Наташа Михлин - Это внутри. Рецидив

Феликс жил не так далеко от дома Хоранов, Микки даже заходил к нему пару раз. В один из немногих вечеров, что выдавались у Феликса свободными, он встретил Микки по дороге из бара и позвал в дом.

На столе лежала огромная книга, раскрытая, она занимала большую часть столешницы. Глянцевые страницы блестели под лампой. Микки моментально узнал вожделенный том с набросками самого Диснея.

— Это тебе, — просто сказал Феликс. — Мне дали премиальные от фирмы, и я решил…

— Я не могу, — замотал головой Микки, помимо воли подходя все ближе к столу. — Это слишком дорого.

— Ничего подобного, — улыбнулся Феликс. — В магазине была скидка. Ты мог бы отнести ее своему другу, о котором рассказывал…

Микки подумал, как обрадовался бы Колобок, но все же нашел в себе силы покачать головой.

— Ну хорошо, — чуть раздраженно продолжил Феликс, — Можешь считать ее моей, если тебе так удобнее, но возьми книгу домой, хотя бы на время. Договорились?

Микки не сумел противостоять искушению, положил руки на гладкие листы и кивнул, окончательно растеряв все слова от восторга.

На бледной коже проступали голубые вены, ярко выделялись старые порезы и ожоги. Когда-то он считал, что работать в перчатках — это для слабаков. Над головой тренькнуло, Уилл глянул на экран и сверился с номерком в ладони — в сотый раз за последние четверть часа. Если думаешь о чем-то своем, то реальность рассыпается, стоит лишь отвести взгляд. Положение стрелок на циферблате, номер очереди на билете, время рейса на табло…

У матери он не был уже четыре года. Там, в маленьком узком, как галстук, домике, где прошло его детство, Вилли чувствовал себя почти умиротворенно. Хотя это спокойствие и держалось на лжи, ведь мать была уверена: сынок по-прежнему работает в секретной лаборатории и прилетает к ней редко оттого, что страшно занят. После скандального ухода из университета Уиллу все-таки дали диплом, пусть и без отличия. Гловер даже сумел какое-то время продержаться в научно-исследовательской лаборатории, куда его взяли «в надежде на то, что столь талантливый молодой человек возьмет себя в руки и исправит неприемлемое поведение»…

Родители подчеркнуто не общались после развода и отъезда отца с сыном в Америку. И в этом были свои плюсы. Иногда Уилл думал, как бы все сложилось, останься он в Лондоне. Белые занавески, запах реки и жареная рыба с хрустящей корочкой, старые песни, которые напевала мать, ее улыбка. Разительный контраст с жестами и рублеными фразами отца, фактически отказавшегося от Уильяма, узнав о его выходке на защите диплома. Бен Гловер теперь вряд ли часто вспоминал о позоре семьи — собственном сыне, не оправдавшем возложенных на него надежд.

Измазанные жирными пальцами, а кое-где и помадой стекла туманили блеклые лица сотрудниц почты. В руке кололся острым углом номерок. Наконец, цифры совпали с высветившимися на экране, Уилл достал из кармана бумажник и подошел к стойке, выложил пачку банкнот, стараясь не тронуть захватанную пластиковую поверхность.

— Лондон, Паддингтон. Урсуле Хилл, до востребования.

Он обрадовался, заметив Робби. Тот курил у входа в ресторан, где обычно обедали приближенные Бианки. Уилл уже пару недель как ни с кем не виделся: Дон пропал, Птаха мотался по стране. Встретившись с Уиллом глазами, Робби прищурился, глубоко затянулся и, растоптав окурок, зашагал по улице прочь. Уильям поднял брови, догнав приятеля, схватил за рукав.

— Какого…

— Дон передавал тебе привет, — резко развернувшись, рявкнул Робби, стряхивая его руку. — Хоть ты, stronzo [29] Stronzo — у***бок ( итал .). этого и не заслуживаешь!

— Что?! — опешил Уилл. — При чем тут… Погоди, Дон?! Он жив?

— А ты так сильно хотел его смерти? — оскалился Робби.

— Что ты несешь?!

— Счастье, что Донни столкнулся со мной, а не с кем-то еще! Как ты мог?! — Теперь уже Робби вцепился в рукав Уилла. — Porca troia [30] Porca troia — б***дь в прямом и переносном смысле ( итал .). , мы ведь были в одной лодке, мы практически семья!

— Какого хрена?! Какая, к чертям, семья? — мгновенно рассверипел Уилл. — «Семья» у тебя теперь другая! Из кожи вывернулся, чтоб «усыновили»!

Удар по лицу чуть не сбил его с ног. Уилл отступил на шаг и утер с губ кровь.

— Да что на тебя нашло?!

— Это за Дона, не за меня!

— Я ничего ему не сделал!

— Вот именно, — прошипел Робби, снова дергая Уилла к себе. — Ничего! Да что с тобой разговаривать, — плюнул и, оттолкнув Уилла, быстро зашагал по улице.

Уильям вошел в ресторан, смыл с лица и рук кровь, пообедал и поднялся к себе, размышляя об услышанном. Роберт всегда был очень закрытым, Уилл знал лишь то, сколько процентов со сделки он берет и какую марку сигарет предпочитает. Идея итальянской «семьи» основательно перекроила мозги бывшего наркодилера… Уильям помнил, с каким спокойствием он помогал им избавляться от трупов в Вегасе. О том, как флегматично реагировал на Донни, тогда Уилл был уверен, что он недолюбливает его ленивого, болтливого, инфантильного помощника. А теперь смотри-ка, чуть ли не рассуждает о преступлении бездействия!

Уильям вышел на балкон и закурил. В душе что-то неясно скреблось. Сделав несколько затяжек, Уильям понял, что это такое.

Зависть.

Впервые в жизни Уильям Гловер завидовал чужой слепоте и недалекости. Сейчас он хотел бы поверить хоть во что-нибудь. Отключить привычный скептицизм и циничность, но для этого нужно было бы нанести себе черепно-мозговую травму. Возможно, несовместимую с жизнью.

Уильям держал бычок и следил, как тлеющая кромка подбирается к пальцам. Он удивлялся себе. Ведь жить без идеалов — легче, не дать застить глаза красивыми словами — разумнее. Раньше он гордился этим…

За прозрачным парапетом зияла многоэтажная слепая пустота.

Внизу топорщился город — бетонные, металлические, стеклянные, пластиковые кубики. Внутри — плоть, кровь и роящиеся сотни тысяч миллионов мыслей. Поднимался негромкий гул созданных людьми механизмов, шум дыхания, гомон речи…

На улицах стало небезопасно. Джованни Бианки дал своему стервятнику карт-бланш, Птаха пользовался этим вовсю, и Уилл смог в полном масштабе оценить могущество созданных ими монстров. Теперь он не сомневался в том, что болтали о Птахе… Новости на всех экранах гудели непрерывным потоком: во многих штатах распахивались ворота тюрем, камеры слежения превращались в оплавленные комки, а охрана оказывалась перебита. Преступность скакнула вверх, госслужбы сбивались с ног, правительство готово было объявить чрезвычайное положение. На площадях появились обычные глашатаи упадка — бродячие проповедники. Словно насмешка над идеями свободного от предрассудков общества, о которых любил читать Уильям.