Борис Конофальский - Аэропорт

Саблин, как приказано, крикнул дальше, поймав ртом немного песка. Выплюнул песок. Ничего кругом не видно, ватер свирепеет с каждой минутой. Шесть часов вечера, а солнца не видно вообще. Казаки лежат в темноте от песка и пыли.

А тут ещё в совсем недалеко тяжко бухает «двести десятый». Взрыв поднимет тёмную гору, которую ветер тут же уносит на запад.

Дело не шуточное, Аким сразу хватается за лопатку.

— Хрен ты тут куда закопаешься, — кричит Карачевский.

Аким не может понять, о чём он, пытается воткнуть лопату в грунт, но натыкается на камень. В другом месте хочет, опять под песком камень. И еще раз пробует — опять неудача. Везде камень.

— Бетон, — орёт Володька, — везде бетон.

— Бестолку, — кричит им Колышев, он лежит как раз между Саблиным и Карачевским, — это взлётка.

Ни Карачевский, ни Аким не понимают его.

— Отсюда взлетали самолёты, — объясняет подсотенный. — Это всё огромное забетонированное поле.

Аким кивает ему, что понял.

Но ничего не понимает, он не может понять, зачем люди в прошлом таким дорогим бетоном бетонировали такие огромные площади.

Он прячет лопатку, и группа продолжает просто лежать, ждать. Их присыпает песком, наметает кучи с левой, восточной стороны. Может, оно и к лучшему, если прилетит осколок с востока, то это ещё один слой защиты. Только просто вот так лежать и ждать тяжело. Всегда тяжело ждать начала боя.

На западе от них, в трех сотнях метров, один за другим бьют двести десятые. Четыре штуки подряд, все в одно место.

— Танк засекли, — кричит Колышев. — По нему бьют.

— Не иначе, — соглашается Карачевский.

— Не попадут, — уверен офицер, — ветер сильный.

Володька соглашается, в стихнувшем на секунду ветре он говорит:

— Да, пусть кидают по танку, всё равно не попадут, хорошо, что шторм начался.

Все надеются, что сильные порывы ветра чуть сдвинут снаряды, что летят в танк, с верной траектории, но так же каждый про себя думает: «Хорошо, что не в нас, хорошо, что не в меня».

Тучи песка и пыли, в пятидесяти метрах ничего не видно. Вообще ничего. Серая, почти чёрная пелена, через которую света пробивается все меньше. Саблин захлопнул забрало и выкрутил звук внешних микрофонов. И стало тихо, ни ветра, ни песка, ни шума. Благодать. Только вентилятор компрессора еле слышно гонит чистый воздух в дыхательную камеру. Нежарко. Если бы не знать, что ты в бою и скоро тебе подниматься, можно было бы и поспать. Или хотя бы просто полежать с закрытыми глазами. В наушниках ни криков, ни приказов. Все соблюдают режим радиомолчания. Но нет, это невозможно, разве тут уснёшь? Он взглянул на монитор: время подходит уже к семи. Они тут уже час лежат, ждут сапёров. А от них ни слуху, ни духу. Интересно, они мины уже сняли, доты и огневые точки противника определили?

Он вдруг подумал, что так, выкрутив микрофоны, он может и заснуть тут. Заснуть в бою?! Хотя прошлую ночь он и провел в охранении без сна. Нет! Нет, конечно, хотя глаза сами закрывались. Он даже зажмурился несколько раз, чтобы отогнать сон. И тут его кто-то толкнул в локоть. Аким открыл забрало: сразу ветер воет, песок летит в лицо, а перед ним смеющееся глаза Червоненко. Он весело скалиться:

— Ну ты даёшь, Аким, в бою заснул? Первый раз такое на моей памяти!

— Да не спал я.

— Вот выдержка у людей! — Не верит ему Юрка. — Ладно, пошли, приказ был.

— Мины сняли?

