Cake Cat - Багряное Пламя [СИ]

- Знаешь, если бы ты мог показать место, где проводился обряд инициации, у тебя был бы шанс выйти из всего этого дерьма чистеньким. Но поскольку достопочтимый лорд Гильдергедоран отправил преподобного Феокла к своему богу, а больше никого из тех, кто мог бы показать нам дорогу, здесь нет, придется справляться своими силами. Я поговорю с Тристаном, и он согласится казнить тебя быстро. Быть может, даже пожалует тебе казнь, причитающуюся комиту. В конце концов, твои слова мне немного помогли, а я умею быть благодарным.

- Я знаю, где это место находится! Это лес Короля Эльфов. Я. Я отведу. Покажу. Я расскажу обо всех наших агентах в моём ведомстве, обо всех чиновниках и доверенных лицах, которые замешаны…

- Сожалею, но для меня эти сведения уже неинтересны. Мы и так направлялись в этот лес, а своих агентов и чиновников прибереги для лорда Тристана.

С этими словами я развернулся и вышел из камеры, а Сестерций, издав жуткий звероподобный крик, снова бросился вперед, натянув сковывающие его цепи до предела. Я не обещал ему ничего, кроме быстрой смерти, как он себе вообразил, намереваясь, начав с малого, выторговать у меня и жизнь и свободу. Моя совесть чиста, и ничего, кроме брезгливости по отношению к этому предателю я не чувствовал. Стража захлопнула за мной двери, и голос бывшего уже комита оборвался для меня навсегда.

***

После полуночи, как и было обговорено, я прибыл к форуму, где уже собралась огромная толпа. На этот раз не один, а с рыцарями, жаждущими принять участие в грядущем спектакле. Именно так, и никак иначе я именовал то, что задумал Гильдергедоран, потому как никакой справедливостью на этом суде и не пахло. Видимость правосудия и иллюзия очищения.

Лорд, а вернее, теперь уже полновластный правитель Гелема, восседал на укрытой от дождя трибуне в окружении своей свиты. Никаких изысков, никакого пафоса, всё по-военному просто и практично. Кажется, новоиспеченный градоначальник всерьез подошел к учению Антартеса, а вернее к последнему его варианту, предписывающему людям жить скромно и лишь по законам божиим. Все ценности, изъятые у приспешников Антартеса вовсе не направили в городскую казну, а соорудили из них огромный костер, в котором оказалось всё, что только может гореть: книги, мебель, ткани, одежда и картины. Драгоценности оказались в другой куче: серебро и золото лежали по отдельности. Почему-то вид этих ровных кучек никак не мог оставить меня в покое: я чувствовал, что этим драгоценным металлам здесь отведена какая-то своя роль. И как впоследствии окажется, не ошибся.

Обвиняемых – всего человек тридцать. Все в рваных одеждах, окровавленные и едва живые. Вокруг периметр из солдат, отделявших однообразно одетую толпу от лобного места, внутри которого десяток столбов с уже заготовленными партиями дров. Помимо этого еще и множество пыточных устройств, назначений некоторых из них я даже не знал. Кого именно, интересно, Тристан задумал запытать до смерти, а кого просто сжечь? Как же давно я последний раз наблюдал за подобным зрелищем? Год или два назад? Уже и не припомнить, поскольку все они слились в моей голове в единый отвратительный кровавый балаган, цель которого – показать силу Ордена и самого Антартеса, предоставив заодно безмозглой толпе зрелище не хуже гладиаторских боёв. Но здесь толпа собралась не для того, чтобы насладиться болью жертв, а для правосудия. Эти люди свято убеждены в правильности своих действий. Еще бы, ведь согласно Книге именно так нужно поступать со всеми, кто посмел усомниться в истинности единого бога, хоть в последнее время таких – половина империи.

Мы поднялись на трибуну и заняли почетные места. Вернее, почетное место занял я, а рыцарей определили в ложу так называемых присяжных. Я уже не сомневался в том, что решение в любом случае единолично примет Гильдергедоран, и никто слова не скажет. Однако продемонстрировать законность сейчас – значит показать народу свои права, как правителя. И правителя такого, который будет блюсти всё в строгом регламенте, а не анархии, который удержит фанатичную толпу от полнейшего хаоса. Быть может, именно это маленькое представление поможет обреченному на смерть от ярости Корнелия городу продержаться до прибытия легионов. Я искренне надеялся именно на такой исход, хоть и не одобрял происходящего здесь, на этой площади. К тому же, я не вполне осознавал роль, которую мне выделил Тристан, поскольку здесь, помимо судьи и хора присяжных, должных в нужный момент прокричать «виновен!» больше никаких «должностей» не оказалось. Когда все заняли свои законные места и толпа немного успокоился, Тристан поднялся со своего кресла и принялся за дело, подняв правую руку вверх, призывая собравшихся к молчанию.

- Истинные сыновья и дочери Антартеса! – могучим голосом начал свою речь Гильдергедоран, - перед вам стоят последние в нашем славном городе еретики и преступники против веры и закона. Те, кто предал не только бога, но и наше с вам государство, ибо не может империя существовать отдельно от ее бога. Но, как завещал нам император, наместник бога на земле, ни один человек не может быть казнен без справедливого суда, пусть даже он самый бесправный и всеми презираемый раб. Вина должна быть доказана, и именно для этого мы собрались здесь!

Интересно, а как же Тристан тогда оправдал убийство самого преподобного Феокла и вельмож, собравшихся у него на званый обед? Многочисленность врагов и неспособность привести к этому «справедливому» суду всех разом? Но, похоже, никто не разделял моих мыслей, или же делал вид, что не разделяет, поскольку толпа одобрительно гудела после каждой фразы, сказанной их новым правителем.

Дальше началось перечисление имен и списков прегрешений осужденных, которые мне ничего не дали, кроме очередной порции бессмысленной информации. Лица их казались одинаковыми, и потому слились в один образ ободранного и избитого человека без пола, сословия и звания, без права на жизнь и даже быструю смерть. Кого-то из них, тех, кто не занимал ни особо высокую должность, не имел особых богатств и связей, очень быстро объявляли виновными. Находилось несколько свидетелей, заявляющих о том, что подсудимые – самые преданные последователи Килмара, якшающиеся с предателями и предателями же являющиеся. Тристан оглашал приговор, и под рев толпы несчастного, если он сознавался в преступлениях и отрекался от лже-бога, тащили к плахе или к виселице. Костры и орудия пыток должны достаться тем, кто станет защищать свою веру до конца, и я уверен: такие обязательно найдутся.

Очередь дошла наконец до тех, кто составлял верхушку килмаровского заговора. Почему-то именно заговором окрестили это религиозное движение, хотя ни о каких планах переворота или даже убийства оппонентов не было сказано ни слова. К моему величайшему изумлению, преподобный Феокл, как я думал прежде, вовсе не был убит, равно как и остальные священники и служки, представлявшие официальную церковь Гелема. Но от старика мало что осталось: его изуродованное тело приходилось держать двум стражникам, и вразумительную речь от бывшего первосвященника города уже не услышать никогда. Он мог только судорожно кивать и стенать подобно избиваемой собаке, когда Тристан обращался к нему. В эту минуту я и осознал собственную роль во всём этом судилище.