Cake Cat - Багряное Пламя [СИ]

Я с ходу отбил копье выскочившего мне навстречу конного стратиота, попытавшегося было заколоть меня прямым и незатейливым ударом. Следующим выпадом мне удалось пробить нагрудник его доспеха и сбросить неприятеля на землю. Рыцари, подобно снежной лавине, просто смели замешкавшихся и явно не ожидавших такого удара противников, и погнали немногих оставшихся в живых обратно к проломам шириной в два бревна, еще не успевшим превратиться в полноценные бреши, чему весьма успешно препятствовали кеметы, отстреливая тех, кто пытался растащить очередную пару бревен. Ярость боя не овладела мной, как всеми остальными, поэтому, отбившись еще от пары вялых атак в мою сторону, предоставив людям Валентайна закончить начатое, я забрался на дальнюю, закрытую от обзора осаждающих, башню и с тревогой принялся осматривать окрестности.

Наверняка легкие конные лучники нужны были лишь для быстрого захвата парома, чтобы удержать переправу до тех пор, пока не подтянутся основные силы. Будь это пехота, она отстала бы в случае такой атаки слишком сильно, и потому следовало ожидать либо катафрактариев, либо ту же пехоту, только для мобильности двигающуюся конно. Я больше склонялся ко второму варианту, поскольку тяжелым всадникам в полных доспехах было бы крайне неудобно передвигаться по местным пущам, где из дорог только звериные тропы, да и брать укрепления для них – не лучшая задача. А вот провести тем же путем сотню-другую скутатов, способных затем вести уличные бои в Гелеме привычным строем и спокойно держать позиции, укрываясь за щитами и копьями – в самый раз. И я нашел то, что искал.

- Сколько тебе еще нужно времени, друг мой? – стараясь перекричать шум битвы, я выжал из своего горла максимум звука, и почувствовал, что срываюсь.

- Полчаса… час. Не знаю, все слишком сложно и динамично. Проклятый ветер слишком быстрый и резкий.

- У нас нет этого часа. Там сотни две воинов Флавия, и скоро они будут здесь!

Блестящие на полуденном солнце шлемы неумолимо приближались к поредевшему частоколу. Еще минут двадцать, и они будут здесь, а справиться с таким количеством тяжелых пехотинцев не сможет и весь гарнизон Гелема. Оставалось только положиться на волю судьбы и умения Альвина. Но перед этим – уничтожить паром и механизмы, приводящие его в действие. Вопрос только – как?

Я обрубил перевязь, удерживающую волов на месте, и, выстроив послушных животин в цепочку по двое, кое-как соединил их одной веревкой, конец которой накинул на барабан, вращающий цепи парома. Объяснив раненым рыцарям, которых пришлось вывести из боя, что от них требуется, я снова отправился руководить обороной, а заодно поторапливать Альвина, пунцового от умственного напряжения и силящегося составить наконец своё заклинание.

Вскоре послышался треск, и тут же одна из цепей парома обвисла, став стремительно разматываться и уходить в воду. С этим устройством рыцари справились, пришел черед следующего, а после – самого парома, который предстояло сжечь. Я едва справлялся с лезущими через бреши стратиотами, орудуя мечом безо всякой изысканности, рубя и коля лезущих врагов подобно тому, как дровосек рубит деревья. Последний раз такое сражение выдалось лет пять назад во время стычки с еретиками на востоке имперской провинции Галвань, где отряду инквизиторов пришлось усмирять целое восстание местного королька, много лет назад пришедшего под протекцию империи, но затем впавшего в ересь. Правда, в тот день я был в числе осаждающих, а не обороняющихся, но суть всё равно остается прежней. Кровь заливала всё вокруг, стекала по лицу, смешиваясь с потом, капала с меча в грязь под ногами, и пропитывала одежду. Вот упал один из рыцарей, пораженный случайной стрелой прямо в забрало шлема, двое других уже лежат в стороне, пытаясь остановить кровотечение и перевязать раны. Ррек, тоже раненный, волочит ногу, в которой застряла вражеская стрела, но продолжает осыпать ожесточенно лезущих стратиотов не только стрелами, но и отборнейшими ругательствами. Позади в это время разгорается пламя, медленно но верно распространяющееся по настилу парома, проломленному теперь в нескольких местах. Теперь мы оказались отрезаны от единственного на данный момент пути отступления, но мы бы в любом случае не успели переправиться обратно, потому как паром жестко привязан к направляющим его механизмам, управление которыми возможно с любого берега. Отцепи мы его и попытайся отдаться на милость реки, бурное течение отнесет паром на острые камни ниже по течению, и разобьет вдребезги. И потому вся надежда только на Альвина.

