Наталья Свидрицкая - Хроники Нордланда: Кровь Лары

Гарет сидел за столом, ссутулившись и опершись локтями о стол, перед бутылкой портвейна и единственной свечой. В окно смотрела почти полная луна.

– В городе четыре убийства. – Сказал спокойно Гарет. – Завтра поедем туда. Убит Орвальд, бард, два школяра и стражник у Южных ворот. Какой-то бродяга видел убийцу, и говорит, что это эльф. Когда в городе об этом узнают, будет такое…

– Гарет…

– Я знаю, что ты скажешь. Прости, но я не хочу это слышать.

– Гарет.

– Все нормально. Ступай к себе. Или, если хочешь, езжай за Алисой, так будет лучше. Я один завтра разберусь.

– Нет. – Покачал головой Гэбриэл. – Не нормально все. И я не уйду.

– Тогда уйду я.

– Я поеду в Междуречье. – Сказал Гэбриэл, и Гарет, который уже поднялся из-за стола, замер.

– Я поеду туда, разбираться. Это же мой феод, как бы. Давно пора. Я решил, это окончательно.

– Сбежать собрался? – Голос Гарета мигом утратил спокойную ровность. – Удираешь?! Красавец!!! Шикарное решение!!! – В ярости смахнул со стола бутылку и свечу, пнул сам стол. – Ну, и сука же ты, Гэйб Хлоринг, драконоборец!!! А что с Алисой?! С Марией – что?! А я?! Отец?! Дочка твоя – с ней что?!

– Они не пропадут. – Ответил Гэбриэл, и Гарет ринулся к нему, схватил за грудки, впечатал в стену:

– Не пропадут?! Да, не пропадут!!! Мы позаботимся! Я – позабочусь!!! Ты будешь скакать по Междуречью, мечом размахивая, а потом явишься с победой домой, и отец тебе упитанного тельца зарежет, а?! Встречаем героя!!! Так тебе это видится?! – Отпустил, отступил на шаг. – Какая же ты сука…

– Я запутался. – С трудом преодолев обиду и раздражение, признался Гэбриэл. – Я сам не знаю, что мне надо. Не знаю, кого я люблю, на ком мне жениться, с кем быть… Как отпустить одну из них, когда мне обе дороги до безумия. Гарет, мне страшно. Если ты ее видел, ты понимаешь меня? Ты же – понимаешь?!

– Понимаю. – Проглотив ком в горле, тихо сказал Гарет. – В Междуречье мы поедем вместе.

– Мириэль сказала, что там ждет смерть.

– Но она же не сказала, – усмехнулся Гарет, и при виде этой усмешки Гэбриэл едва не прослезился от облегчения, – чья.

Посланные вперед разведчики вернулись с донесением о том, где сейчас Корнелий и его «ангельская милиция», и с Эддом, армигером Гирста, который привез для Еннера письмо от Еноха и его перстень с печатью в качестве доказательства, что именно племянник эрла прислал его.

– Где этот обормот? – Раздраженно спросил Лайнел, разворачивая письмо, с кляксами, помарками, закапанное чем-то. – Черт, ничего не разберешь! Где он?!

– Он ранен, мой эрл. – Ответил Эдд. – Лежит в трактире в деревне Сумки, это недалеко. Он был в Брэдрике…

– Вот дуралей! – Выругался эрл. – На кой его вообще куда-то понесло?! Сильно ранен?

– Он просил вас приехать, забрать его. Мальчишка перепуган до смерти, говорит, что верит теперь только вам.

– Хорошо. – Еннер позвал Ардо Бергквиста, отца Кирнана, и передал ему командование на время своего отсутствия. С двадцатью своими людьми он помчался вместе с Эддом в Сумки и там, на улицах словно вымершей деревеньки напоролся на засаду, организованную по всем правилам. Не оставляющую ни малейшего шанса на спасение.

Когда Енох протрезвел достаточно, чтобы проснуться и попросить воды, Гирст с сурово-печальным видом сообщил ему, что его дядя мертв. Енох сначала не поверил, но, поверив, расплакался. Он вовсе не хотел ничьей смерти! Он всего лишь хотел наказать дурную девку и доказать дяде и кузенам, что уже взрослый и имеет свои права!

– Нужно сообщить твоей тетке, – настаивал Гирст, – и предупредить ее об опасности! Нельзя медлить, торопись, будь мужиком, Енох!

– Да… – У мальчишки тряслись руки, когда он начал надевать камзол. – Да… бедная тетя, она этого не переживет!

