовало бы переве­сти как «общественное мнение». В контексте всего предло­жения, как указывается в немецком варианте перевода, «общее суждение — странный образ» 28 . И действительно, у Платона в оригинале написано, что оно имеет «dynamis», т.е. «влияние», «власть», «воздействие». Вот откуда в анг­лийском переводе появляется фраза: «Общественное мне­ние имеет поразительное влияние…» 29
В главе, которую я пересказала, Аннэ Екель, исследуя дискуссии филологов древности о понятии «неписаные законы», постоянно возвращается к греческим текстам. Поэтому можно утверждать, что связь между обществен­ным мнением и вынужденным молчанием у Платона бы­ла действительно выражена, а не приписана ему позднее его многочисленными интерпретаторами. «В рассматри­ваемом отрывке из "Законов" Платон не только указыва­ет на то, что влияние общественного мнения порождает и поддерживает неписаные законы, но и уточняет, как оно воздействует на людей: общественное мнение заставляет замолчать несогласные с ним мнения, потому что никто не отваживается даже "выдохнуть" позицию, противоре­чащую неписаным законам» 30 .
Общественная и частная жизнь: Мишель Монтень
На семинарских занятиях студенты упорно настаивали на том, что общественное мнение в древности было делом элиты, высших слоев общества. Но уже Монтень в своих «Опытах» (1588) доказывал, что это не так.

«Опыты» заслуживают внимания потому, что они со­держат ответ на вопрос, который, как правило, занимает студентов гораздо больше, чем теория общественного мнения: как можно изменить общественное мнение?
Монтень дает совет. Точнее говоря, он цитирует Плато­на, используя при этом французское выражение "l'opinion publique». В конце XVI в. оно звучало настолько непривыч­но, что мы длительное время полагали, что именно Мон­тень впервые употребил понятие общественного мнения. К такому выводу пришел Мишель Раффель 31 , исследовав­ший Монтеня с помощью вопросника по общественному мнению, и мы согласились с ним. Впоследствии, когда нам удалось обнаружить более ранние примеры его упот­ребления, Раффелю с грустью пришлось расстаться с этим предположением.
Многих удивлял тот факт, почему мы придаем такое значение первому появлению понятия. Конечно, не из пе­дантичности. Мы полагали: чтобы разгадать сущность этого понятия, важно узнать, как оно употреблялось пер­воначально, в каком контексте и т.п.
И наши предположения подтвердились. В своих «Опы­тах» Монтень дважды употребил «l'opinion-publique». Пер­вый раз — когда объяснял, почему так много цитирует ан­тичных авторов: «Я иногда намеренно не называю источ­ник тех соображений и доводов, которые я переношу в мое изложение и смешиваю с моими мыслями, так как хочу умерить пылкость поспешных суждений, которые часто выносятся по отношению к недавно вышедшим произве­дениям еще здравствующих людей, написанным на фран­цузском языке, о которых всякий берется судить, вообра­жая себя достаточно в этом деле сведущим» 32 . Второй раз — и это позволяет сделать важные выводы — он упот­ребляет выражение «общественное мнение», рассматри­вая вопрос о «привычке, а также о том, что не подобает без достаточных оснований менять укоренившиеся законы». «Платон, — говорил Монтень, — добиваясь искоренения противоестественных видов любви, пользовавшихся в его время распространением, считает всемогущим и основ­ным: добиться, чтобы общественное мнение решительно осудило их, чтобы поэты клеймили их, чтобы каждый их высмеивал» 33 . В начальной фазе оно может противоречить мнению большинства населения, но на втором этапе,
представленное как господствующее, общественное мне­ние будет одинаково принято и рабами, и свободными, и детьми, и женщинами — всеми гражданами. Позаимству­ем у Платона мысль о том, что общественное мнение мож­но изменить, если выдающиеся люди дадут этому толчок, лучше всего — художники, поэты. Но чтобы за ними по­следовали другие, их голос должен быть настолько силен, чтобы новое мнение приняли за мнение большинства или по крайней мере за мнение, которое скоро привлечет боль­шинство на свою сторону. Это мнение, добавляет потом Платон, если оно действительно будет приведено в дейст­вие авторитетными людьми, распространится среди всех граждан.
