Мария Самусенко - Небесный город [СИ]

Я взялась за два противоположных внешний «лепестка» и осторожно развела их в стороны, давая модели раскрыться. Теперь она, модель, стала похожей на четырехгранный конус пирамидальной формы. И я повторила эту операцию с двумя остальными лепестками.

Он повторил за мной. Его лилия не так хорошо держала форму, но была похожа на настоящий цветок. Только вот лепестки были прямыми и острыми. Похоже, его это не очень-то и устраивало: и именно это недовольство проступило на его лице.

— У вас есть карандаш или ручка? — тихо спросила я.

— Да, — он нервно полез в карман, доставая их.

— Прекрасно, они совершенно круглые. Очень хорошо, — и я начала накручивать лепестки на карандаш, из-за чего их изгиб стал очень плавным. Он растеряно повторил за ней.

— Не вероятно, — не удержался он, глядя на дело своих рук. Цветок был неровный, кривоватый, несимметричных и расползался, но все же радовал глаз.

— Вам было проще — у меня не было даже такого учителя, я изучала это по страницам в информационных сетях различных городов… — и замолчала. — Что вас привело ко мне? — резко, словно разрубая воздух, поинтересовалась я, делая резкий переход от темы к теме, как это было на последнем допросе. Пусть думают, что у меня нет логики.

— Любопытство, — солгал он. Или нет. Это не имеет значение.

— Любопытство… Опасное чувство, — голос прозвучал ровно, словно произносил эти слова не живой человек, а синтезировал их очень старый компьютер. По его растерянному виду я поняла, что мой фокус удался: он в какой-то мере напуган.

— Вам виднее… Вы ведь видели больше миров, чем я, — не дождавшись продолжения моей мысли, был вынужден пояснить он. И подольститься тоже пытался.

— Дело не в том, в скольких мирах ты побывал… Мне приходилось слышать о людях, которые, делая пересадки с одного звездолета на другой в космопорте, и считали, что побывали в этом мире. А ведь большая часть космопортов похожа между собой, — словно бы невпопад проговорила я, глядя перед собой.

— А в чём дело? — переспросил он, не дождавшись от меня продолжения. И я посмотрела на него, чуть заметно кивнув. — Вы говорили: «дело не в том, во скольких мирах ты побывал…» А в чем дело?

— В том сколько из них ты смог принять такими, какие они есть, — пояснила я. — Не знаю… Не уверена, что хотя бы один, — вздохнула я, растягивая молнию комбинезона так, что стала видна ложбинка между грудей. Мне надоела эта беседа, а поскольку он меня побаивался, стоит напугать его посильнее, и сбить с мысли.

У него ладони стали мокрыми. Для него или любого мужчины-человека Конфедерации мои поступки — это был явный сигнал о моем желании. И у холров тоже — мы ведь тоже люди.

— Вам не уютно? Извините, но здесь очень жарко, — я заметила его нервозность, напряжение и то, что он постарался незаметно для меня протереть руки о колени. Я тихо усмехнулась, не стараясь от него это скрыть. Всё равно он не поймет это до конца, и наблюдатели не сразу догадаются — надо только будет изображать разочарование, когда он уйдет.

— Может, хотите о чем-то поговорить? — нервно сглотнув, поинтересовался он.

— Нет, а вы? — я заставила смех звучать в своем голосе.

— Нет. То есть у вас всё в порядке? — он не мог справиться с нервозностью, отчего начинал нервничать ещё сильнее.

— Нет, я не знаю, почему я здесь, в чем меня обвиняют и обвиняют ли. И не знаю, сколько ещё пробуду здесь, — я слабо пожала плечами, разведя руки в стороны. — А так всё в порядке.

— Понятно. Ну, я пошел, — он выскользнул прочь, боясь повернуться ко мне спиной. Меня так и подмывало рассмеяться ему в след в полный голос. Но я сдержалась. Лишь разочаровано мотнула головой и уселась медитировать.

Теперь к своему обычному распорядку дня я могла добавить ещё и оригами. И я населяла свою камеру собаками, рыбками, бабочками, «двигающимися» ящерицами и прыгающими лягушками. Я никогда не училась складывать модули, хотя это должно было бы быть сейчас интересно. Но меня останавливало, что на них требовалось очень много бумаги, особенно на подвижные.

И так мой распорядок был теперь таким: подъем в шесть утра по внутренним часам, зарядка (сто шестьдесят отжиманий от пола, сто шестьдесят раз прокачать пресс, сто шестьдесят приседаний), холодный душ, завтрак, который был так же хорош, как и обычно, медитация и одна фигурка из бумаги, только не черной. Потом повторить от зарядки четыре раза и лечь спать. Но это если не поведут на допрос. Если поведут, то придется сместить часть занятий на чуть позднее время.

Прошло два дня после получения мною бумаги, и четыре дня с последнего допроса. Я начала готовиться к самому худшему для себя — к тому, что меня выдадут холрам. А это верная смерть. Значит, надо будет бежать.

И я начала готовить себя к этому, добавив пару сложных упражнения на растяжку мышц.

Но прошло ещё двенадцать часов, и пришел ксенопсихолог. Он был бледен, как смерть, но боялся он уже не меня.

— Что случилось? — спросила я. — Меня заочно приговорили к смертной казни и вас попросили сообщить мне об этом.

Неудачная шутка — в Конфедерации смертная казнь была заменена гуманным пожизненным содержанием человека в тюрьме. Да, уж, гуманно. Что в этом гуманного? Что гуманного в том, что человека запирают как дикого зверя в клетке, лишают всех возможностей общения, саморазвития, даже того, чтобы он обслуживал себя сам? И просить помилования можно только через двадцать лет. Это в так быстро меняющемся мире. Ещё есть и этическая сторона вопроса — приговоренного к пожизненному заключению содержат на деньги налогоплательщиков, в том числе и тех людей, которым он причинил боль, убив их родственников или просто дорогих им людей.

Трусы они все тут в этой Конфедерации. Так бояться смерти, что их становиться просто жаль. «Почтение перед жизнью» — так они это называются. Хорошо, ещё не додумались стирать память у преступников и отпускать их в новых мирах (где и с нормальной памятью не всегда можно выжить), как это делают в Соаха.

Нет, настоящий гуманизм на Кордже и у нас. Особенно на Кордже. У них там вообще преступность почти нулевая. У них, как и в ряде городов холров, родственникам приговоренного к смерти высылают счет за пулю или электричество, или смертельную инъекцию после процедуры. У нас они это обязаны оплатить. На Кордже — дело добровольное. Но если родственников нет или они не хотят платить за его казнь, то приговоренный сам должен заработать себе на казнь, в течение пяти лет в исправительном учреждении. Только на Кордже очень мало статей, по которым приговаривают к смертной казне и такое мощное расследование проводиться, что ошибок просто не бывает. Кстати, работа наемного убийцы карается у них двадцатью пятью годами каторги на астероидах. А вот пиратство, работорговля, изнасилование, особенно несовершеннолетних (то есть детей младше четырнадцати лет), наркоторговля, убийства по причинам любых розней или деятельность маньяка-убийцы, карается смертной казнью. Во всех остальных случаях трудовые лагеря, домашние аресты, каторга на астероидах.