Cake Cat - Багряное Пламя [СИ]

- Теперь я официально, от имени Ордена и Магистра заявляю: этот человек виновен в сношениях с сепаратистами и с ересью того, кого называют Царем Эльфов. По законам империи и законам божеским бывший первосвященник нашей сиятельной церкви приговаривается к сожжению на костре. Несмотря на его раскаяние и признание вины, а также отречение от прежних убеждений. Поскольку человек это – не просто светский муж, но бывший слуга и пророк единственного истинного бога – Антартеса Светозарного, предательство его втройне тяжелее, и единственной мерой наказания для него будет очищение пламенем.

Слова мои оказались встречены восторженным ревом толпы, беснующейся в предвкушении расправы. А внутри меня образовалась пустота, в том месте, где находился Августин, дружба с этим человеком, ставшим теперь если не врагом, то неприятелем. Пусть старый инквизитор и приказал доставить меня в Морхейм живым, но Альвина жалеть он не стал, хотя знал его немногим меньше меня. Я никак не мог представить себе, что произошло в его голове с тех пор, как мы оказались в Ауревале. Наверняка Августин не месяц и не два назад решился на предательство, но как давно зрел он в нем? И неужели моё назначение в специальный отряд – его попытка переманить меня на сторону сепаратистов? От волнения я перестал осознавать происходящее вокруг и погрузился в скорбные мысли. Теперь судьба Феокла и его приспешников уже не волновала меня, и обреченный их вид и стенания не касались моего сердца. Всё что я мог и что хотел для них сделать, я уже сделал, и теперь настало время последнего слова приговоренных. Если все они признают свою вину и покаются - пойдут на костер. Если будут всё отрицать и упорствовать – палачи превратят их в подобие Феокла, окончательно лишившегося человеческого облика и дара речи.

- Будьте вы все прокляты со своим несуществующим богом! – внезапно завопил один из священников, - Килмар покарает вас всех, и воины его втопчут этот городишко в грязь, в которой вы все живете!

Как по щелчку пальцев двое палачей схватили сопротивляющегося и визжащего священника, и потащили к устрашающего вида колесу. Я не стал смотреть на то, что происходило дальше, не стал и слушать крики толпы, озверевшей от крови и готовой уже прорвать ряды стражников, дабы принять участие в расправе. Тристан что-то приказывал, кем-то командовал. Трибуны вторили ему ответным «Виновен!», кипели от ярости. Зрелище, виденное мною не один десяток раз. И всё равно, даже после стольких лет службы в инквизиции, разум мой отказывался принимать происходящее. Было во всём этом нечто неправильное, противоестественное, поскольку в Книге Антартеса нет ни единой строчки о казнях тех, кто не верит или верит в другого бога. Если и судить этих людей – то по законам людским, как военных преступников и предателей государства, но никак не именем бога, прикрываясь высшей силой от собственной совести. Слова комита внезапно превратились в еще один кусочек мозаики, занявшей своё место в общей картине. Как я мог не догадаться об этом раньше и быть настолько слепым?

Я не помнил, как всё закончилось, не помнил и о том, как оказался в сыром и холодном поместье Тристана. Рядом – его стража, а на моём поясе уже почему-то нет меча, даже кинжала. Взгляд Гильдергедорана холоден и неприятен, в нем теперь нет прежней учтивости и доброжелательности, губы сжались в тонкую полоску и превратили лицо его в напряженную маску.

- Неужели расправа над еретиками и предателями произвела на вас такое впечатление? Или это сочувствие я видел на вашем лице? – слышу я голос рыцаря, доносящийся будто издалека.

Воспоминания, серые и тусклые, захлестнувшие меня во время суда, и никак не желавшие оставить меня в покое, мешали нормально думать и подобно галлюцинациям заполняли всё зримое пространство, смешиваясь с действительностью. Я молчал, никак не реагируя на вопрос Тристана, но не потому, что не хотел отвечать. Просто не мог.

- Ты – лживый ублюдок, - прошептал я одними губами, с трудом шевеля языком - ты погубил столько жизней, прикрываясь именем бога, которого предал. Сними личину праведника и признай: эта бойня, прикрытая святой миссией – лишь повод захватить власть в городе и твои фанатики даже не догадываются о том, кто на самом деле притаился в лесах в ожидании мести.

- Иногда нужно выбирать, на какой стороне сражаться, - спокойно ответил Тристан, - я выбрал правильно, и победил. Когда придут легионы, Гелем встретит их открытыми воротами и торжествами, а инквизиция, возможно, даже не будет никого пытать и жечь, увидев рвение местных верующих. А тех, кто решил, будто сможет противостоять империи, ждут бесчисленные беды и страдания, поскольку никакой бог не в силах будет защитить их от гнева императора и палачей Ордена.

- Ты ведь видел его? Наверняка. Они бы не позволили устроить эту расправу, если бы не доверяли тебе. Вы предали Антартеса, а ты предал их, устроив очередную Ночь Очищения.

- Видел. И, признаться, ничего более прекрасного созерцать мне не приходилось. Это было похоже на перерождение: свет, шум, голос, и его образ, до того прекрасный… Я был готов следовать за этим богом куда бы он ни приказал, готов был сокрушить его врагов и быть частью нового мира, который он обещал построить на обломках прежнего. Но чары его со временем спали с меня, я прозрел и понял: всё это – лишь темное колдовство, и ничего более.

- Ты знаешь, где находится то место, где проводили обряд посвящения?

- Нет, - покачал головой Тристан, отворачиваясь.

- На Сестерция образ Килмара не подействовал вовсе, но дорогу он также благополучно забыл. Комит оказался трусом и последовал за новым богом даже не из-за его колдовства, но из страха перед теми, кто бога видел и кто примкнул к нему. Перед всеми вами: лордами и бывшими священниками Антартеса, всеми, кто имел хоть какую-то власть в Гелеме.

- Да, мы все давали клятву Килмару. И Корнелию. Но путь к заветному месту знал лишь Феокл, даже под пытками не выдавший его, будто знание это в нем защищал сам Царь Эльфов. Может, я и погубил множество невинных душ, но пойти на риск – значило обречь себя на смерть, ничуть не менее мучительную, нежели у тех, кого казнили сегодня.

- Ты ведь прекрасно знаешь: Антартес мертв. Зачем следовать за мертвым богом, если есть такой, как Килмар?

- Антартес, может быть, и мертв, но империя – жива. Я следую за государством, а не за мертвым богом. И в этом мне нужна была помощь. Бывший первосвященник дал мне неоднозначную информацию о том, кем же всё-таки является командор Терасариев. И когда вы, достопочтимый Маркус, прибыли в Гелем, я захотел узнать, на какой же стороне тот, кто, как говорят, осенен благодатью самого покровителя империи.