Евгения Никифорова - Изображая зло. Книга 1

Клод направился вслед за ней.

Мелькарт остался. Взгляд буддиста обратился к молчаливому юноше. В свете десятка свечей черты лица обострились: казалось, чьи-то опытные руки высекли его из мрамора. Зрительная связь укреплялась с каждой секундой. настоятель поражал совершенной бесстрастностью, тогда как в Мелькарте жил хищник. Мальчик увидел себя в чужих зрачках — одичалого волчонка, скалящего зубы. из него мог бы получиться вожак, гроза стаи, если бы не яд, который капал со слюной на землю и отравлял всё вокруг. Ненависть застыла в чёрных глазах чудовища, разверзлась гигантская пасть, понеслось зловонное дыхание с запахом горелой плоти. Шерсть покрылась чешуёй, из лап выдвинулись когти. То был уже не волчонок, а дракон.

На губах Мелькарта расцвела улыбка. Он смотрел на своё отражение с откровенным удовольствием, а спустя мгновение раздался смех, эхом прокатившийся по помещению и обдавший стены мягкой волной.

Веки буддиста сомкнулись, и он начал уходить в нирвану, постепенно отрекаясь от происходящего. Мелькарту следовало бы оставить настоятеля и позволить набраться сил, но он никуда не собирался. Мальчик продолжал смотреть на учителя, склонив набок голову, и улыбаться.

Мелькарт понял, что настоятель тратил слишком много энергии на общение с ним. И это забавляло. Дракон почувствовал своё превосходство. Кружась над стариком, чудовище обвивало светящуюся ауру человека в кольца. Огни на свечах задёргались в борьбе за выживание. Напряжение возросло. Дыхание настоятеля участилось. Зрачки Мелькарта расширились. Ещё несколько секунд — и случился бы взрыв, внезапная непредвиденная катастрофа.

Мелькарт шумно вздохнул. Мальчик пришёл сюда не для того, чтобы воевать. Он лишь показал, сколько сил таилось в жилах бездонной души, и хотел получить возможности для их применения. Буддист по-прежнему не открывал глаза: не то боялся вновь столкнуться с чужеродной и опасной природой юного гостя, не то отверг просьбу о помощи. Мелькарт ждал ответа, но реакции от настоятеля не поступало.

Он вспомнил, как истерично закричал индийский целитель, завидев его. Ракшас. Тот, кому всегда будет отказано в приглашении. Изгнанник, не принятый ни в одном доме.

Когда он родился, мать, раздвигавшая ноги перед сотнями мужчин, отнесла его в приют. Ни разу не вскормив молоком, не прижав к сердцу. Вспомнил, как говорили взрослые — усыновители: «У него нехороший взгляд». Вспомнил свои детские терзания, острую жажду внимания и одиночество, выкрашенное в однообразные тона голых стен комнатушки. Всё изменилось, когда он впервые увидел ужас в глазах детей старшего возраста. Одарённость отпугивала окружающих, но именно она стала визитной карточкой в мир свободы, спасением от заточения в обывательском мире. Мелькарт знал, что является необычным человеком, и чем дальше шёл, тем больше людей падало к его ногам. Восхищение, раболепие, страх, послушание… Исчезла боль, стёрлась временем и новыми впечатлениями. Он обрёл достаточно внимания.

Мальчик — дракон. Маленький принц тёмного царства.

Мелькарт перевёл взгляд на золотую статую просвещённого учителя, одного из множества индо-тибетских племён. Имя этого будды не было ему известно, Мелькарта привлекло другое — корона на голове статуи в виде узкого обруча с зубцами.

Тысячи лет назад легендарные пророки сражались за веру в лучшие стороны человечества, за совершенствование мира. Они принесли законы, за непреложность которых разные народы проливали кровь и отдавали жизни. Каждая скрижаль, каждое слово из священного текста имела багровый цвет. Любая молитва несла отзвуки стонов убиенных за незримые идеалы. Будда, который улыбался легко и спокойно, наивно думал, что осветил путь. На самом же деле со светом он дал причину для войны. Мелькарт тоже улыбался, но иначе. Боги отрешились от тягостей, а он их нёс, раздаривая всем желающим, как подарки к Рождеству.

На ум пришло одно воспоминание. Старое, со свистом розог. Когда-то католический священник, гордо именующий себя «святым отцом», пытался объяснить на уроке приютским детям смысл Троицы. Бог Отец, Бог Сын и Святой Дух, составляющие единство, вызвали у юного Мелькарта сомнения, и он посмел не согласиться с католиком. За богохульное мнение его выпороли, тем не менее, ощущение собственной правоты жгло калёным железом. «Троица состоит не в разделении Бога на части», — сказал Мелькарт в тот день, с уверенностью взирая на огромную статую распятого Христа, чьё тщедушное тело изнывало от мучений, а на голове красовался величественный терновый венец. — «Троица — это неразрывно связанные, противоположные начала, которые друг без друга не могут существовать. Это Бог, человек и дьявол. Дьявол противостоит Богу исключительно из-за человека; без человека не было бы борьбы. Создатель не будет считаться создателем, пока что-нибудь не сотворит. Он имеет силу только благодаря своим произведениям. Человек же не сходится с дьяволом, но и к Богу не спешит присоединиться. Человек находится между двумя мирами, и в нём оба начала, обе силы. Вот Троица». Услышав подобные изречения из уст ребёнка, священник чуть не сошёл с ума, а Мелькарт получил выволочку. Христос неожиданно стал примером стойкости: тот тоже терпел за веру.

Голову христианского Богосына украсили терновым венцом, неизвестного будды — зубчатой короной. Королям истины полагалось подчиняться, но за спиной каждого человека пряталась своя правда, которую не видели.

Мелькарт снова обратил взгляд к настоятелю. Бесстрастность старика перестала тешить — тот полностью погрузился в себя. Дракон разомкнул чешуйчатые кольца: противостояние не имело смысла. Мелькарт потерял интерес к происходящему. Его ждало более занятное мероприятие, нежели немая беседа с тем, кто отказывался продолжать диалог.

— Когда вернёмся в Лхасу, первым же рейсом улетишь в Англию, — сказала Виктория, поигрывая ритуальным кинжалом.

— И бросить вас одну? — поморщился Клод.

— Я не одна, вокруг люди.

— Вы поняли, о чём я, — Клод посмотрел себе за спину и, убедившись, что Мелькарт его не слышит, продолжил. — С этим парнем не всё в порядке, и мы оба знаем, что я прав. Ему нельзя доверять. Уж поверьте, такие, как он, воткнут нож в спину и сделают вид, будто ничего не случилось.

— Он согласился на обряд, — Виктория прикусила губу. — Этот парень поставил на кон свою жизнь, и либо потеряет всё, либо возвысится. Он рискует. Так же как я.

— Мне плевать на его решения. Я не уверен, что этот дурацкий обряд обязательно нужно проводить!

— Если я опять начну подыхать от крови роланга, получится не очень… красиво. Этот барьер лучше преодолеть сейчас, чем потом мучиться.