Евгения Никифорова - Изображая зло. Книга 1

— Но вы укажете мне путь? — алчность отразилась в обсидиановых глазах Мелькарта. — Научите меня всему, что знаете! Возьмите в ученики! Взамен я стану вашим верным слугой, цепным псом, если пожелаете!

— Тебе никогда не быть слугой, а уж тем более псом. Ты преследуешь свои цели. Не нужно надевать при мне маски, я не люблю притворщиков. Тем более, — Виктория поднялась и приблизилась к Мелькарту вплотную. — Бессмертный никому не служит!

— Даже своим идеалам?

— Идеалы меняются. Мы неизменны.

— Чего вы хотите от меня?

— Это зависит от результатов обряда. После того как встретишься с дьяволом, многое станет понятным. И если я найду достаточно сил на укрощение роланга, вернусь к этому разговору. Тебе предстоит принять важное решение.

— Я могу умереть во время обряда?

— Да. Но если откажешься, нам придётся проститься.

— Я не собираюсь отказываться.

— Все так говорят. Пока не столкнутся с кошмаром лицом к лицу.

— Вы не понимаете, — покачал головой Мелькарт. — Я должен это сделать. Я сознательно шёл к этому.

— А ты не понимаешь, на что соглашаешься. Люди сходили с ума после того, как заглядывали в бездну. Прежняя жизнь теряла для них значение. Обряд изменит тебя, Мелькарт. Ты примешь духовную смерть, а сможешь ли возродиться — будет зависеть только от силы воли.

Храму насчитывалось более пяти сотен лет. Это древнее сооружение помнило смену эпох, войны, трагедии народов и расцвет страны. Расположенный на вершине горы, он с умиротворённостью Будды созерцал распростёртый под ним мир. Ничто не выдавало величественность — эгоистичное желание доказать истинность веры одним своим видом. Храм привносил гармонию, олицетворял собою часть прекрасного. Редкая скромность в сочетании с азиатской изысканностью.

Виктория знала, что её ждут. Она остановилась перед входом и несколько минут смотрела на тяжёлые широкие двери. Было холодно, поднятый ворот пальто не спасал от снежного ветра, но фрау Морреаф не торопилась подниматься по лестнице. Это место обладало особой атмосферой, которой хотелось проникнуться, пропустить через себя.

— Чего мы ждём? — спросил Клод.

— Они заперты? — добавил Мелькарт, глядя на двери.

— Нет, — ответила Виктория. — В последний раз я была здесь около ста лет назад. Надо же, ничего не поменялось.

— А зачем вы приезжали тогда?

— А зачем люди идут к мудрецам?

— Считаете, буддистские монахи мудрее вас?

— Знаешь, кто самый мудрый человек на свете?

— Кто?

— Ребёнок.

— Шутите?

— Отчего же, — усмехнулась Виктория. — Ребёнок куда яснее видит мир.

— Потому что ничего о нём не знает?

— Верно.

Они поднялись по скользкой лестнице и толкнули массивную дверь. Тепло внутренних помещений вкупе с ароматом благовоний обожгло раскрасневшиеся от гималайского мороза лица. На фоне богатого, аккуратного убранства храма путники почувствовали себя неуютно в верхней одежде.

Взгляды скользнули по шедшему им навстречу монаху. Молодой лама одарил гостей традиционным приветствием и скупо поинтересовался целью прихода. Ему не нужно было рассказывать об изнурительном преодолении половины мира: буддисты улавливали переживания путников и не требовали многого. Единственное желание Виктории заключалось в том, чтобы встретиться с настоятелем храма.

Ламы вели аскетический и уединённый образ жизни. Какие отношения царили в священных вековых стенах оставалось загадкой, однако, наблюдая за молчаливыми, налысо обритыми юношами, мужчинами и стариками, довольствовавшимися скудной пищей и скромными одеяниями, где-то на задворках души рождалась вера в то, что человек действительно может преодолеть все трудности, превзойти себя. Отлитые из золота статуи Будды были наследием великих предков. спрятанные от чужих глаз, они не развращали алчные сердца мирян.

Настоятель как будто ждал появления Виктории. Троица присоединилась к нему, сев на ковёр напротив. В зале, куда их отвели ламы, было ещё теплее.

Сколько лет исполнилось настоятелю, никто бы не смог сказать. Когда человек живёт слишком долго, его называют «вечным». Учитель пользовался у монахов чрезвычайным уважением, питался раз в неделю, мало разговаривал и много молился. Со стороны он казался немощным, однако обладал безупречным слухом и редкой проницательностью. Порой это пугало, порой воспринималось как чудо.

Его взгляд упал на Викторию, со смирением выпрашивающую внимания. Настоятель долго смотрел в её голубые глаза, выискивая что-то во влажном блеске решимости. Мелькарт следил за немой беседой с жадным любопытством, Клод — с изумлением. В отличие от фрау Морреаф, настоятель не моргнул ни разу. Минуты тикали и отдавались звоном в ушах. Тишина оглушала. Виктории не требовалось бросаться словами, чтобы донести до просветлённого учителя свои помыслы: всё было написано в её сердце, которое он с лёгкостью читал.

Непоколебимость в осуществлении задуманного, готовность заплатить высокую цену смахивали на фанатизм, который фрау Морреаф ненавидела в людях и который испытывала сама, утопая в ярости, почему-то имевшей сладкий привкус. Жестокость доходила до безрассудства, уязвлённое самолюбие кричало о нарушенных правах, а в венах растекалась жажда мести, столь же неистовая, как ночная буря. Где-то на краю сознания копошилось нечто похожее на вину и боль утраты — незалеченные раны, глубокие, но не смертельные. Рядом же дышал страх за чужую шкуру: материнский инстинкт был неуместен, тем не менее, бился подобно пойманной в сети паука бабочке, отчаянно, без надежды на высвобождение. В маленьких зрачках подслеповатого настоятеля Виктория видела себя — одинокую несчастную женщину с короной на голове, окружённую ореолом могущества и вседозволенности. Чёрную королеву с бесчисленной армией безликих слуг, неприступную и уязвимую.

Жуткое желание отвести взгляд, спрятаться от неприглядного, но правдивого отражения выворачивало внутренности. К горлу подкатило напряжение, выплыл вкус тягучего и склизкого, но Виктория сделала глоток и вздёрнула подбородок.

Она всегда знала, как выглядит со стороны, знала об истинном отражении и не испытывала ни стыда, ни ужаса. облик не имел значения. Свою корону она приняла вместе со страданиями.

Рука настоятеля взмыла в воздух, и позади него выскочил трёхгранный кинжал с сильно вытянутой рукоятью, завис в миллиметре от пухлых пальцев буддиста и, повинуясь неозвученной команде, полетел в Викторию, целясь ей в голову. женщина ловко перехватила его прежде, чем лезвие вонзилось в череп. Она узнала кинжал: давным-давно с помощью этого оружия избранники богов побеждали демонов. Виктория сложила ладони и благодарно поклонилась. Получив дозволение и поддержку, фрау Морреаф покинула покои настоятеля.