Борис Конофальский - Аэропорт

— Слышь, Аким, дальше мин нет, дальше чуть песка, а под ним бетон сплошной.

Он не успел ничего добавить, как в шести-семи метрах от них плюхнулась большая китайская плоская гранат «двойка».

— Граната, — крикнул Саблин и чуть переметил щит, чтобы осколки пришлись на него.

Взрыв у этой гаранты сильный. Туча песка и дыма. Но Саблина взрывной волной не опрокинуло. Устоял. А вот Юрке осталось.

Он щитом только сверху был прикрыт, от пуль. А вот ноги его прикрыты не были. Ему с бедра сорвало бронепластину. Наверное, сломало кость, но всё-таки «кольчугу» не порвало. А вот на голени крупный соколок разорвал броню и застрял в ней. И через это отверстие тут же на песок потекла кровь, становясь на нём чёрными пятнами.

— Зараза, его мама, — стиснув зубы, прорычал Червоненко.

— Юра, жив? — Сразу испугался Саблин.

— Нога.

— Понял, сейчас я тебя дотащу до медика. — Говорил Саблин перебрасывая щит из рук за спину.

Он готов был уже схватить друг и тащить его к траншеям.

— Аким, я сам, сам поползу, ты иди к стене, тридцать метров осталось. Заткни этих стрелков.

— Иди, Аким, к стене, — кричал ему Кульчий, он с Володькой Карачаевским, укрываясь одним щитом, уже шли к ним.

И побежал к стене, теперь всё, что могло лететь в него из бойниц в стене, если не мешал острый угол, всё в него летело. Теперь он был самым опасным для тех, кто сидел за бетонной стеной. То и дело пули дёргали щит, одна из них снесла левую фронтальную камеру. Ещё одна больно ударила в незащищённое щитом правое плечо, ещё она также больно ударила в носок ботинка. Перед ним в пяти шагах упала маленькая китайская граната. Он едва успел поставить на грунт щит. Тут же ещё она упала почти под ноги, но не взрывалась сразу, а пролежала несколько секунд, дав ему время отойти на пару шагов и развернуться к взрыву.

Но он всё-таки дошёл до угла здания.

— Ух, молодец, Аким, дошёл, — донесся до него голос, он узнал его, это восхищался им пулемётчик Каштенков.

— Аким, не спеши, они твои, — гудел прокуренным басом Кульчий.

Но Сабин спешил, он выковыривал из ранца гранаты одной рукой, другой менял камеру на шлеме. Недалеко от него снова взрывалась китайская мелкая граната. Но теперь тот, кто кидал их сверху, его не видел и кидал их, как говориться, «по площадям».

А Саблин видел, куда кидать. Он быстро прошёл вдоль стены до первой бойницы и, вывернув дробовик, сначала выстрелил в неё. И тут же ещё раз. Он не думал, что кого-то заденет, он хотел отогнать врага, напугать, и уже после этого он закинул туда мелкую китайскую гранату. И не дожидаясь разрыва, ещё одну. Большая граната в эту щель для стрельбы не пролезла бы. Жаль. А он всё так же быстро прошёл за угол, там северная стена, в ней длинная щель, амбразура для пулемёта, в эту щель он закинул: одну, две, три мелких китайских гранки. И уже потом, когда на срезе бетона начали вспыхивать белые блики взрывов. Он кинул туда и китайскую «двойку». Он с удовольствием представал, как оглушенные и ослеплённые падают на пол люди, что совсем недавно, несколько минут назад, посылали в него и в его друга пулю за пулей.

Он был доволен собой. Это им за старого казака Тарасова и за лучшего его друга Юрку Червоненко. Он достал тяжёлую, оборонительную гранту «Н3», здесь она, как никакая другая, будет кстати, сорвал чеку и швырнул её в амбразуру.

— Получайте, — прошептал он и на всякий случай зашёл за угол.

«Н3», в просторечии «тройка» — граната хорошая, даже из-за угла он видел, как из амбразуры вырвался длинный язык оранжевого пламени вперемешку с чёрным дымом и бетонной пылью.

И потом стало тихо, никто больше не стрелял, не кидал в него гранат сверху. Ветер после бурана почти стих. На востоке привычно белело солнце. И он увидел, как торопливо по проторенной им дорожке к нему спешат Кульчий и Карачевский, а за ними ещё кто-то из первого взвода, а после него два сапёра несут с собой тяжёлый ящик.

Акиму хотелось открыть забрало и закурить. Но он знал, что бой ещё не закончен. Ему ещё придётся брать саму башню, поэтому перекур отменяется.

Сапёры дело своё знали, быстро повесили белые колбасы пластида под амбразурой, четырёх килограмм хватило, чтобы выбить в стене проход, в которой с трудом, но протиснулся бы человек в тяжёлой броне и с ранцем. Первым в проход шагнул Володя Карачевский, противника там, конечно, не было, он пошёл к лестнице, а вот там, на широких лестничных пролётах, начался нудный и тяжелый бой.

Аким входил после Кульчева, в помещении валялся искорёженный пулемёт, коробки с патронами, гранты, которые очень пригодились, и один мёртвый китайский солдат — всё это было засыпано пылью и бетонной крошкой. Он хотел остановиться, хотел, что бы этот непрекращающийся бой закончился, чтобы можно было выйти отсюда, сесть на песок, открыть забрало и закурить. Но там, вверху, над головой, на лестнице, звонко хлопнула граната, послышались короткие, отрывистые выстрелы дробовика, винтовочные очереди и снова хлопки гранат, кроткие фразы только по делу. И много ругани. Там шёл бой.

Пролёт за пролётом пластуны брали этот проклятый КДП.

Мимо него в проход проходили другие казаки и сапёры, они что-то несли наверх, шли за штурмовой группой. Аким постоял ещё минуту и пошёл к лестнице.

Последнюю стальную дверь, что вела уже непосредственно в КДП, китайцы закрыли, казаки отошли на пролёт вниз, и сапёры быстро её взорвали, там никого не было. И ход на утёс был отрыт.

Недлинная траншея и небольшой блиндаж были пусты. В блиндаже были сложены штабелями ящики с патронами и гранаты. Противник оставил даже пулемёт, ни камеры не снял, ни затвора — садись и стреляй. Оставил даже рацию.

С утёса на юг уходил пологий и длинный песчаный спуск. По нему они и ушли.

Саблин стоял у выхода с КДП, он, наконец, открыл забрало и закурил, но не испытывал особой радости. Он устал. А из траншеи вышел Кульчий, за ним и Володька. Они подошли к нему прикуривали от его сигареты.

— Ты в штаб сообщил? — Спросил у Саблина Кульчий.

— Нет, — ответил Аким.

— Радист! — Крикнул Кульчий, оглядываясь вокруг. Он увидал радиста и позвал его. — Иди-ка сюда, брат. Давай штаб!

— Что говорить? — Спросил радист, он был из сапёров.

— Скажи, КДП взят. Утёс взят.

Радист присел на колено и тут же передал данный в штаб.

Пару секунд ждал, а потом поднял глаза на Кульчева.

— Просят код.

— Чего? — Не понял Кульчий.

— Офицерский код просят, — повторил радист. — Не верят.

— Вот дураки, — усмехнулся Кульчий.

— Они спрашивают, кто взял КДП.

— Как твоя фамилия? — Спросил Кульчий у сержанта сапёров, который как раз подошёл к ним.

— Сергеев, — ответил тот.

— Скажи, что КДП взят, утёс взят, передал сообщение сержант Сергеев и казак Саблин.