– Это уж точно. – Гирст переглянулся с Эддом, и тот за спиной Еноха глумливо осклабился.

Названия трактиров и харчевен в Элиоте были так же разнообразны и причудливы, как и их вывески. Например, «Счастливый поросенок» у Королевского Моста – дед нынешнего хозяина терпеть не мог свинину, и блюда из этого мяса при нем не подавались принципиально. В этот трактир, совершенно непонятно, почему, любили ходить торговцы рыбой и сами рыбаки. А трактир «Ученый карп» облюбовали низшие духовные лица. На вывеске «Счастливого поросенка» был, разумеется, улыбающийся поросенок. Художник был не ахти, если грубее не сказать, но узнать свинью в круглой роже с пятаком было не мудрено. Зато ученого карпа тот же «живописец» изобразил так, что непосвященные не в состоянии были установить связь между названием и чем-то сине-розовым, в пальто, с выпученными глазами и толстыми губищами. Люди с толикой логической мысли в голове подозревали, что это была попытка изобразить карпа в мантии ученого, но точно никто уже не знал, ибо «живописец» растворился в астрале, получив свою плату. И таких удивительных, курьезных и просто потешных примеров по всем Элиоту было, хоть отбавляй. Но трактир «У Красной Королевы» стоял особняком ото всех и был необычен по любым меркам. Вывеской ему служило изображение дракона, причем настолько мастерски исполненное, что служило достопримечательностью всего района, в котором находился трактир, и люди приходили порой, и приводили гостей, только чтобы показать ее. А тихая и приличная улица, в конце которой, под сенью древних буков, и находился трактир, из Фонарной давно уже превратилась в улицу Дракона. Какое отношение дракон и некая Красная Королева имели друг к другу, никто понятия не имел. А расспрашивать хозяина и постояльцев никто не решался. Невысокий, плотно сбитый, широкоскулый и узкоглазый, он встречал любого посетителя с непроницаемым лицом и взглядом, не выражающим абсолютно ничего, но заставляющим любого смутиться и почувствовать себя неловко. Интерьер в трактире был роскошный и необычайно уютный, кухня – великолепная, но случайные посетители чувствовали здесь себя незваными гостями и быстро ретировались под бесстрастными взглядами хозяина и немногочисленных завсегдатаев, по виду – соплеменников хозяина, таких же узкоглазых, скуластых, невозмутимых. Постоянно проживали здесь четверо, трое мужчин и одна женщина, с царственной осанкой и чеканным лицом, одевающаяся в огненные оттенки красного, и частенько захаживали еще несколько человек той же расы.

Устроились они в «Красной Королеве» с наивозможнейшим комфортом. Иосиф Райя, приходивший сюда первого и пятнадцатого числа каждого месяца, даже с некоторым завистливым чувством в груди посматривал на расположившихся в эркере, у изразцового камина, постояльцев, которые потягивали рубиновое вино из хрустальных кубков, инкрустированных серебром, и тихонько переговаривались на своем неведомом языке, не похожем ни на что, известное Райе – а он мог отличить один от другого почти все европейские языки, включая и славянские. И порой ему казалось, что огонь камина как-то очень уж странно отражается в их темных глазах. Райе очень хотелось бы знать, кто они такие, к какому сословию принадлежат, чем занимаются? Но ни спрашивать, ни, Боже упаси, отправить за кем-то из них соглядатая, он не решался. Первого числа он забирал у хозяина «Красной Королевы» пару унций золота, отменного качества, в крупных, неправильной формы, гранулах, и четыре драгоценных камня, рубина или сапфира, чистейшей воды. И пятнадцатого числа приносил деньги. Главным условием их сотрудничества была секретность. Никто здесь, в Нордланде, не должен был даже видеть эти камни и это золото, и Райя отправлял их морем, в Византию, где тоже были отделения их банка. Отсутствие вопросов и попыток что-то разузнать было еще одним условием, которое Райя беспрекословно соблюдали. Люди здесь, в «Красной Королеве», были более, чем странные, и – Иосиф чувствовал это всей кожей, – очень опасные. Когда кто-то из них невзначай приближался к еврею со спины, у него все волоски на коже поднимались дыбом, пуская волну мурашек. В такие моменты ему казалось, что сзади него стоит не обычный человек, а нечто огромное и нереально опасное. Поэтому он не пытался ни следить за ними, ни хитрить. Но и не отказывался вести с ними дела – они были честны, пунктуальны, дотошны, и гешефт этот был, как ни крути, самым выгодным в Нордланде.