Cake Cat - Багряное Пламя [СИ]

Ветер окончательно выстудил комнату, и я в спешке закрыл окно, заставив его в бессильной злобе броситься на ставни, едва выдерживающие столь могучие удары. Позвонил в колокольчик, и спустя минуту в комнату поднялся слуга, судя по румянцу на лице, поднимавшийся на мой этаж сразу через три ступеньки. Получив указания, он скрылся для того, чтобы через еще несколько минут явились запыхавшийся парнишка с охапкой дров и две служанки, несущие в руках поднос с едой и умывание. Судя по звукам, доносящимся из коридора, дом уже проснулся, и довольно давно. Учитывая тот факт, что рассвет с каждым днем, приближающим зиму, наступал всё позже и позже, мне следовало подняться еще пару часов назад, однако никто и не подумал разбудить меня.

Умывшись и позавтракав, я спустился в обеденную залу, где и застал большую часть отряда. Рыцари что-то оживленно обсуждавшие между собой, тут же смолкли, устремив свои взгляды на меня. Кеметы, как всегда перекидывающиеся в кости, также прекратили своё увлекательное времяпрепровождение. Альвин, грустный и сосредоточенный, но уже не выглядевший больным, цедил пряное вино и исследовал столешницу, колупая её ножом. Все замерли в ожидании одной единственной фразы, как никогда соответствовавшей этому морозному и солнечному утру.

- Собирайтесь, господа, в полдень мы переправимся через Серебрянку и продолжим наше увлекательное путешествие.

И тут же все, будто до этого момента ожидая лишь моего сигнала, поднялись со своих мест и устремились по своим делам. На месте остался сидеть лишь Альвин, задумчиво разглядывающий пространство перед собой. Люди Тристана, как и было обещано, обеспечили отряд всем необходимым, благо за время нашего здесь пребывания рыцари и кеметы уже успели привести оружие и доспехи в порядок, а меховая зимняя одежда еще вчера была упакована в седельные сумки. Лошадей менять не стали, ограничившись тем, что раздобыли еще двух сменных для разросшейся поклажи. В общем и целом, всё было уже готово для продолжения путешествия, но я всё равно медлил, сам не понимая, зачем.

- Что с тобой происходит, друг мой? – подсев к Альвину, я с удивлением обнаружил, что вино почти не тронуто.

- Если бы я знал, давно бы уж сказал, - отмахнулся он.

- Даже вино перестало помогать?

- Дело не в этом. Просто я уже устал пить. А ведь это была моя единственная отрада в жизни.

- Что-то подсказывает мне: не в этом дело.

- Эта земля истощает меня – вот в чем дело. Здесь холодно, сыро и темно, и ночные кошмары уже не притупляются ничем, даже маковым молочком.

- Что за кошмары? Ты мне до этого ничего не говорил о них.

- Ты знаешь, какие. За годы они ничуть не изменились, однако здесь отчего-то стали донимать меня каждую ночь. Очень яркие и такие… реальные. Не знаю. С тех пор мне хочется только умереть, и подняться на ноги с утра мне помогает только мысль о том, как хорошо будет вернуться в Стаферос, подальше от этой проклятой земли.

Изможденное лицо его, непривычно заросшее редкой щетиной, исказилось гримасой боли, будто от ноющего зуба. По впалым щекам пробежала дрожь, но через секунду Альвин справился с собой, и посмотрел на меня почти ясными глазами.

- Не обращай внимания, просто остатки болезни.

- Меня почему-то не покидает ощущение, будто не в ней дело. Могу сказать только, что кошмары эти, быть может, порождены вовсе не злосчастной землей Ауреваля, а чем-то большим.

- Что ты имеешь в виду? – мгновенно посерьезневшее лицо Альвина, до того пребывающее в болезненном спокойствии обратилось ко мне, и во взгляде его я прочел не самый приятный для себя вопрос.

Да, я слишком долго хранил существование Пугала в тайне, даже от лучшего друга, не говоря уже обо всех остальных. Но Августин счел мои видения галлюцинациями, а меня – сумасшедшим. Пусть не так категорично, но намек на это отчетливо читался в его прощальных словах. Быть может, тлетворное влияние Килмара так подействовало на старика, но уверенно говорить об этом пока было рано. Обида моя и горечь от такого отношения к себе со стороны друга и учителя по здравому размышлению вскоре отступили, ведь я много думал об этом в течение последних трех дней, и потому смог разобраться не только в своих мыслях, но и чувствах. Однако осадок остался. И с осадком этим следовало разобраться, дабы поступить в конечном счете так, как должно, не поддаваясь обиде. Вот и сейчас я раздумывал над тем, стоит ли рассказывать Альвину правду, или же необходимо сохранить всё в секрете до самого последнего момента, когда утаивать секрет станет попросту невозможным. Чувство это разрывало меня на части, и я никак не мог решиться, мучительно выбирая в эти мгновения, как же поступить. Да, он мой друг, он прошел со мной через все беды и через все трудности жизни, но сможет ли его отравленный кошмарами рассудок принять эту правду? Сомневаюсь. Но попробовать стоило.

- На ночной стоянке я поделюсь с тобой кое-какими соображениями на этот счет, - медленно, подбирая каждое слово, сказал я, старательно наблюдая за реакцией Альвина, - а сейчас давай собираться и валить отсюда.

Но убраться из Гелема нам не дали, потому как Корнелий всё-таки прознал о делах Тристана, и прислал армию.

О том, что к Гелему приближается войско стратега, известил набатный колокол, ударивший совершенно неожиданно и страшно. Протяжный гул его в мгновение ока пролетел по окрестностям, заставляя перепуганных жителей бросить все свои дела и вывалить на улицы в ожидании разъяснений. Сначала все замерли, вслушиваясь в тревожный голос колокола, но затем, подобно волне, среди толпы начал распространяться тихий шепот, постепенно превращающийся в крик.

Собрав остатки вещей, мы галопом устремились к тому месту, где нас должен был встретить Тристан. Но рыцарь опередил нас, во главе кавалькады выехав нам навстречу. Обеспокоенное лицо его растеряло всяческие черты благородства и добродушия, и напоминало теперь лицо перепуганного мальчика, застигнутого за воровством соседских яблок.

- Стратег всё-таки опередил имперские легионы, - резко осаживая коня, Тристан едва не задавил попавшуюся на пути группу людей, куда-то бестолково бежавших, - три тысячи солдат сейчас направляются сюда, вся турма Флавия.

Мне очень хотелось отпустить какую-нибудь колкость, но я сумел сдержать себя. От Морхейма до Гелема дней шесть пути по тракту, для мобилизации стратиотов – еще дня три-четыре, если воины еще не были собраны в войско. Выходит, Корнелий оказался-таки извещен о предательстве Тристана, скорее всего кто-то успел отправить голубей, когда началась резня. А может быть, и раньше, заподозрив неладное. Как бы то ни было, выстоять против целой турмы, превосходящей количеством жителей города раза в два, шансов не было никаких.