Борис Конофальский - Аэропорт

Под конец этой речи он уже охрип от крика, и на последнем слове голос у него уже сорвался.

— Господин подсотенный, — начал прапорщик Михеенко. — Может, радиста отправим огонь корректировать?

— Нет, — пытается орать офицер, — меня учили корректировать огонь, а радиста нет. Он сейчас в буране и не найдёт места для наблюдения, а я там только что был. Нет, сам пойду, один.

Одни он пойдёт. Никогда за Колышевым такого не водилось. Никогда не стремился он на передовую, а тут сам на рожон лезет на опасное дело. Как выйдет в эфир, так по нему сразу начнут миномёты бить. Ну, допустим, поначалу на ветер надежда есть, что мину точно при таком ветре не бросить миномётчикам, но если он так и будет в эфире висеть, они прицелятся, найдут его, возьмут с коррекцией и накроют. А он всё равно сам хочет идти и один.

Отчего это. Почему так готов рисковать, неужели дела у нас так плохи? Неужели и вправду так нужен этот Аэропорт, что этот нелюбимый в сотне офицер готов лезть в самое опасное место?

Аким, честно говоря, этого не понимал. Но и ему, Саблину, Колышев тоже не самое безопасное задание дал. Как только танк начнёт работать, так его тоже засекут. И через тридцать секунд, ну, через шестьдесят, танку ответят, и прилетят ему не мины, нет, в танк полетят «двухсот десятые чемоданы».

— Вопросов нет, полагаю, что задача ясна. — Орёт Колышев, он подходит к Акиму и вдруг кладёт ему руку на плечи, как лучшему другу, и говорит негромко, так что Аким едва слышит: — Я на вас надеюсь, товарищ Саблин, жизнь людей будет завесить от нас с вами.

— Принято, — говорит Аким.

Ему это всё не нравиться, но разве тут откажешься?

— Я буду на месте через семнадцать минут, вы тоже должны быть у танка через семнадцать минут, ваш позывной будет «броня». Не опаздывайте. Мне после выхода в эфир лежать там будет неуютно.

— Принято, — ответил Саблин.

А Колышев вдруг нашёл его руку в темноте и сжал. Лучше бы не делал так, сразу видно, что не знает правил человек, не знает, что пред атакой или пред каким другим опасным делом казаки не прощаются. Плохая это примета.

Он успел добежать до танка за отведённые ему семнадцать минут, даже быстрее на две минуты. Танк так и стоял на том же месте, с востока заметённый песком до башни.

Он забрался на него, стал опять стучать по броне прикладом дробовика. На это раз ему не открывали, тогда он спрыгнул и стал ходить пред курсовыми камерами, махать перед ними руками, чтобы хоть так привлечь к себе внимание. Только после этого в башенке открылся люк.

— Пехота, чего тебе? — Проорали сверху танкист.

— Спите вы там, что ли? — Недружелюбно отвечал ему Саблин.

— Нужно чего тебе? — Так же недружелюбно спросили сверху.

Аким залез на броню и сказал:

— Друг, нужно огнём поддержать, наши сейчас атаку готовят, пулемёты сбить нужно.

— Твой код и позывной, — коротко спросил его танкист.

— Слушай, — Аким подошёл к нему поближе, — слушай друг, я не знаю кода, и позывного у меня нет.

— Офицерский код, код приказа должен быть, и позывной должен, я без этого не могу огонь открывать. Не могу тратить боекомплект и не могу демаскироваться.

— Да я знаю, но нету у меня кода.

— А ты хоть из какой группы? Из восточной? — Орёт танкист.

— Нет, мы из центральной, — отвечает ему Аким.

— О нет, прости, друг, так не пойдёт, — танкист качает шлемом.

А тут как раз и Колышев вышел на позицию.

— «Броня», «броня», я на месте, готов вести передачу. — Звучит в наушниках шлема Саблина.

Всё, отсчёт пошёл, сколько секунд нужно, чтобы китайский боец радиоэлектронной борьбы, засёк выход в эфир. Сколько секунд нужно, чтобы он вычислил точку передачи сигнала? Сколько секунд нужно, чтобы передать данные миномётчикам? Сколько секунд нужно, чтобы расчёты кинулись к своим миномётам и приготовили мины?

А танкист продолжает говорить:

— Вам и танк не полагался, извини, но мы приданы восточной группе.

Он начинает спускаться вниз, вроде как закончив разговор. У них внутри танка светло, и тут свет снизу попал на танкиста, Аким разглядел его немолодое лицо.

— Да стой ты, товарищ, — он схватил его за комбинезон. Крепко схватил. — Надо атаку поддержать, пулемёты не заткнуть без вас.

— Чего ты? — Стал злиться танкист, вырывая комбинезон из руки Саблина. — Отпусти.

Аким держит его и в это же время слышит, как Колышев снова говорит в наушниках:

— «Броня», я готов, дай пристрелочный на «тридцать, двенадцать», азимут восемьдесят, по планшету «тридцать, двенадцать». Жду пристрелочный.

Тут своему сослуживцу на помощь ещё один танкист пришёл, стал орать снизу из освещённого нутра танка, пытаясь снизу разглядеть Акима:

— Отвали, казак, не дуркуй, чего не понимаешь, не можем мы снаряды тебе отдать, придёт сейчас приказ восточную группу поддержать, а у нас снарядов нет, и что нам делать, под трибунал идти?

Аким не знает, что им делать, если им приказ придёт, может и под, трибунал идти, но сейчас ему нужна поддержка, ему нужен огонь.

А в коммутаторе голос уже удивлённый, Колышев не помает, отчего молчит танк. Ему там плевать, что их группе танк не придан, его скоро миномёты утюжить начнут, а он даже пулемёта не накрыл.

— «Броня», ну что там у тебя, давай пристрелочный. Обозначься.

Саблина так и подмывает ответить, но он только трясёт танкиста.

— Мужики, дайте поддержку, нужна поддержка.

А танкист изловчился и вырвался, норовил в люк нырнуть и захлопнуть его, да Саблин успел приклад дробовика под люк подсунуть. Не дал ему закрыться, а свободной рукой в ранец полез, на ощупь выхватил гранату. Дымовую для подствольного и просунул её в щель, и орёт туда же:

— Сейчас кину вам, вылетите оттуда все, залезу и сам буду стрелять.

Врёт, конечно, он в броне, в пыльнике да ещё с ранцем и в два таких люка не пролезет.

— Не дуркуй, — орёт танкист, а сам тянет люк вниз и пытается вытолкнуть приклад дробовика из проёма, чтобы запечататься в броне, — рапорт напишу. Убери приклад, дай люк закрыть! И слезь с брони.

Аким не слазит, орёт им в танк:

— Танкисты, вам сюда недавно пол взвода сапёров приносили убитых и раненых, так вот, я вам сюда вторую половину принесу через час. Им сейчас как раз в атаку подниматься. А вы экономьте свои снаряды. Закройтесь и экономьте.

Тут люк открылся, танкист, что вылезал уже к нему, снова показался над башней, он зло скинул приклад дробовика и крикнул вниз:

— Ладно, Вася, заводи шарманку.

— Стрелять будем? — Кричит наводчик.

— Будем.

— Алексеич, натянут нас за это. — Кричит Вася.

— Заводи, по мою ответственность.

Сразу вздрогнула броня под ногами, прошла мелкая дрожь — заработал генератор. Что-то звонко щёлкнуло в танке, и в башне запищали приборы. Замигали лампочки.