Борис Конофальский - Аэропорт

— Саблин, тебя Колышев ищет, ступай к нему.

Карачевский пошёл с ним. Броня офицера совсем не так крепка, как броня штурмовика. Какого чёрта Колышев попёрся первым: из глупой бравады или чтобы воодушевить бойцов? Не понятно. Но вот то, что он получил две пули в грудь — это был факт. И щит у него, вроде, был, и знал он, как им пользоваться, а две дыры в кирасе и груди заработал.

Медики, сапёр и Карпович стащили его в траншею, уже разбирали броню, чтобы добраться до ран, подбородок у него в крови, а он всё не мог успокоиться:

— Саблин, Сергеев, — говорил он, делая паузы между словами, — у нас всё вышло, видите.

Он замолчал, сделал пару вздохов и продолжил:

— Всё получилось, только вот останавливаться нам никак нельзя, понимаете.

Снова пауза.

— Сейчас китайцы очухаются, нагонят солдат на утёс, часа не пройдет, как там их целая рота будет.

Он жестом поманил Акима к себе и сказал негромко:

— Саблин, надо брать КДП.

Аким опешил.

— Да не смотри ты на меня так, — вдруг зло и на «ты» произнёс Колышев. — Пойми, у них в штабе сейчас сумбур, неразбериха, они не знают, сколько нас, где мы, что будем делать дальше. Как разберутся, так всё, сразу погонят на утёс солдат, а может, и контратакуют. И ждать подкрепления времени нет. Когда оно подойдет, мы отсюда сдвинуться не сможем. Из траншеи не вылезем. Саблин, надо брать КДП сейчас, с теми людьми, что есть. Хотя бы попытаться. Слышишь?

Он говорил негромко, с последними его словами изо рта у него стали вылетать маленькие розовые капли. Оставаться на губе, на подбородке. Он тяжело дышал, ему мешали медики, которые снимали с него горжет и наплечники, но он продолжал говорить:

— Райков ранен в ногу, вы с сапёром последние командиры. Собери последних штурмовиков, попытаетесь дойти до КДП. Слышишь?

Нужно его взять, взять утёс. Если сегодня не сможем, Аэропорта нам больше не видать. А от него до твоих любимых болот рукой подать, полгода не пройдет, как ты китайцев на своих болотах увидишь.

Аким смотрел, как медики стягивают с Колышева «кольчугу», как начинают обрабатывать его раны, но не знал, чего бы ему больше хотелось: что бы этот человек выжил или умер прямо сейчас.

— У нас и гранат-то почти не осталось, — это всё, что нашёлся сказать в ответ.

— Соберите всё, что есть, по блиндажам, у китайцев мёртвых посмотрите, всё соберите, осмотритесь и начинайте, не тяните, у нас нет времени на раскачку. — Сипел Колышев, а крови на его подбородке было всё больше.

— Есть, — только и смог сказать Аким.

Они с серженом Сергеевым пошли собираться людей.

Из штурмовых осталось в строю четверо. Он, Карачевский, Кульчий и Тарасов. Семенов получил контузию и, кажется, нелегкую. Пока все остальные, под руководством сержанта, собирали гаранты, какие только могли найти, штурмовики собрались у западного конца траншей. Выглядывали из неё, смотрели на этот чёртов КДП, который им предстояло брать.

— Ну, что скажите? — Спросил Саблин.

Контрольно Диспетчерский Пункт аэропорта — бетонный блок без окон. Если раньше тут и была дверь, так её, наверное, заделали. Из блока поднимается двадцатиметровая вышка, на самом верху которой находились большие окна. Наверное, только по этой башне можно подняться на песчаный утёс. Вся остальная скала — сплошная отвесная стена. А в нижнем блоке прорублены две длинных пулемётных амбразуры. Но они расположены строго на запад и строго на юг, из траншеи, с северо-востока, можно было бы спокойно подойти, если бы не четыре прорубленные в бетонной стене бойницы. С востока блок был защищён двумя рядами траншей, которые казаки с сапёрами уже взяли.

— А дверь-то где? — Спросил Володя Карачевский, спускаясь вниз.

— Нету, — сказал Кульчий сидя внизу и докуривая сигаретку.

Он уже всё отсмотрел раньше.

— В «сундуке» у тебя, — сказал Тарасов, намекая на брикет взрывчатки, тоже прячась в окоп.

Долго голову над траншеей они не держали, на башне мог быть снайпер.

— А, ясно. И что нам нужно: подойти к этой КДП, взорвать стену, войти внутрь, подняться вверх, на утёс, и скинуть с утёса китайцев? — Спрашивает Карачевский.

— А что нам, ошалелым, не по плечу, что ли? Разве не сможем? — Говорит Кульчий.

— А, то! Конечно, сможем, у меня после двух ночных атак только кровь разыгралась, мне ещё атаку подавай. — Говорит Тарасов.

Казаки невесело смеются. Саблин усмехается вместе с ними.

Пришёл сержант Сергеев, два сапёра тащат за ним ящик с китайскими гранатами. В основном это были мелкие шарообразные гранатки, так — ерунда, хлопушки, но и кое-что приличное тут было.

Плоские и не очень удобные «двойки» — это гранаты с замысловатым иероглифом и цифрой «два». Достаточно мощное оружие.

— Вроде, всё собрали, — говорит сержант.

Штурмовики подходили к ящику, брали гранаты, забивали ими свои ранцы. Но все забирать не стали, оставили другим казакам и сапёрам.

— Ну, ты, Аким, теперь, вроде как, за старшего? — Спросили Кульчий, утрясая ранец, старый казак, кажется, уже был готов начать. — Тебе, теперь решать, что будем делать.

Сержант сапёров Сергеев демонстративно промолчал, показывая этим, что он отстраняется от принятия решений. И правильно делал, он не мог командовать атакой штурмовиков. Собравшиеся, все до единого, а было в траншее, вокруг Саблина, человек двадцать, всё ждали его слов, а он растерялся и молчал. Посмотрит то на Кульчего, то на сержанта.

— Ну, Аким? Чего молчишь? Идём в атаку? — Не отставал от него казаки Кульчий.

— А вы что, приказа не слышали? — Наконец произнёс Саблин. Вроде как не он тут решает. — Вам же подсотенный сказал всё.

Но не вышло у него.

— Подсотенный без сознания уже, — произнёс снайпер Чагылысов.

— Ну, так будем помогу ждать или сами пойдём? — Спрашивал Тарасов, он стоял метрах в десяти от Саблина, покуривая и опираясь на щит. Все слышали его вопрос.

Аким думал, он видел, как все стоявшие и сидевшие, привалившись к стенам траншеи, люди, курят, смотрят на него и ждут его решения. Ни один из них не хотел идти в третью по счёту атаку за сутки. Ни один не хотел вылезать из этого безопасного окопа под пули и снаряды. И он их прекрасно понимал. Ещё два часа назад он сидел бы среди них и так же молча бы курил. Необщительные, с неприязнью думающие о командире солдаты.

Но теперь Саблин вспомнил все слова, что совсем недавно говорил ему человек, которого он ещё совсем недавно ненавидел и который сейчас уже лежит без сознания. Он вспомнил его слова и только сейчас понял, что каждое слово офицера верно. Каждое слово, сказанное им — практически истина. И нет ни единой отговорки, чтобы не следовать его словам. Ни единой.

Аким ещё раз оглядел этих уставших людей и сказал:

— Колышев прав. Атакуем. Времени ждать нету.