Роберт Хайнлайн - Марсианка Подкейн. Гражданин Галактики (сборник)

Они спустились в темный лаз в конце обрушившейся галереи, старик заставил мальчика идти первым. Потом они поползли по битой черепице и грудам булыжника, пока не очутились в другом коридоре, где было темно как ночью, но сравнительно чисто. Ниже, еще ниже, опять вниз – и вот они уже в чреве старого амфитеатра, в казармах под бывшей ареной.

В темноте они подошли к прочно срубленной двери. Баслим открыл ее, втолкнул мальчишку внутрь, вошел сам и запер дверь за собой, прижав большой палец к замку-определителю. Потом он коснулся выключателя. Вспыхнул свет.

– Ну вот мы и дома, парень.

Мальчик изумленно огляделся. Он уже давно отвык интересоваться окружающим, но теперь, оказавшись внутри, увидел совсем не то, что ожидал увидеть. Он стоял в просто обставленной комнате, чистой и уютной. Потолочные панели излучали приятный рассеянный свет. Мебели было немного, но вся она стояла на своих местах. Мальчишка с трепетом озирался по сторонам. Как ни убого выглядела эта комната, она была лучше любой из тех, в которых он живал прежде.

Нищий отпустил плечо мальчика и проковылял к шкафу. Поставив туда свою чашу, он извлек на свет нечто непонятное. Потом нищий стянул с себя рубище, повозился с ремнями, и тут мальчик понял, что это – протез, искусственная нога, причем сделана она была так здорово, что ничем не уступала настоящей, из плоти и крови.

Нищий поднялся, взял с полки брюки и натянул их. Теперь он вовсе не был похож на калеку.

– Иди сюда, – сказал он на интерлингве.

Мальчик не шелохнулся. Баслим повторил то же самое на других языках, потом пожал плечами, взял мальчика за руку и повел в соседнюю комнатушку. Это была маленькая кухня, совмещенная с ванной. Баслим наполнил водой таз, вручил пареньку обмылок и сказал:

– Мойся. – И жестами объяснил, чего хочет.

Мальчик упрямо молчал и не шевелился. Старик вздохнул, взял здоровенную щетку для пола и изобразил, будто чистит ей мальчика. Когда жесткая щетина коснулась кожи, он остановился и повторил:

– Купаться. Мыться. – Он произнес это на интерлингве и английском Системы.

Мальчик поколебался, снял свое тряпье и начал медленно намыливаться.

– Так-то лучше, – сказал Баслим. Он поднял грязную набедренную повязку, бросил в мусорный бачок, достал полотенце. Потом повернулся к кухне и занялся стряпней.

Через несколько минут он оглянулся. Мальчишки не было. Старик не спеша вошел в комнату и увидел, что тот, голый и мокрый, изо всех сил старается открыть дверь. Заметив Баслима, мальчик удвоил усилия, но все было тщетно. Старик похлопал его по плечу и махнул рукой в сторону маленькой комнаты:

– Ступай домываться.

Он отвернулся. Паренек побрел следом.

Когда мальчик вымылся и вытерся, Баслим поставил на плиту котелок с тушенкой, открыл шкафчик и достал из него склянку и клок ваты из растительных волокон. Вымытая кожа мальчика явила миру богатое собрание шрамов и синяков, незаживающих язв, порезов и ссадин, старых и новых.

– Стой тихо.

Мазь щипала, и мальчик принялся ерзать.

– Стой тихо, – ласково, но твердо повторил Баслим и похлопал ребенка по руке.

Тот расслабился, только вздрагивал каждый раз, когда лекарство попадало на кожу. Старик тщательно осмотрел застарелую язву на колене мальчика, направился, что-то тихо напевая, к шкафчику, вернулся и всадил парню шприц пониже спины, предварительно растолковав языком жестов, что оторвет ему голову, если тот только попробует дернуться. Потом он отыскал какую-то старую тряпку, жестами предложил мальчику обернуть ее вокруг себя и опять занялся стряпней.

Покончив с этим, он поставил на стол в гостиной две большие миски с тушеным мясом, предварительно подвинув стол и свой стул так, чтобы мальчик мог есть, сидя на сундуке. К мясу он добавил горсть зеленой чечевицы и пару щедрых ломтей деревенского хлеба, черного и плотного.

– Суп готов, парень. Иди-ка поешь.

Мальчик опустился на краешек сундука, но есть не стал, готовый в любое мгновение сорваться и улизнуть. Баслим перестал жевать:

– В чем дело?

Он заметил, как мальчишка метнул быстрый взгляд на дверь и потупился.

– Ах это. – Старик поднялся, прочно опираясь на свой протез, прошагал к двери и прижал большой палец к замку. – Дверь открыта, – объявил он, глядя на мальчика. – Ешь свой ужин или уходи.

Он повторил это на нескольких языках и с удовлетворением отметил, что добился понимания именно тогда, когда обратился к мальчику на том языке, который считал его родным.

Однако Баслим не стал утруждать себя проверкой, а вернулся к столу, осторожно уселся на свой стул и взял ложку.

Мальчик потянулся за своей, а потом внезапно сорвался с места и выскочил за дверь. Баслим продолжал есть. Дверь оставалась приоткрытой, и свет из нее лился в темный коридор.

Завершив свой неспешный обед, Баслим почувствовал, что мальчишка смотрит на него из темноты. Он откинулся на спинку стула и, избегая глядеть на дверь, занялся своей зубочисткой. Не оборачиваясь, старик произнес на том языке, который, как он считал, мог быть понятен мальчику:

– Может, вернешься и съешь свой ужин, или мне выбросить твою еду?

Мальчик не отвечал.

– Ну что ж, – пробормотал Баслим. – Если ты не хочешь входить, я закрываю дверь. Оставлять ее нараспашку при включенном свете – слишком большой риск. – Он неторопливо поднялся, подошел к двери и начал потихоньку ее затворять. – Поспешите с заказами, – объявил он. – Мы закрываемся на ночь.

И когда дверь уже почти захлопнулась, мальчик вскрикнул:

– Подожди!

На том наречии, которое и ожидал услышать старик.

Парнишка стремглав юркнул в дом.

– Добро пожаловать, – невозмутимо произнес Баслим. – Я не стану запирать дверь на замок – на тот случай, если ты передумаешь. – Он вздохнул. – Будь моя воля, вообще никто не сидел бы взаперти.

Мальчик не ответил. Он сел, склонился над миской и набросился на еду с такой жадностью, будто боялся, что она вдруг исчезнет. Глаза его так и шныряли по сторонам, а Баслим сидел и наблюдал за ним.

Вскоре мальчишка стал есть медленнее, но продолжал жевать и глотать, пока за последним куском мяса не последовал последний кусок хлеба, пока не исчезло последнее зерно чечевицы. Остатки паренек поглощал через силу, но все же справился с ними, заглянул в глаза Баслима и застенчиво улыбнулся. Баслим улыбнулся в ответ.

Внезапно улыбка сбежала с лица мальчика. Он побледнел, потом позеленел, из уголка рта потекла струйка слюны, и мальчишку вырвало.

Баслим проворно отодвинулся, спасаясь от этого извержения.

– Звезды небесные, какой же я дурак! – вскричал он на своем родном языке.

Он вышел на кухню, вернулся с ведром и тряпкой, отер лицо мальчика и велел ему успокоиться, потом вытер каменный пол.