Cake Cat - Багряное Пламя [СИ]

Альвин пришел в себя, но всё еще едва мог вставать с кровати, дабы пройти справить естественные нужды. Я коротко описал ему сложившуюся ситуацию, но друг мой, кажется, большую часть рассказа пропустил мимо ушей.

- Так значит, нас они убивать не собираются? – вяло поинтересовался Альвин, отворачиваясь к стене.

- Если ты не будешь болтать о том, что бога нет – никто нас не тронет. И если кеметы будут сидеть под замком и не попадаться на глаза фанатикам Тристана. За остальных я могу поручиться: рыцари – самые преданные слуги Антартеса, и вопросов у местных не вызовут.

- Вот и хорошо. Вот и славно, - все так же вяло ответил Альвин, закрывая глаза.

На этом наш короткий разговор закончился. Чем ближе мы становились к лесу Килмара, тем больше, казалось, Альвин отдалялся и от меня и от этого мира. Произошедшее у лика Огреда лишь ненадолго вывело его из осенней хандры, и даже сама болезнь его, вполне вероятно, носила именно душевный характер. Я как мог развлекал его и подбадривал всё время, что мы были в пути, пытался выведать причину печали, но безрезультатно. Сейчас жизнь в нем поддерживало только его Дело, за которое он взялся, пусть и с неохотой. Ничто и никогда не было препятствием Альвину, если у него появлялась какая-то цель, особенно такая важная, как Килмар. И пока лесное божество не повержено, за него я могу не беспокоится.

Я выпил еще немного пряного вина, посидел перед огнем, беседуя с Валентайном о сложившейся ситуации, подумал о жизни.

- Там, где мы проходим, неизменно что-то случается, не находишь? – расслабленно развалившись в кресле, рыцарь вопросительно ткнул в мою сторону стаканом с вином.

- Это наоборот, что-то случается там, где мы проходим. Всё взаимосвязано и вполне логично.

- Как по мне, так ничего логичного тут нет. В моей стране есть хорошая пословица: человек говорит, судьба – смеётся. Вот и мы, отправившись на охоту за Килмаром, не имея никакой информации о нем, не зная даже, как будем драться с божеством, если найдем. Истинная доблесть начинается именно здесь, как и удача, которая нам сопутствует. И потому я и мои братья готовы идти за тобой до самого конца: настоящая удача важнее для командира, нежели всё остальное.

- И потому вы проиграли все войны с империей, - усмехнулся я.

- Потому как ваша удача была больше, - нисколько не обиделся рыцарь, - и потому я сейчас сижу здесь. Мы прошли через леса, бились с дикарями, пришли в Гелем и попали в самый разгар религиозной войны, оказавшись на стороне победителей. А если бы сторонники Килмара оказались решительнее сэра Тристана? А если бы дикари не оказались настолько глупы, и перерезали нам глотки ночью? Если бы мастер Альвин не смог излечить этого вшивого кемета?

- Но это не удача. Это закономерность. Дикари оказались глупыми, Тристан – решительным, Альвин – умелым, Тукка – живучим. Погода только подвела нас, но уж этого никто учесть не смог бы. Каждый наш поступок как-нибудь да отразится на событиях будущего, и из сотен наших поступков в итоге складывается то, что называют громким словом Судьба.

- Может и так, - согласился Валентайн, хотя по лицу его видно было обратное, - но всегда найдется нечто нам неподвластное. Как погода. Я долго наблюдал за тобой, кир, и уверенно могу сказать: в твоих действиях нет разума, одна лишь удача и случайность. Как будто ведет тебя нечто… нечто могущественное. Именно судьба, я думаю.

- Боюсь, это что-то пострашнее судьбы. И вскоре нам предстоит встретиться лицом к лицу.

Рыцарь только двусмысленно хмыкнул, и замолчал. Разговаривать с кем бы то ни было совершенно не хотелось. Густое как сметана равнодушие окончательно разлилось в душе, скрывая под собой всяческие тревоги: я просто уже устал волноваться и раздумывать над происходящим. Быть может, действительно нечто похожее на судьбу ведет меня? События и люди, кажущиеся важными и нужными, проносятся мимо, не задерживаясь и на долю мгновения. Мои собственные устремления, как только я ступил на землю Ауреваля, превратились в ничто, и обрывались на корню. Я не смог спасти людей, обреченных в Каррасе на смерть, не смог даже установить контакта с общиной Темного Отца в Морхейме, до последнего упирался в собственную трусость, не желая признавать свои чувства к Мелиссе, сглупил в отношении Корнелия и в особенности Августина. Единственное, что у меня действительно получилось – сбежать, отправившись на поиски того, не знаю чего. Что если Пугало в очередной раз решил посмеяться надо мной, отправив в лес, где я никого не обнаружу? Вся моя стратегия и все мои планы – догадки чистой воды, основанные на косвенных сведениях, полученных из непроверенных источников. И всё, что я делаю, быть может, такая же иллюзия, в конце которой меня ничего не ждет. Меня будто ведет за руку строгий отец, одергивая каждый раз, как только я пытаюсь поиграться в грязи или погнаться за бабочкой. Я окончательно запутался во всём происходящем и разум мой растекся киселем.

Так бы и пребывал я в блаженном расслаблении, если бы не гонец от Тристана, явившийся с новостью о поимке комита и нескольких его людей. Я не стал никого брать с собой, и, как был, накинув лишь плащ, отправился вслед за посланником Гильдергедорана.

На улицах творилось сущее безумие. Грязь Гелема окрасилась кровью и пеплом, обломками выносимой из домов мебели и утвари. Как удалось обеспечить этот единый душевный порыв и известить всех оставшихся верными Антартесу о грядущей заварушке, для меня оставалось загадкой. Но Тристан, верно, всё распланировал заранее, потому как слаженность действий его «фанатиков» просто поражала воображение. И мужчины и женщины в темных одеждах с изображением феникса помечали двери домов, в которых обитали те, кто отказался вступить в религиозную борьбу, пусть даже он и не был приспешником Килмара. Некоторых людей не трогали, в основном это были либо южане, поклоняющиеся духам предков, либо осевшие в городе кеметы-язычники. Однако их тоже выводили из домов, одежды их марали красной краской, оставляя только им одним понятные обозначения, и, вынеся всё ценное имущество из их жилищ, оставляли радоваться жизни. Всех, кто, согласно слухам или доносам соседей, уверовал в Лесного Царя, уже давно отправили куда следует, куда более жестоко и по большей части уже в бессознательном состоянии. Я с внутренним содроганием наблюдал разоренные жилища и следы побоищ, учиненных приспешниками Антартеса, и внутри вновь начало теплиться давно уже забытое чувство досады по собственному бессилию: я не мог спасти никого из них. Да и стоило ли? Те, кто по другую сторону баррикад, наверняка поступили бы точно так же, успей они первыми. И пощады от последователей лесного божества наверняка бы не стоило ожидать.