Роберт Хайнлайн - Марсианка Подкейн. Гражданин Галактики (сборник)

– Кто твой благородный покровитель?

Старый нищий Баслим метнулся к углу помоста, готовый чуть что – улизнуть. Мальчик напрягся и заозирался по сторонам, чувствуя угрозу, но не понимая, откуда она исходит. Аукционист побледнел: никто не смел в открытую потешаться над синдонианином… более одного раза.

– О мой господин, – выдавил он, – вы не так меня поняли…

– А ну повтори, что ты там вякнул про уши и прекрасную породу!

Аукционер увидел полицейских, но они были слишком далеко. Он нервно облизнул губы:

– Смилуйтесь, благородный господин. Мои дети умрут с голода. Я сказал лишь то, что говорят все. Это не мое личное мнение. Я всего лишь хотел побыстрее сбыть этот товар… как вы сами настаивали…

В тишине прозвучал женский голосок:

– Ой, да брось ты его, Дварол. Не его вина, что у этого раба такие уши. Он только продает его.

– Вот и пусть продает! – сопя, ответил синдонианин.

Аукционист перевел дух:

– Да, мой господин. – Он собрался с силами и продолжал: – Прошу простить меня, мои дамы и господа, за то, что трачу время на этот злосчастный лот. Прошу вас, назначьте хоть какую-нибудь цену!

Он подождал, затем нервно проговорил:

– Не слышу никаких предложений. Цену никто не назначает. Цена не назначена – раз… Если вы ничего не предложите, я буду обязан вернуть этот лот в запасник и прервать торги для консультации с моим клиентом. Цена не назначена – два… У меня еще столько отличного товара. Какая жалость, если не удастся его показать. Цена не назначена – три…

– Вон твоя заявка! – рявкнул синдонианин.

– Что?

Нищий старик поднял два пальца. Аукционист в изумлении уставился на него:

– Ты назначаешь цену?!

– Да, – проскрипел старик, – если господа и дамы позволят.

Аукционист обвел взглядом сидящую полукругом публику. Кто-то из толпы крикнул:

– Почему бы и нет? Деньги есть деньги!

Синдонианин кивнул, аукционист быстро спросил:

– Ты предлагаешь за этого мальчишку два стеллара?

– Нет, нет, нет, нет, нет! – завопил Баслим. – Два минима!

Аукционист замахнулся было на старика, но тот с ловкостью увернулся.

– Поди прочь! – рявкнул аукционист. – Я тебе покажу, как насмехаться над господами!

– Эй, аукционист!

– Да, господин? Слушаю, мой господин?

– Ты говорил: «Назначьте хоть какую-нибудь цену», – сказал синдонианин. – Продай ему мальчишку!

– Но…

– Ты меня слышал?

– О господин, я не могу продать за первую же назначенную цену. В законе ясно сказано: одна заявка – не аукцион. Даже две, если аукционист не установил минимума. А иначе я не смогу продать его, не услышав по крайней мере три предложения. Благородный господин, этот закон принят для защиты интересов владельца, а не ради меня, несчастного!

– Да, есть такой закон! – выкрикнул кто-то.

Синдонианин нахмурился:

– Тогда объяви цену.

– Как будет угодно милостивым господам и дамам. – Аукционист обратился к толпе: – Я слышал, что за лот девяносто семь предлагают два минима. Кто даст четыре?

– Четыре, – отозвался синдонианин.

– Пять! – раздалось из толпы.

Синдонианин поманил к себе нищего. Баслим подполз на руках, волоча обрубок второй ноги. Ему мешала чаша для подаяний.

– Пять минимов – раз! – запел аукционист. – Пять минимов – два…

– Шесть! – бросил синдонианин и, заглянув в чашу нищего, достал кошелек. Он швырнул калеке горсть мелочи.

– Я слышу «шесть»! Услышу ли я – семь?

– Семь! – проскрипел Баслим.

– Семь минимов! Эй, господин с поднятым пальцем, вы предлагаете восемь?

– Девять! – перебил нищий.

Аукционист поморщился, но заявку принял. Цена подползала к стеллару, шутка становилась дороговата для большинства присутствующих. Дамам и господам не хотелось ни портить шутку синдонианина, ни приобретать такого никчемного раба.

– Девять минимов – раз… – забормотал аукционист. – Девять минимов – два… девять минимов – три… Продано за девять минимов!

Он столкнул мальчишку с помоста, и тот угодил прямо на руки старику.

– Забирай и проваливай!

– Полегче, ты! – осадил его синдонианин. – Где купчая?

Едва сдерживаясь, аукционист проставил имя нового владельца и цену на заранее заготовленном для лота девяносто семь бланке. Баслим уплатил девять минимов и воспользовался щедростью синдонианина, чтобы выплатить регистрационный тариф, оказавшийся выше продажной цены мальчика. Паренек тихо стоял рядом. Он понял, что опять продан и что новый его хозяин – вот этот самый старик. Впрочем, ему было не важно, кто его хозяин, ему не нужны были никакие хозяева. Пока шло оформление покупки, мальчишка внезапно пустился наутек.

Старый нищий, даже не взглянув в его сторону, выбросил длинную руку и, ухватив парня за ногу, вернул на место. Затем Баслим поднялся. Положив руку на плечи мальчика, он оперся о него, использовав вместо костыля. Мальчик почувствовал, как костлявая ладонь стискивает его предплечье, и расслабился, покорившись неизбежному. Ладно, в другой раз! Рано или поздно они все теряли бдительность, нужно было только выждать время.

Обретя опору, калека с достоинством поклонился.

– Мой господин! – прохрипел он. – Я и мой слуга благодарим вас.

– Пустое, пустое. – Синдонианин махнул платком, отпуская нищего.

От площади Свободы до Баслимовой норы было меньше одного ли и не больше полумили [22] Ли – около 576 м; миля – около 1600 м. , но шли они долго. Баслим неуклюже скакал, используя мальчишку как опору, а этот способ передвижения был даже медленнее, чем обычный, когда нищий полз на руках и одном колене. Кроме того, он часто останавливался, чтобы заняться привычным делом, – и это не значит, что работа прекращалась, пока они тащились по улицам, потому что старик и тогда заставлял мальчика совать чашу для подаяний под нос каждому встречному и поперечному.

Все это он проделывал молча. Баслим уже пытался объясниться с мальчиком на интерлингве, космическом голландском, саргонезском, на полудюжине разных диалектов, на воровской фене, на языке рабов и сленге торговцев, даже на английском Системы. Все без толку, хотя пару раз Баслиму показалось, что парнишка его понимает. В конце концов нищий оставил эту затею и стал выражать свои пожелания при помощи жестов и оплеух.

«Что ж, если у них нет общего языка, – думал Баслим, – я научу его – но всему свое время, всему свое время…»

Баслим никогда не спешил. Он вообще отличался дальновидностью.

Жилище Баслима располагалось под старым амфитеатром. Когда Саргон Август повелел воздвигнуть другой, более внушительный по размерам цирк, старый снесли не весь. Работы были прерваны Второй Сетанской войной и больше не возобновлялись. Баслим повел мальчика в эти развалины. Идти здесь было тяжело, и временами Баслиму приходилось пробираться ползком, но хватка его не ослабевала ни на миг. Однажды, правда, в руке нищего оказалась только расползающаяся набедренная повязка, и мальчишка едва не вывернулся из своего рубища, но нищий успел схватить его за запястье. После этого они пошли еще медленнее.