Наташа Михлин - Это внутри. Рецидив

Джереми понял, что вместо работы уже пару минут смотрит в радужный угол монитора. Раздражающий перелив появился после того срыва — монитор пострадал не так сильно, как ноутбук, но все же Джереми оставил себе хорошее напоминание о том, что может сотворить с окружающим пространством. Или людьми… Случай на складе в детском парке это подтверждал. Рефлексы остались, тело помнило многочисленные драки, в которых участвовало прежде. Все грязные приемы, болевые точки. Однако теперь окончательно понял: он по-настоящему жив лишь пока жив тот, другой. Может, стоит прекратить бесполезную войну с собой и мир выдержит их обоих?

За окном плыл серый, душный и мокрый вечер. Текст никак не желал ложиться в правильные ячейки задуманного плана, Джерри в десятый раз поменял местами абзацы и, сбросив на грудь очки, потер глаза. Жужжащий мобильник поехал по столу и с глухим стуком упал на ковер. Джереми поднял его и прочитал сообщение от агента Фокс. Потом еще раз. И еще. Рука стиснула телефон до глухого треска, Джерри с усилием разжал пальцы.

«С ними кто-то из бывших. Есть идеи?»

Он не успел ответить, как мобильник вновь задрожал. Увидев незнакомый номер, Джереми стиснул зубы. Этот телефон он давал очень немногим, понять, кто звонит, не составило труда.

— Нас вызывали в управление, — не здороваясь, сказал Тайлер. — Допрашивали, как впервые. Что там у вас происходит?

Джереми медленно выдохнул.

— Вкратце: ничего хорошего. Скажи, вы знаете где… остальные?

— Нет. Последние три года Дина на связи только с Таккером и Патриком. — Тайлер помолчал, потом добавил: — В целом у нас спокойно.

— Спасибо, — тихо ответил Джерри.

Запахи еще не проснувшегося города кажутся острее. Сердце стучит быстро, спина и грудь уже мокрые от пота, а волокна мышц гудят и вибрируют, словно наэлектризованные. Скоро вдохи перестанут насыщать, начнут обжигать горло, но Джереми не остановится и тогда. Выплеснуть темноту можно только в беге. В предельном и запредельном напряжении, когда единственной мыслью остается лишь мысль о следующем шаге, единственной целью — еще одно движение, а единственным желанием — вдохнуть достаточно воздуха. И тогда можно мимолетно почувствовать покой и свет, почти потрогать руками. Остановиться и вбирать первозданную чистоту бытия.

В этот раз он убежал очень далеко — впереди переливались рассветными лучами воды Джеймс [31] Джеймс — река, пересекающая Ричмонд. . Джереми замедлил шаг и вышел на пустую набережную. Издали донесся гудок баржи. Яркий запах реки напомнил давящую силу течения Пэнд-Орей, дрожь, прошибающая тело, когда скинув штаны, ныряешь в холодную гладь, голубоватые пузырьки в пронизанной солнцем воде над головой…

Джереми промокнул лицо подолом футболки и медленно пошел вдоль берега, глядя на мазки розоватой ряби, постепенно окрашивающиеся в яркое серебро. В голове не осталось ничего, кроме отголосков воспоминаний, плеска волн и треньканья птиц. Перфорированный полиэстер высох быстро, пульс вернулся в норму, только в горле еще саднило. В этом районе было много предприятий, где-то здесь располагалась и швейная фабрика.

Желтоватая дорога ныряла под мост и расширялась на пересечении с прогулочной аллеей. Солнце поднялось выше, лучи били в лицо, отражаясь от реки. Полукруглая площадка у самой воды переливалась голубями — птицы драконили чью-то недоеденную булку. Невдалеке стояла, опершись о парапет, девушка в светлом сарафане и наблюдала за их возней. Джереми не сразу узнал ее.

— Что ты тут делаешь? — удивилась Кейт, снимая темные очки.

— Бегаю, — пожал плечами Джерри, облокотившись на перила.

— Знаешь, сколько я еду на работу? Сорок минут! Хочешь сказать, что пробежал полгорода?

— Я рано вышел, — беспечно пожал плечом Джерри.

Она покачала головой. Ветерок с реки тронул выбившийся золотистый локон, Кейт провела по шее рукой, поправляя волосы.

— Здесь хорошо… — глубоко вздохнула она, потягиваясь всем телом, — особенно утром, до смены.

— Разве не хочется поспать лишние полчаса? — усмехнулся Джереми.

— Хочется, — смущенно призналась Кейт. — Но тут я словно заряжаюсь хорошим настроением на целый день, а потом сижу за машинкой и помню: я видела что-то кроме бесконечных стежков и домашней уборки.

Солнце пронизывало тонкую белизну платья Кейтлин насквозь, отчего ткань светилась розовым, теплым цветом.

— Уже полвосьмого… мне пора на фабрику.

— Конечно.

Джереми вдруг остро ощутил жажду и усталость. Обе потребности можно было удовлетворить, лишь пройдя по длинному каменному лабиринту городских улиц. Он вздохнул, вдобавок напомнил себе о недоделанной вчера работе и зашагал к мосту.

Рауль умел исчезать внутри дома так, что никто не мог отыскать, пока он сам не решит выйти. Он казался прозрачным — не только из-за бледности и серых огромных глаз, но и оттого, что умел замирать, вбирая в себя настоящее, словно растворяться в нем. В такие мгновения на Рауля натыкались люди, родители, даже сама Лорейн.

«Что ты тут делаешь?»

Взмах ресниц.

«Слушаю дрозда».

Лорейн выходила гулять с друзьями на переменах только проверив, что с младшим все хорошо и он ест свой ланч. Над ее заботой опасались смеяться — от боевой Лорейн можно было отхватить вполне весомых тумаков. К Раулю по той же причине предпочитали не лезть, но кое-что из обидных слов до брата все же доходило… Однажды Рауль на спор спрыгнул с крыши школьной подсобки — хотел доказать, что может, и отделался синяком, который в течение недели поддерживал его достоинство. Ровно до того момента, как в школьную группу соцсети попало видео с компанией Лорейн, веселящейся на верхней площадке строящейся высотки.

«Почему ты не берешь меня с собой?!»

«Сдурел что ли? Там придурки одни».

Дрожащие губы.

«А ты почему с ними?»

«Сама не лучше».

А потом его не заметил водитель грузовика.

Лорейн к тому времени исполнилось шестнадцать. Она ежедневно ездила в больницу, в те дни, когда отец или мать не могли уйти с работы, просиживала с Раулем до поздней ночи. Читала ему вполголоса, вязала браслетики из пластиковых ниток, для себя — с черепами и змеями, для Рауля — с птицами и листьями.

Удар повредил не только внутренние органы, но и что-то в самом Рауле. Он перестал пытаться строить из себя кого-то другого — это было хорошо. Но стал отключаться от реальности чаще прежнего. Иногда Лорейн приходилось повторять вопрос по три-четыре раза или трясти за плечо, чтобы брат отреагировал.

Ему становилось то лучше, то хуже. Однажды Лорейн пришла, как всегда, после школы, но путь ей преградила медсестра. Она что-то говорила, но Лорейн видела лишь белое лицо Рауля на подушке и кислородную маску с зеленоватой трубкой. Оттолкнув медсестру, она ворвалась в палату и схватила брата за холодную руку. Он с трудом открыл глаза и сжал ее пальцы. В ту ночь Лорейн, несмотря на уговоры матери, осталась с ним.