Cake Cat - Багряное Пламя [СИ]

- Я помогу вам, - кивнул я, ненадолго задержав взгляд на клетках - позвольте мне только переговорить с комитом, когда ваши люди схватят его. Быть может, у него имеется некоторая информация и указания касательно нашей миссии от стратега или его приближенных.

- Конечно. Можете допросить хоть их всех. А сейчас – окажите нам честь, командор, и первым поднесите факел к кострам этих заблудших душ.

Клетки быстро сгрузили на землю и со всех сторон обложили дровами и хворостом, щедро облив земляным маслом со всех сторон. Одержимые метались внутри, пытаясь выбраться, будто чувствуя приближающуюся смерть, но железо держало крепко. Всё происходило будто бы во сне, и я едва мог осознавать происходящее, вернувшись мысленно к событиям той первой ночи и первому своему видению Пугала, появившемуся из бесконечной бездны небытия. Сэр Валентайн со смесью омерзения и гнева наблюдал за одержимыми, попытавшись даже схватиться за отсутствующую рукоять меча. Его рыцари разделяли мнение предводителя, и во взглядах их не было ничего, кроме враждебности по отношению ко всем вокруг, на ком не оказалось знака Антартеса. Кто-то подал мне факел, и я неловко принял его, нетвердой походкой приблизившись к первой из клеток.

Косматый, до самых глаз заросший шерстью мужчина с выбитым глазом метался внутри клетки подобно дикому зверю. Нечленораздельная речь его больше походила на рычание, и я не смог найти в нем ни единой человеческой черты, ни единого проблеска разума. Только бесконечная ярость, желание уничтожить, вцепиться зубами в горло, разорвать заскорузлыми пальцами плоть и напиться крови своей жертвы, еще живой и дышащей. Насладиться агонией и поглотить целиком и полностью. Ярость, которую показал мне Пугало. Именно её я увидел в этих существах, прежде бывших людьми. И потому без раздумий поднес пляшущее пламя факела к промасленному дереву, мгновенно вспыхнувшему и, невзирая на мелкий дождь, тут же охватившему клетку с одержимым целиком.

- Эти создания – действительно порождения Килмара, - сказал я подошедшему ко мне Тристану, - я столкнулся с ними еще в день моего прибытия сюда, но не придал этому должного значения. Где вы нашли этих существ?

- А вот это – самое интересное. Если бы не их обнаружение, едва ли мы смогли бы сегодня стоять на этом месте и предавать еретиков праведному пламени. Предатели держали их в склепе под храмом Антартеса, более того, об этом знал и преподобный Феокл.

- И глава Церкви Гелема тоже?

Тристан угрюмо кивнул, наблюдая за тем, как его люди поджигают остальные костры. Жуткие крики сгораемых заживо существ огласили окрестности, но жаркое пламя в считанные мгновения оборвало их, жадно набросившись на живую плоть.

- Он – один из первых, - подтвердил Тристан, - мои люди проследили за всеми его преступными сношениями и с комитом и с Леманнами и со Шварцами, будь они неладны. Выяснилось, что этих существ они планировали натравить на добропорядочных горожан, в то время, как предатели бы отсиделись за стенами своих убежищ. По крайней мере, так сказал сам преподобный, когда мы пытками выудили из него всю правду.

- Его можно допросить?

- Боюсь, старик уже не скажет ни слова, - пожал плечами Тристан, - палач постарался на славу, но всё-таки тело Феокла не выдержало такого обращения.

Доверять словам, выбитым пытками, я не спешил, потому как знал: преподобный говорил не то, что было на самом деле, а лишь то, что от него хотели услышать. Местные фанатики вообразили себе сговор темных сил – пусть будет так, я не намерен вмешиваться, всё это мне на руку. Но добраться до правды всё-таки стоило, и оставалось надеяться, что люди Тристана не перебьют всех, кто может владеть хоть какой-то полезной информацией.

Костры прогорели быстро. Скоро те, кто находился в двенадцати клетках, превратились в обугленные головёшки, а собравшиеся вокруг них рыцари и фанатики затянули древнюю как сама империя песню «Рассветных огней». Слова её на старом языке казались скорбными и тягучими, но как нельзя кстати приходились сейчас, в этой непроглядной вечерней мгле под пронизывающим ветром и холодным дождем, начавшемся как только догорел последний костер. Догорит закат, и земля покроется тьмой, настанет время смуты, время чудовищ. И станет брат брату врагом, пойдет отец на сына. Не будет среди людей единства и не отличить во тьме будет, кто человек, а кто – монстр, и станут они жить под личинами среди нас. Настанет час полуночи, и выйдут под лунное знамя все твари, и не будет места на земле роду людскому, среди которого всё более зреет раздор. Магией черной станут промышлять нетвердые духом, обратятся в ересь и забудут свет, станут животным подобны. Оставшиеся же сами превратятся в зверей и жить будут по законам звериным, будут сырое мясо есть, да в листве опавшей спать. И когда встанет весь мир на краю гибели, настанет час рассвета. Огни его испепелят тьму, истребят щупальца мрака, и длань Бога очистит род человеческий от грязи. Все, кто знался с тьмой, и кто ею пропитался – сгорят и обратятся во прах. Настанет новый день.

Таков смысл этой песни, восходящий своими корнями к Времени Ночи, когда после извержения Тингала небо заволокло черными тучами, на долгих три года закрыв собой солнце. Многие верят в то, что рассеяли тьму именно силы Антартеса, в те времена еще являвшегося людям. Покровитель империи таким образом испытывал людей на крепость духа и крепость веры, и когда наконец тучи рассеялись, в живых остались только самые праведные. Именно об этом рассказывала старая песня, но я почему-то никогда не верил ее обманчивой поучительности. Во тьме выживет тот, кто к ней приспособится, но не тот, кто будет с ней бороться – так показывала практика. И даже Августин, вечный светоч в царстве тьмы в конце концов избрал именно этот путь. Не мне его осуждать. Время рассудит нас всех.

- Отдохните немного, - обратился ко мне Тристан после затянувшегося молчания, - через несколько часов всё будет готово для суда и казни. Если моим людям удастся схватить кого-то из подручных комита или его самого, я пошлю гонца.

- Благодарю, - пожал я протянутую руку рыцаря, - надеюсь, у нас достанет сил сделать всё возможное, и тогда наш рассвет еще наступит.

«Почетный» эскорт проводил нас до гостиницы, уже оккупированной людьми Тристана. Кеметы, разоруженные, но не связанные, встретили меня как спасителя, потребовав обратно их выпивку и кости. Мне пришлось тактично объяснить охотникам всю сложившуюся ситуацию, но вняли слабо. Один лишь Тукка по своему обычаю затянул своё «дела-а», и вернулся на своё место, угрюмо уставившись в окно. Остальные последовали его примеру, но мне всё-таки пришлось взять с них обещание никуда не ходить и ничего не предпринимать до моих особых указаний.