— Нет, саперы в передрягу попали. Там у них куча раненых, нужно вытаскивать. Подсотенный уже пошёл вперёд, сказал, что бы медики за ним шли.

— Я так и знал, — тихо сказал Саблин, встал, поднял щит и, согнувшись, пошёл на юг, туда, куда уходила его штурмовая группа.

Вот только теперь и начался настоящий пыльный буран. Такой, что тяжёлого пехотинца порывами ветра с ног пытался валить. Рвал на нём пыльник, ревел в наушниках, если микрофоны не выкрутить. Да ещё и темень: он совсем заслонил остатки вечернего солнца. Саблин едва различал сгорбленную фигуру, что шла перед ним, он даже не знал, кто это. Только движущееся пятно на тёмно-сером фоне. Фонари на шлеме почти ничем не помогали.

Они шли цепью на юг ровно. И вдруг из серой, непроглядной темноты выплыло здание. Там, с западной подветренной стороны, собрались казаки, чтобы немного оглядеться.

Это оказалось никакое не здание, с подветренной стороны Аким разглядел сальные траки и катки, это был танк.

Его кто- то постучал по шлему. Он нехотя открыл забрало. Сразу всё внутренне уютное пространство брони заполнилось низким, тяжёлым воем. Стала залетать пыль, дышать приходилось через нос.

— Какого хрена тут танк делает? — Орал урядник Райков замком первого взвода. — Мы что, сбились?

— Саблин, ты? — Перекрикивая вой ветра, кричал Колышев.

— Я, — орал Аким ему в ответ.

— Узнай, что за танк, чьей группы, почему он тут, где его пехота?

— Есть.

Не без труда тяжёлые пехотинец залез на броню, нашёл люк и стал бить по нему прикладом. Бил, пока тот не открылся. Вернее, приоткрылся. Танкист показал лицо, вместе со стволом оружия. В щель задувал ветер, в лицо ему летел песок, он явно не был рад гостям.

— Чего? — Проорал он.

— Какая группа?

— Что? — Не слышал танкист.

— Группа какая?

— Третья, восточная.

— Почему здесь?

— А я почём знаю, шёл за передовым взводом, как начался буран, я встал, могу в этой темени наехать на кого-нибудь, нам невидно ни черта, приборов не включаю, чтобы китайцы не засекли, а сапёры, что первыми шли, пропали, я связь не отключаю, жду приказов. А вы кто?

— Мы центральная группа.

— Кто-то из нас сбился, — орёт танкист.

Это и так было ясно, Саблин секунду подумал и спросил, пытаясь перекричать ветер:

— Ну, ты не знаешь, мины впереди нас сапёры сняли?

— Ни хрена не знаю, говорю же, потерял своих, они на связь не выходят. Ни авангарда не слышу, ни тех, что сзади шли. Эфир пустой.

Аким показал ему жестом, что разговор закончен и аккуратно спрыгнул с брони.

— Что там? — Спрашивал его Колышев, когда он присел рядом с ним.

— Восточная группа, — отвечал Аким. — Где его пехота, он не знает. Говорит, что потерялись и на связь не выходят.

— Восточная? — Удивлялся урядник Райков. — Неужто мы сбились?

— Они сбились, восточная группа сбилась, — твёрдо проорал Колышев. — Или танк, сейчас подождём, пока вернутся минёры, и пойдём. Нам сапёров надо вытащить.

Оказывается, пока Саблин разговаривал с танкистом, Колышев отправил минёров посмотреть мины. Он не был уверен, что именно тут прошли перед ними сапёры.

И ждать долго не пришлось. Вскоре пришёл Юра Червоненко и минёр Коломиец из первого взвода, Юрка присел рядом и заорал, что есть силы:

— Мин впереди от нас нет, чистый бетон, если и были, их ветром посдувало вместе с песком. Или они детонировали. Пока бетон под ногой, идти можно спокойно.