Наташа Михлин - Это внутри. Рецидив

Дэвис тяжело вздохнул.

— Это стоит того, — мрачно бросил он.

Лорейн внимательно наблюдала за своим спутником, но даже оказавшись в здании, битком набитом полицейскими и прочими представителями закона, Дэвис оставался непоколебимо спокоен. Фокс заподозрила, что он наглотался таблеток перед поездкой. Впрочем, к лучшему — Лорейн и так рисковала, а истерика повредила бы ее безупречной репутации.

Дэвис молча сидел, глядя на допросную через зеркальное стекло, и молчал. Он молчал с того момента, когда сел в машину. Темные джинсы и куртка, белый хвост уложен волосок к волоску, да еще это отсутствующее выражение лица…

В допросную вошли трое — два следователя и полноватый человек лет сорока — тот самый уборщик, что подал сигнал тревоги. Он явно волновался и утирал пот с лысины большим синим платком: попадая в эту комнату нервничают даже совершенно невиновные люди.

Лорейн надела наушник. Начальные вопросы не представляли собой ничего интересного, но когда дело дошло до детального описания произошедшего, Лорейн подобралась и перестала смотреть сквозь стекло, глядя только на лицо Дэвиса.

— …я толком-то и понять не успел, понимаете? — сбивчиво объяснял уборщик. — Оно быстро случилось, я уж говорил.

— Вы успели кого-то увидеть? — спросил следователь.

— Да не, — мотнул головой мужчина, — только тени, а потом уж чувствую — словно горло сдавили, ну и отключился.

Дэвис на миг прищурился, и Лорейн шепнула пару слов в наушник. Следователь не подал виду, что слышит ее, но послушно задал вопрос:

— Опишите подробно: что вы ощущали в этот момент?

— Ну-у… — свидетель прерывисто вздохнул и поморщился: воспоминания были явно не из приятных. — Сначала словно лапа чья-то на горле, но не нащупать, не сорвать… А потом будто и вовсе кислород отключили — бьешься, бьешься, как рыба, рот разеваешь, а оно никак…

Лорейн ощутила, как по спине прошла дрожь от напряжения: Джереми Дэвис растерял всю бесстрастность, сидел, весь подавшись к стеклу. Когда допросная опустела, он продолжал смотреть, видя на потемневшем стекле какие-то свои картины.

— Значит, это оно, — полуутвердительно сказала Лорейн.

Дэвис не ответил, лишь провел по лицу ладонью, словно стряхивая дурман, поднялся и пошел к двери. Фокс последовала за ним.

Это оно… Лорейн на миг испугалась. Несмотря ни на что, она до последнего сомневалась в своей правоте, да чего уж там — надеялась, что неправа. За успех в таком деле, конечно, дадут не одну награду, но все же глупо вовсе не бояться… Однако нужно побеждать свой страх.

Когда они вышли на улицу, солнце уже перевалило за полдень, по асфальту летели клочки пластиковых ленточек, где-то гремела подхваченная ветром пластиковая бутылка.

— Что вы решили, мистер Сайхем? — наконец, спросила Лорейн, подходя к машине.

Он будто не заметил, что она назвала его настоящим именем. С видимым трудом оторвавшись от своих мыслей, сказал:

— Я подумаю, мисс Фокс.

На этот раз в его словах не звучало издевки.

Кейтлин услышала, как Микки возится на крыльце, пристегивая велосипед, как топчется у входа, стряхивает с кроссовок налипшую землю. Стакан молока Кейт поставила на стол, а обеденную порцию сунула разогреваться в микроволновку — после работы Микки приходил голодный, как волчонок. Но сегодня он провозился на крыльце дольше обычного, а потом прошел мимо кухни, лишь коротко кивнув матери.

Раздался щелчок закрывшейся двери и скрип кровати.

Кейтлин подошла к комнате Микки и тихо постучала.

— Что случилось? Микки?

Он не ответил, и Кейтлин встревожилась. Однако ломиться в комнату не годилось, и Кейт заставила себя заняться мелкими домашними делами, поминутно прислушиваясь к звукам из детской. Микки рассказывал ей все и всегда. Не может быть, что в этот раз он промолчит… А если все же промолчит? Ведь у него есть друзья. С друзьями часто говорят о том, о чем молчат с родителями. Как выведать у него, что стряслось? Кейт мысленно выстраивала разные варианты разговора, потом раздраженно бросила тряпку в раковину. Такие манипуляции слишком сильно напоминали ее собственное детство, напрочь лишенное права на личное пространство. Расскажет, если захочет, и точка.

Микки не позволил Кейт изводиться слишком долго — вышел из комнаты уже к ужину, подошел и сел рядом на диван, зарылся ей в колени, словно маленький. Кейтлин понизила звук телевизора и провела рукой по спутанным каштановым кудрям. Молча погладила сына по спине, показывая, что остается рядом.

— Деньги пропали, — наконец, прошептал Микки.

— Какие деньги? — нахмурилась Кейт.

Микки сел и посмотрел ей в лицо.

— Деньги мистера Фостера. Триста долларов.

— Я ничего не понимаю, милый, — жалобно сказала Кейтлин и потянулась к нему, но Микки увернулся от ее рук и встал, прошелся по комнате и начал рассказывать.

Когда Микки приехал на работу, его вызвали к хозяину в кабинет. За креслом Фостера стоял строгий Феликс и буравил Микки взглядом.

— Помните наш первый разговор, мистер Хоран? — обратился к нему старик и дернул углом рта, словно сгоняя едкую улыбку. — «Трудно не захотеть всего и сразу…» — процитировал Фостер и покачал головой.

Микки стоял перед ним ни жив, ни мертв, не понимая, куда клонит хозяин поместья. С того часа, как Микки помог ему освоить новый гаджет, Фостер проводил с мальчиком довольно много времени. Микки привык к его своеобразному юмору и едким замечаниям, даже Капитан проникся к своему посетителю и даже брал из рук Микки кусочки яблок. И теперь вдруг этот тон… Страшнее, гораздо страшнее, чем в тот, самый первый день.

Фостер прищурился и смерил взглядом Микки.

— Я хоть и старый инвалид, но не дурак, — продолжал старик. — Десяток-другой раскиданных по дому долларов, которые исчезли без следа, могли бы и не вызвать подозрений, но триста за раз… Это уже серьезно.

Микки ощутил, как от лица отливает кровь, он не мог выдавить ни слова. Не дождавшись ответа, мистер Фостер со значением переглянулся с Феликсом и достал из ящика стола конверт.

— Вот ваш заработок за прошедшую неделю и половину следующей, мистер Хоран. Оукс просил меня об одолжении подержать вас еще, пока он не найдет замену… Но я запрещаю вам входить в дом с этого мгновения. Можете идти.

Закончив рассказ, Микки сел на диван и прерывисто вздохнул, закусил губу. Кейтлин смотрела на своего сына и ждала.

— Посмотри на меня, Микки.

Он нехотя поднял глаза. Кейт тряхнула волосами, пытаясь привести мысли в порядок. Перед ней стояла ее первая украденная в детстве банкнота в десять баксов, и, словно наяву, горели от оплеух щеки, а еще больше — уши. Мать орала, что Кейтлин малолетняя падшая душа, которой место в котле с грешниками, а не в ее чистом доме… Тогда ей было стыдно не оттого, что она украла деньги, а оттого что глупо попалась. Понимание же заповеди «не укради» пришло к Кейт гораздо позже. Вовсе не от стихов из Библии, развешанных по дому, а из опыта жизни с людьми, которых мать считала бродягами и грешниками. Людей, чье кредо было «живи и давай жить другим».