Итак, Платон знал, что обычай, ценность, приличие, если они действительно общепризнаны, если они укоре­нились в обществе и от этих норм нельзя отклоняться, не подвергаясь опасности изоляции, не могут быть ограни­чены элитарными кругами или слоем высокообразован­ных людей. Лишь время и место могут иметь границы. В определенном месте, в конкретное время такие нормы должны действовать безгранично, распространяясь на всех.
Эта мысль Платона произвела на Монтеня столь ог­ромное впечатление не без причины. Монтень трижды в своей жизни (1533—1592) сталкивался с силой обще­ственного мнения.
Первым был опыт в своей семье. В период средневе­ковья прочное и устойчивое сословное общество пришло в движение: сформировавшаяся новая группа богатых граждан неблагородного происхождения пыталась до­биться признания наравне с аристократией. Это была борьба за знаки и символы, подчеркивающие обществен­ный статус, за эталоны в одежде, диктующие, какой мех, какое украшение, какого рода ткань разрешалось носить человеку определенного ранга, — одним словом, борьба за публично признаваемые жизненные условия. Монтень наблюдал эти процессы непосредственно — в своей семье. Его отец разбогател, торгуя красками и вином, купил себе замок Монтень и потому к родовому имени прибавил столь почитаемую в обществе частицу «де» — «де Мон­тень». Острое внимание к знакам, символам, новым спо­собам поведения, которые сопровождаются, дополняются
в «Опытах» многочисленными комментариями, было привито у Монтеня родительским домом.
Более ощутимым по своим последствиям оказался опыт перемены веры в период религиозных войн между католиками и протестантами, причиной которых послу­жили тезисы Лютера, провозглашенные им во Франции в 1517 г. и спровоцировавшие, в частности, войну с гугено­тами (1562—1598). Монтень жалуется, что его родной го­род Бордо, парламент которого он представлял, стал мес­том особенно беспокойным, подверженным острым стол­кновениям в условиях гражданской войны. Приходилось внимательно следить за бушующими вокруг страстями, постоянно оценивать силу противостоящих лагерей и учитывать все это в своем поведении. В Варфоломеевскую ночь, с 23 на 24 августа 1572 г., в Париже было убито от трех до четырех тысяч протестантов, а во всей Франции — еще 12 тысяч.
Эти обстоятельства побудили Монтеня в 38-ю годов­щину рождения, а именно 28 февраля 1571 г., покинуть высший свет. Над входом в библиотеку, расположенную в башне замка, Монтень велел повесить табличку, гла­сившую, что здесь он желает в спокойствии и уединении провести оставшиеся дни. Главным итогом этого уеди­нения стали его знаменитые «Опыты». Впоследствии он снова возвращается к светской жизни. В 1581 г. Монтень становится мэром Бордо и в качестве члена парламента (с 1582 по 1586 г.) много путешествует по Европе с дип­ломатической миссией. В его сознании особенно четко запечатлелись контраст между общественной и частной жизнью, равно как и различные убеждения людей в раз­ных странах, которые каждый раз претендовали на то, чтобы быть истиной. «Существует ли такое мнение, ка­ким бы нелепым оно нам ни казалось… существуют ли такие, непостижимые для нас, взгляды и мнения, кото­рых она (привычка. — Ред.) не насадила бы и не закре­пила в качестве непреложных законов в избранных его по своему произволу странах?» 34 Так для Монтеня от­крывается обусловленное местом и временем господст­вующее мнение, которое приобретает характер социаль­ной реальности, действующей в определенных времен­ных рамках. Свое единственное законное обоснование он обретает в том, что представляет себя безальтернатив­
ным и обязательным для исполнения. «Так как мир предстает перед нами с первого же нашего взгляда таким, каким оно ими (предписаниями. — Ред.) изображается, нам кажется, будто мы самым своим рождением пред­назначены идти тем же путем. И поскольку эти общерас­пространенные представления, которые разделяют все вокруг, усвоены нами вместе с семенем наших отцов, они кажутся нам всеобщими и естественными» 35 .
