Cake Cat - Багряное Пламя [СИ]

- Возможно, именно так оно и есть. Чувствую себя совершенно другим человеком.

- И с чем же это связано?

- С тем, что я очень тебя люблю.

Не успела Мелисса ответить, как я вновь закрыл ее рот своим, не давая опомниться. Книги с ближайшего стола полетели на пол, сброшенные ее рукой, и мне оставалось только молиться, чтобы время замедлилось свой бег хоть ненадолго, и я мог бы успеть на прием к стратегу.

***

К назначенному времени в доме Августина собралась большая делегация, готовая выдвинуться к дворцу стратега. Два десятка разгоряченных и взволнованных мужей бестолково толклись в гостиной, ожидая команды Августина, замершего на своём импровизированном троне в виде кресла-качалки и лишь изредка отвечавшего кивками на обращенные к нему речи. Никто не мог понять, почему местная администрация и церковь так яростно принялась подкладывать палки в колеса всей деятельности специального отряда, заставляя вот уже месяц сидеть на месте, неспособные получить доступ к управлению местными силами и средствами. Без разрешения Августина никто формально не мог отправить запрос императору на введение легионов для подавления мятежа, однако старый инквизитор заверил всех собравшихся в искренних намерениях стратега, и возмутившиеся умы, готовые уже было броситься с головой в омут борьбы с сепаратизмом, немного умерили свой пыл.

Ни одна фема, пожалуй, не могла сравниться с Ауревалем подобным богатством. Глава военной группировки, правящий здесь почти безраздельно, высочайший Корнелий Дука, обитал в роскоши, которую в полной мере отражал его дворец, по размерам сопоставимый с императорским в Стаферосе и превосходящий дворец императоров Пятой Империи в Клемносе более чем в два раза. Расположенный на вершине самого большого холма Морхейма, этот дворец скорее напоминал крепость, впрочем, как и все прочие дворцы и виллы Ауреваля. Однако этот дворец не выглядел так безвкусно, как его младшие собратья. В нем всё, начиная от крепостной стены наподобие замковой, и заканчивая куполами собора, искусно встроенного в общий ансамбль, казалось наполненным гармонией. Эта крепость-дворец воплощала в себе, пожалуй, все лучшие черты имперской и мелькатской архитектуры, но оттого еще больше усиливался диссонанс с крайней нищетой трущоб, ютившихся у подножия этого чуда света.

У ворот нас встретил почетный эскорт из личной стражи стратега, золоченые панцири которых показались мне до смешного убожественными и нелепыми в реалиях холодного и сурового существования фемы.

- Лучше забудь о том, как ведутся дела в просвещённой части империи. Здесь, в Ауревале в ходу традиции старых Империй – увидев недоуменное выражение моего лица, усмехнулся идущий рядом со мной заместитель Августина – Фотий, до сей поры хранивший торжественное молчание.

Мне много раз приходилось иметь дело с этим высоким сухощавым человеком, на ссохшемся не по годам лице которого всегда блуждала почтительная улыбка. Благочестивые речи и выражение лица Фотия никогда не менялись, даже во время допроса очередного еретика или «колдуна», и потому вызывали у меня некоторое отторжение своим напускным спокойствием и лоском.

- Кажется, именно это и погубило Пятую Империю, - сухо отозвался я.

- Затем император и послал нас сюда: навести порядок, укрепить государственную власть и силу Церкви. Нужно только указать стратегу на некоторые… ошибки в его административно-политическом аппарате.

- Только посылать нужно было не один отряд, а легионы.

Фотий сдержанно рассмеялся, но глаза его остались такими же равнодушно-холодными, как и всегда.

- Не говори об этом при стратеге: мы сейчас не в том положении, чтобы диктовать свои условия. Ведь именно от Корнелия зависит тот факт, получим мы хоть какую-нибудь поддержку, или же так и останемся ни с чем.

- Разве не сам Дука умолял императора о помощи? Такое ощущение, будто этот человек сам не понимает, чего хочет. Хотя, насколько я знаю, вряд ли можно назвать стратега глупым, учитывая всего его достижения.

- Нет, вовсе нет. Он умен, хитер и расчётлив. Корнелий ведет переговоры лично с Августином, они даже вместе уезжали куда-то за пределы Морхейма, но по приезду дело так и не сдвинулось с мертвой точки. В конце-концов, роль здесь играет еще и факт родства между ними двумя, а это к чему-то да обязывает. Я предполагаю, что дело тут в каком-то личном разногласии по поводу способа решения возникших проблем. К сожалению, меня в эти проблемы сам Цикута решил не посвящать. Как и всех остальных.

- Когда они успели съездить за город?

Я чуть было не остановился на месте, удивленный неизвестным мне фактом, который Августин отчего-то решил утаить от меня. Инквизитор ни слова не сказал мне о переговорах с Корнелием, как и о том, что они даже успели выехать куда-то за пределы стен Морхейма.

- Недели две назад. Ты в тот день, насколько я знаю, еще не мог оторвать голову от кровати. Однако, просто удивительно, как быстро тебе удалось оправиться.

Услышанное мне очень не понравилось. Конечно, я и сам многое утаил от Августина, но какие причины побудили сделать то же самое старого инквизитора?

Во дворце в это время разворачивалась настоящая оргия, как в старые добрые времена, когда империя находилась на самом пике своего могущества, когда тяжелые времена еще не ужесточили законы Церкви и морали. Всюду звучала музыка, всюду ели, пили, танцевали и совокуплялись, как и тысячу лет назад. Еду и вино разносили полуголые рабыни и служанки, а вместо высоких столов, привычных в чинных застольях Стафероса, где я вырос, использовались низкие столики или ковры, загроможденные золотыми и серебряными блюдами, вокруг которых располагались скамьи, кресла и лежанки, на которых сидели, лежали, полусидели-полулежали все почетные граждане Морхейма, коих насчитывалось не меньше тысячи. Огромная зала вмещала в себя эту толпу так легко и непринужденно, что казалось, разместись здесь и две и три тысячи человек, место всё равно останется.

Инквизиторы и в особенности приор Евгений казались на этом развратном празднике жизни серыми тенями из Чертогов, до того бесцветные одежды их контрастировали с пестротой окружающего действа. По всей видимости, это не первое и не второе посещение подобных оргий уже не так сильно будоражило умы церковной братии, привыкших жить по суровым заветам Антартеса, однако скрывать красноту лица при виде обнаженной пары, время от времени попадающейся на нашем пути, могли только Августин и Фотий. Впрочем, старый инквизитор повидал на своём веку так много, что ни одно зрелище уже не вызывало у него даже легкого удивления, а первый помощник его попросту сросся со своей маской благообразности и был не в состоянии снять ее.