Нелл Уайт-Смит - Демонология и я. Сны Зимы

Я снова рванул наверх («рванул» с поправкой на замерзающую ликру, на ходящие ходуном от дрожи лапы, прикушенный язык и прочие прелести). Я рванул вверх, как только мог и… взобрался на спину Дракона.

Впереди, там, где раньше лежало озеро, теперь бурлило тёмное море. Не вода, но какая-то жуткая субстанция, словно намагниченная черная жидкость, откуда возникали и быстро втягивались назад острые холмы, похожие порой больше на иглы, а иногда – на настоящие горы в миниатюре. Вот почему вокруг Зимы находилось так мало Теней – остальные превращали мир в… это!

– Если Холодного Дома не станет… – крикнул Зиме Ювелир, не закончив. Она поняла его.

А я, выпучив глаза от усердия и ужаса, устроил поудобнее попу, растопырил когти, чтобы не свалиться опять мордой вниз в снег, и дотянулся до иглы. Та оказалась тоже узорчатой – словно бы у неё внутри выточена ещё одна, и так несколько раз. Такая красивая вещь… ужасно дорогая как пить дать. Уж всяко дороже моей шкуры.

Когда я зацепил иглу когтем и попытался вытащить, она сначала поддалась и пошла хорошо, а потом, само собой, застряла, и, сломавшись при первом же усилии с моей стороны, раскрошилась прямо в механизмах Дракона, заклинив, наверное, всё, что могла.

Меня ударило в спину потоком холодного ветра, как в тот день, когда я впервые увидел Зиму, и я, скосив из неудобной позы глаза, посмотрел на свою возлюбленную.

Она повернулась ко мне спиной, и дверь в это странное здание начала раскрываться, а там, позади, на черном невозможном озере раздался не хохот, нет – страшный хор, кричавший проклятия на древнем, какой только древней может быть ненависть, языке и я нехотя, понимая уже, что увижу там, всё равно опять отполз назад, на спину Дракона и посмотрел в ту сторону.

Конечно, там сияло солнце. Солнце, которого ждал похожий на Дракона призрак, озарило это место, и золотая полоса сияния начала скользить, расширяясь, по направлению к нам. Серый полог небес сверху порвался ровно, словно его разрезали ножом, и льющийся вниз с сапфировых небес свет, уничтожал эти Тени.

Терминатор набегал на черные тела, и за солнцем приходила холодная вода, поднимающаяся туда, где раньше стоял уничтоженный теперь Тенями лёд, а по воде к нам, следуя точно за солнечным светом, кто-то шел.

«Это – Часовщик, – утвердительной интонацией спросил я Дракона, – я раньше никогда его не видел, но сейчас я уверен точно, что он – Часовщик!»

«Да, верно. Если Зима снова увидит его, то всё, что случилось сейчас – однажды повторится снова. Таково её Предназначение».

«Велико время Зимы, ибо всё вернётся – эта пословица о её Предназначении. Зима каким-то образом нашла способ прервать поток событий, заставлявших её возвращаться к мужу, и именно поэтому стала затворницей – чтобы ничего не повторялось».

«Да. И именно поэтому она уходит в Холодный дом, возможно, до конца времён, кот».

Уходит.

Вдохновлённый, я резко повернул голову, навострив уши.

Зима, закрыв ладонями глаза, удалялась в открывающиеся настежь ворота. Там я увидел механический алтарь старомодного типа, а на нём – чьё-то тело. Полностью механическое тело. А что если её возлюбленный – дракон-оборотень, чьей механической ипостасью был мужчина? И вот – она уходит к нему.

– Уходит. Значит, там она останется одна. Всё, спасибо, дальше я сам!

Я спрыгнул с голема и устремился к своей судьбе, высоко задрав хвост.

Меня пригвоздило механической лапой к земле, снова макнув в набежавшую в яму ледяную воду и защитив от Тени, чьи когти прошли в считанных миллиметрах над моей головой. Я принялся яростно отбиваться от великого Дракона:

– Отпусти! Ты сломаешь мне жизнь! Я имею право искать своё счастье!

А затем я на своей шкуре узнал, что такое шоковое затвердевание ликры.

Свет виден очень нечетко, и вместе с тем кажется несбыточно-красивым. Это оттого, что он, неяркий, рассеянный, пробивается сквозь водную гладь оттуда, с поверхности. Холодная ледяная толщ воды давит. Лёгкие разрывает от недостатка кислорода, от желания вдохнуть разлитую в чистой воде надежду на спасение и, захлебнувшись, уйти на дно, превратившись в ещё один осколок вечного льда. Тёмное дно, такое глубокое, что его можно не бояться, такое глубокое, что кажется, будто его вовсе нет. Какие-то мягкие тенистые лучи, обнимающие тело, струятся из этих глубин. Они так не похожи на пробивающийся сверху белый искристый ореол, обещающий жизнь, обещающий глоток свежего воздуха, но похожи на нечто иное – на сумеречный, полный боли и истины свет, где не так и важно, жив ты или мёртв, ведь он сам – извилистая дорога страдания, что приятна и сладка, поскольку имеет цель. Эта дорога лишений и мрака – парадоксальный свет, ведущий к моей собственной душе. Хотя всё устроено так, что души у меня нет, и, пока стоит мир, она и не может появиться. Взгляд кота. С поверхности смотрит на меня черный кот.

Я проснулся. Хотел свернуться калачиком и доспать, но кто-то неподалёку бубнил и мне мешал. Я поворочался, перевернувшись с затёкшего бока, и поджал неудобно вытянутую во сне лапу. Устранив это препятствие, собрался с силами и, преодолев зябкий окутывающий неуют окружающей обстановки, решил взять себя в руки и постараться снова уснуть. Меня грубо заставили вернуть уставшую от неподвижности лапу в прежнее положение.

«Лежи и не двигайся, – обратился ко мне через ликру Дракон, – не беспокойся ни о чём – мы в Храме, здесь безопасно и тепло, – призадумавшись на долю секунды, он добавил, – и для твоего удобства я держу открытыми двери».

Я приоткрыл один глаз, взглянув между пальцами драконьей лапы, которой он меня накрывал, на знакомые мне врата Чертога Хранителя.

«Закрой немедленно, устроил сквозняк! Издеваешься надо мной».

Когда тяжелые створки начали смыкаться, голем недовольно утробно заворчал. Врата задержались, для того чтобы кого-то пропустить, и я заметил, переместившись поудобнее, как в Чертог, широко шагая, входит миниатюрная блондинка примерно моего возраста. Забранные на затылок два высоких хвостика позвякивали при каждом шаге. Она улыбнулась кому-то впереди себя, и некая странность в мимике этой улыбки приковала моё внимание:

– Звал, Большой? – чуть наклонив голову набок, она перевела взгляд куда-то правее и поздоровалась ещё раз. – Привет, великий господин!

Я, совершив кучу ненужных движений, поменял местами в пространстве нос и хвост, посмотрев затем между двумя другими пальцами голема. Там, на алтаре сидел, перевязывая сам себя, Ювелир, и рядом с ним (на расстоянии, исключающем всякую возможность помощи брату) стоял Часовщик. На свежей повязке Ювелира, обхватывавшей большую часть его торса, уже проступили четырьмя параллельными линиями розоватые следы. Может, это от крови, а может – от обеззараживающего состава. Во всяком случае, понятно, что там у него, по крайней мере, четыре здоровенных пореза.