Евгения Никифорова - Изображая зло. Книга 1

— Зачем ты пришёл?

— За помощью. Ты как-то работала над программой по взлому систем… Она нужна мне.

— Сколько ты дашь времени, чтобы её завершить?

— Осилишь за четыре дня?

— Скорее всего, — мысли агента Лиллард быстро свелись к расчётам. — Да, я смогу. Но почему только четыре?

— Надо успеть к возвращению Виктории, — ответил Александр и накинул на голову капюшон, готовясь к вылазке. — Не ищи меня, я приду сам.

— Величайший музей, сюда съезжаются паломники со всего мира. Миллионы людей мечтают здесь побывать, ну, а мы, — Сен-Жермен сделал многозначительную паузу, — просто забрели на чай.

— Когда вы в последний раз были в Лувре? — спросила Виктория, бросая заинтересованные взгляды на архитектурные изыски дворца.

— Очень давно.

— Я слышала, сюда поместили статую богини Изиды. Ту, которую год назад нашли в некрополе Абу Сир, — фрау Морреаф стремительно направилась к отделу Древнего Египта. — Я хочу увидеть её!

— Мы разве не собирались к мсье…

— Мсье Готье подождёт.

Сен-Жермен послушно отправился за спутницей через квадратный двор, мимо арочных проёмов и статуй в роскошную галерею. Музей был закрыт на временные работы, и только им двоим разрешили посетить святилище искусства по распоряжению заведующего. Памятники древности внушали Сен-Жермену неловкость: он словно попал в заколдованный мир, где за незваным гостем наблюдали тысячи мёртвых глаз. Викторию, напротив, это не волновало. Перспектива увидеть статую Изиды страшно воодушевила её. Уверенным шагом она пересекала один зал за другим, миновала собрания изобразительных шедевров, не удостоила вниманием греческие, а затем и римские трофеи; стук её каблуков смолк лишь тогда, когда фрау Морреаф остановилась перед воплощением женственности.

Алхимик охватил взглядом огромный солнечный диск, удерживаемый на голове тонкими изящными рогами. Традиционный парик едва достигал плеч — Изида обрезала волосы в знак скорби по мужу. Прямую, как трость, спину обволакивали рельефные крылья. Миндалевидные глаза смотрели вдаль, на чувственных губах застыла лёгкая манящая улыбка. Широкое многослойное ожерелье служило единственной одеждой богини. Оголённой груди касался странный, исковерканный ребёнок. Он, согретый теплом, приютился на коленях и вытянутым, как птичий клюв, ртом тянулся в поисках молока.

— Бессмертная мать, — завороженно прошептал Сен-Жермен. — Невероятная…

— Говорят, с неё родился культ девы Марии, — прокомментировала Виктория. — Хотя я с этим не согласна. Может, бродячий сюжет и сыграл какую-то роль, но смысл христиане хотели передать совсем иной. Мадонна не похожа на египетскую богиню. Их истории повествуют о разных вещах. Когда Изида собрала все части изрубленного тела Осириса, она сотворила величайшее колдовство, какое только знал мир. Непорочное зачатие. Изида распростёрла крылья над мумией и понесла дитя. Для древних это был пример настоящей любви. Любви, которая побеждает саму смерть. Вечной, непоколебимой. Мария у христиан — мать-девственница. У египтян же Изида — царица, любимая жена могущественного бога. В ней одной соединены все ипостаси: страстной любовницы и милосердной сестры, ласковой матери и верной жены, коварной воительницы и мстительной жестокой фурии. Изида — это все лики женщины. Это многообразие характера, его непостоянства. Изида — это красота в её божественном исполнении. Она настолько же идеальна, насколько человечна: в этом плане кумиры нынешних религий кажутся плоскими, они скорее подражают языческим героям, нежели превосходят их.

— Вы преклоняетесь перед её образом, — Сен-Жермен с любопытством наблюдал за тем, как фрау Морреаф обходит статую, пытливо изучая каждую отмеченную скульптором деталь. — Может, в некотором роде ассоциируете себя с ней? Или вы завидуете её великолепию?

Лицо Виктории, с этим горбатым носом, выступающими скулами и чертами, напоминавшими небрежный набросок художника, изменила ехидная улыбка.

— А что вы скажете про ещё одного персонажа? Спрятавшись от богов на болотах, Изида в муках породила чудовище. Получеловека Гора. Не чудесного младенца, как Мария, а монстра. Убийцу. Того, кто вернёт ей власть. И в схватке с Сетом Гор победил лишь благодаря крови матери. Разве Изида смотрит на сына, который так беспомощно прижимается к груди? Нет. Её взгляд устремлён далеко вперёд. Туда, куда она намерена однажды прийти, чтобы завоевать престол. Возглавить пантеон. И её чудовище-сын — лишь средство достижения цели.

Сен-Жермен потрясённо следил за изложением мыслей, силясь понять, какие тайны Виктория намеревается скрыть за мифическими ассоциациями.

— А вспомните легенды о короле Артуре! Разве Моргана — не подобие Изиды? Моргана по праву рождения имела притязания на трон, но Артур не стал делиться с ней властью. И тогда, — фрау торжествующе улыбнулась, — с помощью колдовства Моргана обратилась леди Гвиневрой и обманом вступила с Артуром в греховную связь. Она забеременела, и в истории Камелота появился новый герой. Мордред. Внебрачный сын короля и наследник престола, более известный как отцеубийца. Мордреду суждено было убить Артура; он — возмездие Морганы.

Охваченный подозрениями, Сен-Жермен шаг за шагом приближался к Виктории, в то время как она с пристрастием рассуждала о коварстве, на которое мужчины никогда бы не решились — просто потому что не были на него способны.

— Воистину, роковая женщина — погибель для воина. Награда дьявола сынам Адама. О такой женщине вы мечтаете, mon amie? — по просторному залу пронёсся хриплый смех. — Но она не может никому принадлежать, она королева. Её будут ненавидеть, проклинать, но никто, amie — ни один человек! — не растопчет её дух. Определённо, это дар Изиды.

— Наследник…, — отозвался Сен-Жермен на выдохе, не желая верить озвученному, однако его слова оказалось достаточно, чтобы погасить мрачное веселье Виктории. Алхимик понял всё по выражению её лица.

— Вы выбрали наследника.

— Да, — зная, что ситуация требовала откровенности, Виктория мгновенно дала ответ.

— И вы специально привели меня сюда…

— Чтобы вскрыть карту.

— Как вы могли? — он неуклюже откинул со лба мешавшие пряди и заозирался по сторонам, словно окружающие его экспонаты могли опровергнуть страшное заявление фрау. — После всего, что было…

— Вот именно, — в глазах Виктории блеснула сталь. — Я не забыла, что меня заставили пережить. Вы не учли только одного, mon amie: я чудовище. Никто этого не учёл. Я пожираю жизни, разрушаю надежды, мучаю и пытаю врагов. Я обречена на вечную тьму. Но даже у самого отвратительного и беспощадного чудовища есть сердце, и поверьте, оно куда более ранимо, чем другие.