Cake Cat - Багряное Пламя [СИ]

Я помню, как в самом раннем детстве увидел силуэт моего кошмара в первых моих простых и радостных сновидениях. Немного позже я даже дал ему имя – Пугало, за сходство с устанавливаемых на плантациях отца чучелами, длинными и костлявыми в своих старых одеждах. Тогда я еще не задумывался над значениями этих снов и над реальностью своего извечного попутчика. Он просто наблюдал за мной, изучал своими серебряными глазами и забавно водил из стороны в сторону острым изогнутым носом, будто принюхиваясь. Он не был реальным, нет. Скорее, обычный детский страх, присущий, наверное, почти всем детям. Со временем образ его размылся и потерял четкость, но, как оказалось, не исчез насовсем.

Затем пути наши пересеклись, это произошло много лет спустя, и много горя принесла мне наша первая встреча. С каждым новым днем росла в моей душе страшная ненависть к этому существу. Ненависть, доводящая до безумия. Но никто, к кому бы я ни обращался, не в силах был мне помочь и понять это, убеждая меня в нереальности моих странных образов и слов. Во всем мне виделось присутствие незримой его руки, протянувшейся через года и поприща, дабы настигнуть в любой точке мира, куда бы я ни пошел, и иногда я не осознавал, действительно ли в том или ином происшествии оказался замешан Пугало, или разум просто стал изменять мне. Затем он исчез на несколько лет, но вскоре вернулся в кошмарах, всюду преследуя меня. Он показывал мне страшные картины моей жизни, заставляя смотреть на них снова и снова, а затем уходил, возвращаясь следующей ночью, и снова мучил меня. Мой разум заполнила пелена гнева и ярости, и все мои мысли были заняты только одним: найти и убить это существо, чем бы оно ни было. И так, проснувшись этой ночью, размышлял я обо всем, что было, ходя из угла в угол, будто загнанный зверь, а в груди у меня тяжелым камнем бухало сердце, отдаваясь болью в голове и вызывая приступы тошноты.

Вошел слуга, широкогрудый, почти квадратный мужчина с редкими волосами на голове и взглядом снулой рыбы. Спросил насчет умывания и завтрака, услышав мои дробные шаги, разносившиеся, должно быть, по всему дому. Я согласно кивнул, и снова повалился на кровать, тщетно пытаясь собраться с мыслями. Не о Царе ли Эльфов говорил мне в видении Пугало? Образы его, порой, бывали чрезвычайно безумны и мало походили на реальность, но это видения стойко наталкивало меня на мысль именно о том божестве, описываемом Альвином. Я никак не мог связать видения Пугала с реальностью, и это злило меня. Кажется, он ведет меня куда-то, а я, подобно собачонке, иду следом, подобострастно виляя хвостом. Наверное, стоило бежать из Ауреваля как можно дальше и никогда не оглядываться, но наверняка мой извечный палач придумал бы способ заставить меня вернуться.

Я умылся и оделся, затем спустился к завтраку, надеясь застать Альвина, но он, как всегда проснувшись ни свет ни заря, уже уехал по своим делам. Теперь предстояло наведаться к Августину и поговорить с ним о предстоящих делах. Естественно, обиженный моим странным поведением и отказом, он поначалу будет упираться и требовать объяснений, но в этот раз я даже дам их ему, пусть и не полностью и не так, как оно есть на самом деле. Полуправда ничуть не хуже, учитывая незаурядный ум старого инквизитора: он наверняка сможет сложить факты и получить верную картину, но позже. А к тому времени я уже сделаю свое дело. На один краткий миг я почувствовал острое желание вначале повидаться с Мелиссой, но всё-таки смог пересилить себя и ненадолго отложить эту встречу. Чувства затягивали меня всё сильнее подобно зыбучему песку, и чем больше я пытался вырваться, тем глубже погружался в их тревожные и неизведанные бездны.

Мне удалось застать Августина дома. Он сидел, мрачнее тучи, в окружении подчиненных ему инквизиторов низшего ранга и выслушивал их испуганные речи, будто учитель, проверяющий у детей выученные уроки. Преподобного боялись больше смерти, хотя мне он всегда казался человеком добродушным, хоть и немного суровым. Быть может, только я один вызывал в нем отеческие чувства, поскольку не доводилось мне ни разу увидеть подобное отношение к кому бы то ни было ещё. Всех собравшихся в доме Августина я знал лично, и не раз мне доводилось даже работать с этими людьми в прошлом во время охоты на ведьм. В отличие от рассудительного их предводителя, в этих людях до сей поры сохранилась ревностная вера, не столь слепая и яростная, как у послушников, но достаточная для безжалостного убийства людей, обреченных по наветам на смерть в огне. Только одна из тысячи ведьм или колдунов на самом деле обладала хоть какой-то долей силы, им приписываемой, и тогда эти люди звали меня, осознав опасность, с которой столкнулись. Иногда мне казалось, будто и сами себе они не могли сознаться в том, что большая часть тех, кого они пытали и казнили, на самом деле обычные люди, может и повинные в ереси, но всё же люди, а не ведьмы и колдуны. Я же был им необходим только для «особых», беспрецедентных случаев. Так это называлось в официальных документах и отчетах. Я оказался последним охотником на настоящих ведьм, за последние десять лет поймавший только двоих, еще встречающихся в природе созданий, наделенных неизведанными для людей силами, хотя многие до сих пор верили в реальность этой угрозы и тот миф, будто инквизиция денно и нощно борется с десятками и сотнями подобных созданий, раскрывая их тайные логова и шабаши.

Обратив на меня мрачный свой взор, Августин разогнал собрание в ту же минуту, раздав только короткие указания. Затем, когда я опустился на диван, и хотел было начать свою речь, только жестко взмахнул рукой и сухим тоном поставил мне ультиматум.

- Рассказывай или уходи. Мне надоели твои недомолвки, и если ты думаешь, будто и дальше сможешь водить меня за нос, то очень ошибаешься.

- Затем я и пришел, - извиняющимся тоном ответил я, надеясь немного размягчить сердце инквизитора.

- И не вздумай от меня ничего утаивать.

И я рассказал ему всё, что мог. Естественно, не могло быть и речи о самой сути происходящих со мной событий, но историю Пугала я превратил в историю нового бога Ауреваля, решив начать с козырей. Я никогда не был ни особо искушенным фехтовальщиком, ни хорошим сыщиком, фактически я даже не состоял в рядах инквизиции. Единственной особенностью, сделавшей меня профессионалом в области охоты на людей, обладающих особым даром, было умение чувствовать их, появившееся после соприкосновения с силой Багряного Пламени. И именно к этой особенности я привязал свой рассказ, заменив образ Пугала на того, кто, по мнению Альвина, скрывался в непроходимых дебрях Ауреваля. Почему-то я был уверен в правоте своего друга, хотя и осознавал по какому тонкому льду мне приходится ходить, подменяя реальные факты собственными домыслами. Я никогда не чувствовал присутствия Пугала в этом мире, как чувствовал других, но почему-то был уверен: он здесь, неподалёку. Августин узнал лишь, как давно я начал чувствовать присутствие неизвестного бога и причину, по которой я не хотел ему об этом говорить. Я даже почти не покривил душой, называя ее. Мне было страшно до дрожи. Страшнее всего, с чем мне когда-либо приходилось сталкиваться.