Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

«Царская чета Илирина покинула дворец, скрылась из Эртины, исчезла», — гласила весть.

«Никто не знает где они и что с ними. Илиринское войско в панике, власть пытается взять мать царицы — Гиллара», — сообщали серые.

— Неужели действительно никто не знает, где Аданэй? — спросил Элимер разведчика. — Совсем никто?

— Известно, что он уехал к побережью вслед за царицей. Чуть позже туда же отправилась Гиллара. Она вернулась. Одна. Заперлась в советной зале с военачальником и какой-то жрицей. О чем они говорили, никто не знает, да только после этого по Илирину поползли противоречивые слухи.

— У нас есть свои люди на побережье?

— Да, повелитель. Им удалось выяснить, что царица с братом и дочерью приезжала в Нарриан, в свой замок. Спустя неделю с лишним там же появился Аданэй. А позже — еще и Гиллара.

— Что же их всех туда стянуло… — пробормотал кхан.

— Этого мы не знаем. Но только из замка одна Гиллара вернулась. Остальные исчезли.

— Может, внутри прячутся? — Элимер ухмыльнулся.

— Нет. Двое из наших проникли внутрь. Замок был пуст. Вообще. Ни рабов, ни господ, одни крысы.

— Куда же делась свита? Ведь не могла царица одна туда поехать?

— Ее сопровождал отряд воинов, но…

— Что?

— Они не доехали до Нарриана. Не знаю, что случилось. Сами воины — не помнят. Они вернулись потом в Эртину, уже после Гиллары. Вразнобой, поодиночке, грязные, в изорванной одежде. И ничего не помнят. Их и зериусом поили, и пытали — ничего.

— Какая-то, побери меня тьма, магия!

— Вот-вот, — кивнул серый.

— Хорошо, расскажи о слухах.

— Конечно, повелитель. Да только слухи эти вряд ли соответствуют истине, один другого бредовее.

— А это я уже сам определю, — отрезал кхан. — Говори.

— Болтают, что царскую семью якобы похитили злобные отерхейнцы, — серый не смог сдержать усмешки. — Другой слух немного интереснее: будто бы царь застал свою жену с любовником и прикончил обоих. Потом сошел с ума, и убил собственную дочь. Дальше опять слухи разветвляются: одни говорят, что после этого Аданэй сбежал из Илирина, другие — что покончил собой.

— Действительно, любопытно, — теперь пришла очередь Элимеру усмехаться. Уж он-то понимал, что убийство из ревности, а уж тем более последующее самоубийство — это последнее, что сделал бы его брат.

— Любопытно, — повторил он. — Что-нибудь еще?

— Да. Но остальная молва уже и вовсе чушь.

— Тем не менее. Я желаю эту чушь услышать. Вдруг именно в ней скрыта правда?

— Говорят, что он принес себя в жертву Богам. Еще, что он просто испугался и сбежал со всей семьей.

— Почему ты считаешь чушью его побег? — спокойно спросил Элимер.

— Но ведь он пошел на Антурин, хотя знал, что за этим последует, но не испугался. С чего бы ему трусить сейчас?

— Может, он осознал собственную глупость, опомнился и решил исчезнуть, пока не поздно?

— Это не приходило мне в голову, — протянул серый.

— И правильно. Не думаю, что он испугался. Должна быть какая-то другая причина. Я боюсь, не было бы в этом какой-то спланированной хитрости. Продолжайте выяснять.

И, не дожидаясь ответа, в привычно резких интонациях отдал приказ:

— Ирионга ко мне.

Стоило военачальнику появиться, как Элимер спросил:

— Войско готово?

— Ждем только приказа.

— Отлично. Объявляй начало смотра. Мы отправимся на Илирин в самое ближайшее время. Мешкать нельзя.

А в голове пронеслась мысль: «Это заносчивое царство ляжет к моим ногам. А потом я найду тебя, где бы ты ни был. Тебя и твою семью. И лучше тебе умереть до того, как я вас обнаружу».

— Айсады готовы?

— Уже здесь.

— Они облачились в доспехи?

— Да.

— Хорошо. А мои телохранители? Я должен лично их досмотреть. Скажи Видольду, я скоро спущусь к ним. Чтоб были готовы.

Элимер не понял, почему лицо Ирионга вдруг вытянулось, и в нем даже промелькнула тень испуга.

— В чем дело, военачальник? — недовольно уронил он. — Что-то не так с охранной дружиной?

— С Видольдом, мой Кхан.

— Что с ним?

В лице Ирионга отразилось смущение и растерянность.

— Он в темнице, повелитель.

— Что?! — прорычал кхан, в холодной ярости поднимаясь с кресла. — Что значит — в темнице? Какой болван посмел его туда отправить?!

Военачальник отступил на шаг и теперь обескуражено водил странным взглядом по лицу Элимера.

— Повелитель, — очень тихо ответил он, — ведь ты сам…

— Что я сам?

— Ты приказал казнить Видольда, Хирген ждет лишь твоего распоряжения. А пока держит его в темнице.

Кхан замолчал. Он молчал долго и напряженно вспоминал.

— Действительно по моему приказу? — спросил.

Ирионг выглядел испуганным.

— Да, повелитель.

— Да… — озадаченно протянул кхан. — Теперь я припоминаю. Благодарю, что напомнил. Прикажи охранной дружине, чтобы готовились к досмотру без Видольда.

— Да, мой Кхан.

«Скоро не Аданэй сбежит, — подумал Элимер, оставшись один, — скоро я сам сбегу. От самого себя. Не знаю, что со мной происходит, но что-то очень, очень нехорошее. Я совсем недавно помнил о своем приказе. Точно помнил. А сейчас забыл. А ведь он уже не один месяц взаперти. Как мне вообще в голову могло прийти казнить Видольда? Он, конечно, провинился, не задержал Шейру. Но у него своеобразные понятия о том, что есть верно, а что нет. И я знал об этом, когда делал его подданным. И все же заподозрил в предательстве. Кажется, я совершаю одну глупость за другой. Если так продолжится, скоро я останусь без приближенных».

Он оборвал собственную мысль: не время копаться в себе и перебирать ошибки — время исправлять их и не допускать новых.

Астл выругался себе под нос, когда из-за запертой двери вновь раздался зычно завывающий голос. И хуже всего то, что голос выдавал, как сильно пьян его обладатель. А если Хирген услышит? Как смотрителю потом объяснить, где заключенный темницы взял хмельное? Тут ведь главному даже гадать не придется, сразу все поймет. И несдобровать тогда ни ему, Астлу, ни напарнику. Но что делать? Жуткий есть Жуткий — сегодня уже вторая бутыль. И так — каждый день. И отказать ему отчего-то невозможно. Сколько раз Астл зарекался выполнять просьбы Видольда, которые, честно говоря, можно было называть просьбами, лишь сильно кривя душой. Они напоминали скорее поручения, если не приказы. Иногда у Астла возникало нелепое ощущение, будто в заключении и ожидании казни находился не Жуткий, а он сам. А что если кхан прознает? И ведь всем известно — выполняй приказы и ничего дурного с тобой не сделают. Просто выполняй приказы. И Астл всегда имел достаточное благоразумие, чтобы следовать этому нехитрому правилу. Он и следовал, пока не появился в темнице впавший в немилость телохранитель, взгляд и голос которого обладали такой властью, что ему невозможно было противиться даже под страхом сурового наказания. Вот он и не противился, как и его напарник, который сейчас точно так же сидел и мыслил, наверное, лишь о том, чтобы упасли Боги, и никто не услышал пьяных песен Видольда Жуткого и не задался вопросом, откуда у заключенного взялся ром.