Переходы от светского образа жизни к затворническо­му и наоборот сделали Монтеня великим открывателем «публичности», «одиночества в толпе», «трибунала», кото­рый судит об индивиде, действующем на виду у других. Он сознательно расщепляет свое существование, когда за­мечает, «что мудрец должен внутренне оберегать свою ду­шу от всякого гнета, дабы сохранить ей свободу и возмож­ность свободно судить обо всем, — тем не менее, когда де­ло идет о внешнем, он вынужден строго придерживаться принятых правил и форм» 36 .
Публичность для Монтеня — пространство, в котором доминирует враждебное индивиду единодушие. «Среди тысячи наших привычных поступков мы не найдем ни одного, который мы совершали бы непосредственно ради себя» 37 .
Для обостренно воспринимаемого им пространства публичности Монтень изобретает уйму новых понятий. Он вводит — насколько мы сегодня можем это утверж­дать — слово «1е public» («публичность») и наряду с по­нятием «l'opinion publique» («общественное мнение») — мы не знаем, прочитал ли он его у Цицерона 38 ,^ испан­ского епископа-еретика Присцилиана 39 или у Иоханне– са фон Солсбери, — он говорит о «l'opinion commune» («общем мнении»), «Papprobation publique» («обществен­ном одобрении»), «reverence publique» («общественном уважении»).
Почему понятие «l'opinion publique» не пробило себе до­рогу, после того как Монтень многократно использовал его, и мы лишь полтора столетия спустя снова встречаем его у Руссо? Вот что думает по этому поводу Мишель Раф– фель: «Может быть, здесь поможет письмо Этьена Паске– ра: "… Паскер жалуется, что Монтень нередко позволяет себе использовать неупотребительные слова", которые, если я не ошибаюсь, ему нелегко будет сделать модны­
ми» 40 . Действительно, к середине XVIII в. — накануне Французской революции — понятие «l'opinion publique» вошло в моду.
С тех пор о нем не забывали. Но в течение последу­ющих двухсот лет оно оставалось своего рода неким бес­хозным трофеем — вплоть до 1965 г., когда Г. Чайлдс включил его в свою коллекцию из 50 определений обще­ственного мнения, опубликованную в Public Opinion. Ни в одной из этих дефиниций, однако, не подчеркивалось, что речь идет о силе, которой никто не может противо­действовать безнаказанно, о чем, впрочем, знали уже древние греки.
Общественное мнение в «Песни о Нибелунгах»
Подобно тому как прочесывают лес в поисках заблудив­шегося, так и мы на майнцском семинаре «прочесывали» тексты с помощью вопросника об общественном мнении. Следующей нашей находкой, где описывалось воздейст­вие общественного мнения, была «Песнь о Нибелунгах» — письменно зафиксированный памятник, появившийся спустя 2000 лет после Гомера.
Слово «общественный» встречается в «Песни о Нибе­лунгах» единственный раз. Но это единственное упомина­ние касается сцены, ставшей ключевым моментом для по­нимания смысла всей трагедии. Это «14-е приключе­ние» — спор королев Кримхильды и Брунхильды за право первой пройти у церковного портала. Действие происхо­дит на площади перед церковью, заполненной толпой (возможно, она и сегодня была бы переполнена, если бы предоставился случай увидеть там сразу двух королев). Во вспыхнувшей по этому поводу перепалке Брунхильде на­несено тяжкое оскорбление: якобы свою первую брачную ночь она провела с Зигфридом, а не с законным мужем Гюнтером. Королева Кримхильда заявила об этом «при всем народе», говорится в «Песни о Нибелунгах», т.е. пуб­лично 41 . Кто осмелится утверждать после этого, что репу­тация, общественное мнение в прежние времена были де­лом элиты, высших слоев?