Не знаю, сколько еще продолжался этот бой, поскольку времени для наблюдения у меня уже не оставалось. Семеро окровавленных и израненных рыцарей – все, кто еще мог оборонять укрепления. У кеметов закончились стрелы, и единственный, кто еще способен был вести бой, был Тукка, подбирающий стрелы противника и ловко укорачивающийся от обстрела. Глаза его горели странным огнем, и, казалось, ничто не способно ранить ловкого кемета, отплясывающего только ему одному понятный боевой танец, поскольку за всё время он не получил ни единой царапины. Впрочем, Альвин тоже казался целым и невредимым, хоть и изрядно уставшим. Отвлекшись на секунду, я едва не пропустил удар мечом, стоивший мне в итоге неглубоким, но очень болезненным порезом на предплечье. Противник же, в отличие от меня, не отделался так легко, рухнув с горы трупов назад с распоротым животом, из которого вываливались склизкие внутренности. Дух стоял такой, что если бы не ветер, все, и враги и союзники, давно бы уже задохнулись в этих миазмах крови, пота, испражнений и выпотрошенных кишок. В какое-то мгновение я осознал предельно ясно: еще пару минут, и две сотни скутариев сомнут нас так же легко, как прибой сметает песчаный замок. Я едва держался на ногах, всё больше и больше погружаясь в пучину отчаяния и бессильной ярости, пытаясь с горсткой людей удержать эту проклятую переправу.

И когда, казалось, мы уже потерпели поражение, поле битвы треснуло, в прямом и переносном смысле. Страшный удар ветра свалил меня на землю и потащил прочь от частокола, который стремительно разлетался на части, уносясь куда-то в разверзшиеся небеса. Там, где-то высоко, будто разверзлось око разгневанного бога, взиравшего на мир смертных с презрением и злобой. Первобытный страх сковал меня по рукам и ногам, и я едва мог шевелиться, в ужасе наблюдая как окружающая действительность уносится в этот водоворот, поглощающий всё вокруг.

- Все по коням, быстро! – заорал мне прямо в ухо подоспевший Альвин, попытавшийся было поднять меня на ноги.

Но следующий удар ветра свалил с ног нам обоих, и потащил к реке, туда, где бились в ужасе наши кони, пытаясь убежать от этого ужаса, сметающего всё на своём пути. Я едва смог организовать оставшихся на ногах рыцарей и Тукка, велев как можно скорее привязывать раненых к седлу и готовиться к спешному отступлению. Все двигались подобно сомнамбулам, в ужасе наблюдающим за тем, что происходило вокруг. А посмотреть на происходящее стоило, поскольку там, где до этого высился частокол, башни и лежали тела погибших, теперь осталась только перепаханная земля и обломки, то поднимающиеся в воздух, следуя зову стихии, то вновь обрушиваясь на бренную землю, лишенную теперь даже намека на какую бы то ни было растительность. Не было видно нападавших, и только носящиеся в воздухе редкие элементы доспехов и частей тел напоминали об ударном отряде Флавия, вознамерившемся переправиться через Серебрянку и открыть город воинам комита.