Наташа Михлин - Это внутри. Рецидив

Бианки ясно давал понять, что его такая ситуация устраивает. Чем больше людей недовольны текущим положением дел в стране, тем больше из них захотят оказаться в безопасности. Когда все кончится, они ощутят разницу.

«Правительство не может обеспечить им мир, а я — смогу».

У Уилла чесался язык спросить, не заказал ли уже мафиозный босс себе корону. А происходящее за стенами все больше походило на хаос. Анархию. На самые пошлые представления обывателя о ней.

Готовые кейсы с «волной» длительного действия Уилл приносил Бианки сам. Для этого нужно было подняться на лифте три этажа и пройти по коридору, набитому людьми с оружием, с пачками документов в руках, женщинами, детьми. Уилл даже не пытался противиться ассоциации с полной просителей приемной какого-нибудь средневекового монарха.

С одной стороны Бианки чинно сидел пожилой член совета клана, с другой стоял, опираясь локтями на широкую спинку кожаного дивана, Птаха.

— Кто оставался в Фармингдейле? — спросил мафиозный босс, глядя на большой настенный телевизор.

Там виднелось какое-то помещение, вероятно, одна из баз Птахи. Заметив Уильяма, Джованни поднялся, забрал у него кейс и подошел к массивной двери сейфа.

— Элвин и Бивень, — поморщился Птаха, глядя на сереющие очертания на экране. — Чуть не сорвали Жако дело, перегрызлись за то, кому достанется последняя доза. Я сказал ему всыпать обоим и подержать там пару дней. Чтоб поостыли…

— Жако оставил без присмотра «волну»? — развернулся Бианки, захлопывая сейф.

— Да херня, — махнул рукой Птаха, — у них были только две короткие, на минутку-полторы.

Бианки взглянул на него так, что похолодел даже Уилл, а сидевший на диване пожилой мафиози тревожно заерзал. Но босс сдержался.

— Жако сюда, — резко бросил он в телефон.

Птаха усмехнулся и вдруг ахнул, перескочил через диван, подошел вплотную к телевизору.

— Да ладно! — воскликнул он и громко рассмеялся. — Не может быть!

Уилл заметил на экране две фигуры — повыше и пониже. Женщина с боевой выправкой беззвучно говорила что-то худощавому парню с белыми, словно седыми, волосами. Затем в кадр вошли и другие люди, с оружием, рациями… Значит, вот из-за чего произошло внеплановое собрание: одно из секретных мест раскрыли госслужбы. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Уильям удивился, с каким спокойствием констатирует столь пугающий факт.

Отсмеявшись, Птаха повернулся к Бианки.

— Этот — мой. Если попадется, не убивайте его, не… че-ерт, — снова зашелся в хохоте Птаха. — Он теперь с ними?! Мать вашу… и он был так близко! Почти в руках!

— Старый друг? — хищно улыбнулся Бианки.

— О да, — серьезно ответил Птаха, — очень старый.

Простыни с уголками на резинке не надо гладить, они расправляются сами. Удобно, если в жизни не брал в руки утюг. Однако сложить такую простынь после стирки, чтобы лежа на полке, она не напоминала смятый комок — сущее наказание. В списке ненавидимых Джереми дел возня со стираным бельем занимала почетное первое место. Он сложил наволочки, а две простыни с пододеяльниками свернул и затолкал на полку.

Закончив, Джереми позволил себе посидеть четверть часа в любимом паблике литературного юмора, затем надо было браться за статью. В одном из сетевых научных журналов он вел скучную стандартную колонку, для которой не требовалось большого ума, только базовые знания, высокий слог и умение быстро находить информацию. Но редактор журнала предложил Джерри новую рубрику, на другом сайте с говорящим именем «История для неучей». Там можно было писать просто и свободно, а сарказм даже приветствовался. Джереми хотел отказать — денег ему и так хватало, а работы много… Но последующие несколько дней ловил себя на том, что помимо воли сочиняет первую статью. Контингент сайта составляли в основном подростки, так что Джереми теперь мог бы спрашивать совета у Микки — не слишком ли заумным получается текст, интересна ли тема и поймут ли своеобразный юмор нежные читатели. Только сам Микки теперь редко советовался с ним… Скорее всего потому, что обиделся на последний разговор про Торна и Диану. Но если бы можно было отмотать время назад, то Джерри сказал бы то же самое. Разве что в более мягкой форме, хотя умением смягчать слова он никогда не отличался. Вот отбрить так, чтобы оппонент только беспомощно разевал рот, — это пожалуйста. А может, Микки просто было интересно общаться с Джереми лишь поначалу, ради разнообразия. А теперь — надоело. В конце концов, у него есть для этого одногодки.

Джереми сел за компьютер и набрал первое предложение. Он придерживался правила: напиши ерунду, просто чтобы разбить холодную стену белого листа, а дальше пойдет легче. Всегда можно вернуться и исправить ту первую строку. Если бы точно так же исправить историю своей жизни…

Самому Джерри хорошо жилось рядом с Фростом. Возвращаясь, он находил на полу нитки от кошачьей когтеточки, по плиткам в кухне был рассыпан корм, а на покрывале постели светлели шерстинки. По ночам кот грел спину, мерно урчал в ухо, прогоняя тяжелые сны. Фрост ласкался к хозяину только тогда, когда хотел этого сам, но всегда выходил встречать его к порогу. От этого Джерри чувствовал, что возвращается как никогда «домой». Большего ему пока не требовалось.

Эйтан утверждал, что всю палитру эмоций и чувств можно восстановить при желании, но Джереми этого желания не испытывал. Себя прежнего он ненавидел до стиснутых зубов, хоть и понимал, что бежать от него — некуда. Еще недавно единственным выходом казалось запереть себя в клетке вместе с ним и не выпускать к нормальным, живым людям. Мысль о близости с кем-либо до недавнего времени вызывала лишь одно чувство: панику. Теперь страх понемногу рассеивался, общение с друзьями и пикировки с Лорейн доставляли порой неожиданно острую радость, но в глубине по-прежнему царила все та же ватная тишина. Иначе и быть не могло. Каждую мысль и чувство Джереми пропускал через фильтр: принадлежит ли она ему самому или сумасшедшему юнцу в черной кожанке?

Раньше ему было тяжело терпеть любые прикосновения, они словно обжигали. С появлением Фроста это стало сходить на нет. Джерри время от времени даже позволял себе думать, что, быть может, эта серая, пропитанная страхами тишина не продлится вечно.

Лорейн Фокс, агент ФБР, одним своим присутствием заставляла прошлого Джереми пробуждаться от сна, язвить и позволять себе больше, чем за все последние годы. Позволять себе быть невыносимым. Он ощущал восторг от мелкой свершившейся мести. Совсем детской и в целом безобидной, тем более, что Фокс и сама была той еще хищницей. Хоть по-настоящему напугать Лорейн и не получилось, но резко отказав ей, он испытал мрачное удовлетворение.