Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

— Ничего, чем ты не смогла бы пожертвовать ради возможности меня убить, — отозвался кхан. — Ты дашь клятву: если проиграешь, не станешь делать попыток убить себя, меня или моих людей. Не попытаться сбежать и не будешь искать встречи с сородичами.

— Если проиграю, навсегда — пленница?

— Да, — кивнул Элимер, — но у тебя есть шанс.

— У меня выбора нет, — голос ее прозвучал ровно, но сложно было не заметить во взгляде оживление и робкую надежду. Он все правильно рассчитал: ненависть и жажда мести, как и в прошлый раз, вернули ей волю к жизни.

— Не понимаю, Темный вождь, это зачем тебе, но согласна.

— Разумно. Я рад. Правда, есть одна проблема.

Во взгляде айсадки родилась тревога, словно она почуяла какой-то подвох. Но ничего не сказала, лишь выжидательно посмотрела на кхана.

Элимер продолжил:

— Ты в таком состоянии и с ребенком не справишься. Наш поединок состоится не раньше, чем ты снова начнешь походить на человека. Поэтому советую больше не отказываться от еды.

— Не откажусь, — и она улыбнулась в ответ. Правда, улыбка эта больше напоминала оскал.

Его грубо втолкнули в крошечный деревянный сарай. Как только снаружи щелкнул навесной замок, Аданэй, не рассчитав силы, яростно ударил ребром ладони по косяку и скривился от боли.

Ну вот, опять он все испортил! Нашел время показывать характер! Да еще перед правительницей Илирина, которую он должен был обольстить, а не разозлить. Наверное, Гиллара его переоценила. Наверное, он сам себя переоценил. Ну, стал бы он развлечением для развратной рабыни, подумаешь, велика беда! Зато не сидел бы сейчас в паршивом сарае и не ждал, пока ему отвесят назначенные пятьдесят ударов плетью, после которых он может и не выжить.

Аданэй нервно прошелся из угла в угол, не в силах успокоиться. Проклятая Рэме!

Он прекрасно понимал, что рабыня видела в нем лишь красивую вещь, не обладающую собственной волей, разумом, чувствами, в конце концов. Первый раз за все время Аданэй ощутил по-настоящему, каково это — быть рабом.

«Ну и что? — саркастично усмехнулся он. — Подумаешь, всего лишь очередное унижение в их нескончаемой череде».

И тут же снова взорвался в гневе. Нет, не «подумаешь»! Он — не игрушка! Он — кханади. И неважно, что об этом никому не известно.

Видимо, поведение девчонки стало той самой «последней каплей» в цепочке унижений, которую он уже не смог стерпеть. И сорвался. Может быть, зря. Скорее всего — зря. Но уже ничего не мог с этим поделать.

Этим вечером ему передали приказ явиться к царице. Дверь в покои повелительницы открыла Рэме — как всегда — и поначалу это не вызвало никаких подозрений. Пока девушка не улыбнулась и не произнесла взбесившую его фразу:

— В прошлый раз мне очень понравилось, Айн, а потому повелительница отдала тебя мне.

— Отдала?!

— Ну да, — пожала плечами Рэме. — Она часто делает мне подарки.

От ярости у Аданэя сперло дыхание, он растерялся и даже не нашелся с ответом.

— Пойдем, — как ни в чем не бывало, продолжила девчонка, — доставишь мне удовольствие, — и одарила его похотливой улыбкой.

— Нет! — выпалил он.

Рэме от изумления осеклась, но глаза ее злобно засверкали.

— Да как ты смеешь перечить воле царицы? — прошипела она, оправившись от изумления. — Ты, раб!

— Ты тоже, — едко процедил Аданэй сквозь зубы и добавил. — Иди, пожалуйся, что не можешь соблазнить мужчину!

Он заметил, как от злости у Рэме бурно поднялась и снова опустилась грудь. Но служанка сумела сдержаться и только пропела сладко:

— А ты не мужчина, ты — раб.

— Сука, — выругался он тихо.

Именно в этот момент дверь открылась: вошли Лиммена и Вильдерин. Они о чем-то негромко пересмеивались, но царица вдруг приостановилась, окинула взглядом Аданэя и Рэме, которые злобно смотрели друг на друга, и требовательно спросила:

— Что здесь происходит?

Служанка тут же отвернулась от Аданэя и поклонилась царице:

— Этот раб отказался подчиниться твоему приказу, Великая.

— В чем дело, Айн? — мягко поинтересовалась царица. — Может, ты подумал, будто Рэме тебе соврала? Так вот, она сказала правду. Отныне она твоя госпожа. На некоторое время. Слушайся ее.

Служанка встала за спиной Лиммены, злорадно на него поглядывая. Захотелось разнести все вокруг, кровь ударила в голову, и Аданэй, не раздумывая, выпалил:

— Ни за что!

Повисло молчание. Аданэй заметил, как опешила царица, испугался Вильдерин, а взгляд Рэме стал еще злораднее. Казалось, еще чуть-чуть, и девушка запрыгает от нетерпения узреть развязку этой ситуации.

«Похотливая сука», — подумал Аданэй, буравя служанку взглядом. Но, как выяснилось, он произнес это вслух. По крайней мере, об этом говорила реакция Лиммены.

— Да как ты смеешь браниться при мне?! Как смеешь перечить?!

— Пусть я раб, но я не вещь, чтобы вот так передавать меня с рук на руки!

Интересно, и на что он рассчитывал? Брови Лиммены поползли вверх, а во взгляде промелькнула насмешка.

— Ты не вещь? — язвительно спросила она. — А кто же ты? — и добавила с равнодушной небрежностью: — Я прикажу его высечь, Рэме, не переживай.

И направилась к двери дальней комнаты. Возможно, она позабыла бы о своей угрозе, если б не его проклятый смех, который совсем не вовремя прорвался наружу: такое часто случалось с Аданэем в минуты крайнего напряжения.

— Рэме, а ты всегда получаешь мужчин с помощью плети? Или еще и связывать приходится, чтоб не сбежали? — воскликнул он сквозь смех, но тут же почувствовал обжигающий удар по лицу — это царица отвесила ему пощечину.

Аданэй отступил на шаг, но дурацкий смех не прекратился.

«Сумасшедший», — услышал он растерянный голос Рэме.

Потемневшие от злости глаза Лиммены тоже смотрели недоуменно. А дальше дворцовая стража поволокла его вниз по лестнице. Смех Аданэя мгновенно оборвался: он понял, что натворил.

И вот, теперь его ожидает наказание и новые шрамы. Странно, что предыдущие почти незаметны. Наверное, тогда ему просто повезло. Но сейчас, после пятидесяти ударов, вряд ли на его спине останется хотя бы кусочек гладкой кожи.

«Ты глупец, Аданэй! — сказал он сам себе. — Не видать тебе короны как своих ушей».

«А что, лучше было бы стать чьей-то игрушкой?» — возразил внутренний голос.

Аданэй, так и не решив, что лучше, удрученно опустился на соломенный настил сарая.

— Повелительница… — увещевательно протянул Вильдерин, как только они с царицей остались вдвоем.

— Нет, и не проси! — одернула его Лиммена. — Твой друг забыл свое место. Дикарь и безумец!

— Да, повелительница. Дикарь и безумец. Но… — он помедлил, — красивый дикарь и безумец. К чему портить такого раба шрамами?