Наталья Свидрицкая - Хроники Нордланда: Кровь Лары

Вэл снял для свиданий с Анастасией Кенка домик у богатой вдовы, очень удобно расположенный: по задам от него до монастыря было рукой подать. Пока он предавался с дочерью своего кумира любовным утехам, малолетний сын вдовы-домохозяйки караулил на холме над единственной дорогой в город. По его сигналу Вэл и Анастасия могли быстренько привести себя в порядок и задами добежать до монастыря, пока граф петляет по улицам. Собственно, они уже не раз так делали, и Кенка до сих пор ни о чём не догадывался.

– Лапуля, ты какой-то странновастенький у меня в последнее время. Что случилось? – Анастасия умильно заглянула в глаза своему возлюбленному, навзничь лежавшему на постели. Юноша был красивый немного лубочной, херувимской красотой: пухловатый, румяный, с ярким женским ртом. Мускулов не было видно под тем, что пока что смотрелось юношеской пухлостью, но со временем обещало превратиться в телеса очень даже упитанного мужика. Но Анастасия смотрела на него взором влюблённой женщины, и всё, что не понравилось бы кому-то другому, в ней вызывало восхищение и умиление.

– Да нормальный я… – Протянул Вэл, но так неискренне, что девушка тут же насторожилась:

– У тебя что, другая появилась?! – Голос её в мгновение ока утратил любовную умильность.

– Да что ты, зая! Нет, конечно. – Вэл давно и сильно переживал, но признаться в этом никому не мог. Дело в том, что некоторое время назад Кенка, теряющий голову от влечения к своему оруженосцу, начал прощупывать почву, заводя с юношей разговоры, которые Вэл по наивности и чистоте своей сначала не понимал. Но всякой наивности есть предел, и юноша начал смутно ощущать, что в этих вкрадчивых речах и ставших слишком уж настойчивыми поглаживаниях что-то не так. И его охватил близкий к панике страх. Ему было дико стыдно за свою, как он думал, испорченность, за то, что он вообще посмел заподозрить своего кумира в таких постыдных вещах, и Вэл не отстранялся и не подавал вида, насколько ему тревожно и неприятно. А Кенка только распалялся, считая, что не понимать его мальчишка не может, и раз не возражает – значит, готов и не прочь. Во время трапезы наедине он усаживал его к себе на колени, утверждая при этом, что тот ему как сын, и пусть не стесняется и «не берёт в голову», это нормально. Вэл, всеми фибрами души чувствуя, что это как раз не нормально, в то же время страшно боялся: а что, если всё-таки это он сам болван и придумывает черте-что, а Кенка и в самом деле просто любит его, как сына, которого у него никогда не было? И не стоит удивляться его наивности. Разочароваться в своем кумире, службой у которого он так гордился, которого действительно боготворил, Вэлу было страшнее всего на свете, легче умереть! Поэтому он отчаянно цеплялся за малейшую надежду. Кому открыться и с кем посоветоваться, Вэл не знал. Исповедаться и опозорить графа перед священником?.. Пусть тот сохранит тайну исповеди, но сам-то будет знать! Написать матери?.. Ни за что! Дяде? Но тот столько отговаривал его от навязчивой идеи стать армигером именно Кенки… Неужели – знал?! Братьям написать? Марку Вэл рассказал бы, но только при личной встрече. Софи?.. Она такая чистая, такая восторженная!

– Зая… – Он рассеянно поцеловал напрашивающуюся на ласку Анастасию. – Не придумывай чепухи, я тебя одну люблю, и мы поженимся, вот только ответ от мамы дождусь. Если мама захочет, она и отца заставит сделать, как надо. Нужно, чтобы именно она была за нас.

– Так ты из-за этого переживаешь? – Нежно спросила Анастасия. Вэл пожал плечами.

– Нет. – Признался неожиданно для себя самого. – Не из-за этого. Ты же не проболтаешься никому, да, зая? – Он в отчаянии взглянул ей в глаза. Там было одно: я твоя. Кто не страдал бы и одной минуты, так это она: девушка не знала моральных терзаний. Она любила Вэла и хотела за него замуж, и ради этого Анастасия Кенка, не дрогнув, убила бы, солгала, украла, а так же подожгла бы монастырь со всеми монахинями. И с отцом – если он встанет у неё на пути. После смерти матери девочка пережила страшный душевный перелом и кризис, во время которого осознала, что отец – это не родной и близкий ей человек, защита и поддержка, а страшный жестокий враг, с которым и вести себя следует, как с врагом: скрывать все свои мысли и намерения, врать, притворяться и держать ухо востро. Всю себя, всю свою любовь девушка отдала Вэлу, он был ей теперь и мать, и отец, и родной дом, и вообще всё, что только может быть в жизни родного и важного. И Вэл это чувствовал, и был благодарен за это девушке – может быть, даже сильнее, чем любил.

Прямо он в своих подозрениях признаться не мог, но чуть-чуть, но завесу тайны своего сердца приоткрыл, признавшись, что «один друг» подозревает своего господина в постыдных вещах и не знает, что ему делать.

– И я не знаю, что ему посоветовать, такие вот, Зая, дела.

Анастасия встала, отошла к окну, и контуры её тела, неожиданно красивого, невероятно женственного, не смотря на коротковатые ноги, отчётливо высветились сквозь ткань тонкой сорочки. Взяв в руки платок, она принялась отчаянно терзать его, борясь со смятением. Она знала, кто её отец – ей не раз говорила это мать. И знала про его любовь к мальчикам. Долгое время она утешала себя тем, что Вэл – Эльдебринк, и тронуть его отец не посмеет. Но в этот миг ей стало страшно. Так страшно, что девушке понадобилось время, чтобы собраться с мыслями. Одно она знала точно, и это был не глас разума, а мощнейшее чутьё влюблённой женщины: Вэлу открывать глаза на правду было нельзя. Продолжая терзать платок, она произнесла:

– Давай, сбежим с тобой на север, лапа? А? Прямо сейчас!!! – Повернулась, глядя на возлюбленного с отчаянной мольбой. – Вэл, пожалуйста! Мне страшно! Забери меня на Север!!!

– Глупости. – Вэл постарался тут же заглушить в себе неприятное чувство, возникшее при этом. – От чего нам бежать, кого бояться?! Если кому на этом Острове и не стоит чего-то опасаться, то это нам: Кенка и Эльдебринку! Да, Зая, да? – Он засмеялся, привлекая к себе девушку – вид её тела вернул желание. Но прозвучал условный сигнал, и обняться влюблённые не успели. Поспешно, помогая друг другу, они оделись и помчались по тропинке позади огородов к монастырю, опережая Кенку.

После обеда Алиса с Авророй, в сопровождение самого Гейне, четырех его кнехтов и двух пажей отправились в монастырь францисканцев, обсудить предложение Гэбриэла устроить ночлежки и столовые для бедняков и нищих, которые будут отрабатывать ночлег и еду, убирая городские улицы. НЕ сказать, чтобы Алиса горела желанием спасти мир или облагодетельствовать бедняков. Но феечка понимала, что, как супруга графа и невестка вдового принца и холостого герцога, она тоже имеет определенные обязанности, которые должна образцово исполнять. И не ради себя, а ради них, ради повышения престижа семьи. Своенравная и вспыльчивая, легкомысленной Алиса не была, и знала, что такое долг.