Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

Его мысли прервались ответом царицы:

— Серые крысы вряд ли выбрали бы личину раба — уж очень неверна рабская доля. Скорее проникли бы под видом одного из илиринцев. Не стоит забывать: серых учили их ремеслу с детства, и некоторые из них говорят на нашем языке столь же чисто, как мы.

— И все же… не мешает узнать об этом рабе побольше, — протянул Кхарра.

— Конечно. Скоро мы все выясним, — уронила Лиммена.

— Цветной зериус? — спросил Оннар.

— К сожалению, нет, — царица поморщилась. — Этот раб, как оказалось — один из редких счастливцев, на честность которых зериус почти не влияет, зато вызывает сильное отравление. Я уже пыталась однажды. Хотела проверить, с кем подружился мой… — тут она запнулась и, оборвав собственную фразу, закончила другим: — В общем, у меня не вышло.

— Жаль… — протянул слегка побледневший Ниррас, удрученно покачав головой.

— Да, но ведь можно допросить и обычным способом. Но сначала лучше просто поговорить, ни к чему сразу настраивать его против нас. Займешься этим, Ниррас? Тебе лучше всех знаком Отерхейн. Только учти — раб слишком дерзок. На скотном дворе ему место, а не во дворце, даже видеть его здесь не хочу! Но, к сожалению, он нам нужен. В общем, выясни у него все, что сможешь. Ну, да ты сам знаешь… Если станет упрямиться или врать — сделай то, что нужно.

— Можешь не волноваться, Великая, он все мне выложит.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась Лиммена.

Царица не обманывала Нирраса, ей действительно не хотелось больше ни видеться, ни говорить с Айном. Но причина была иной, нежели та, которую она озвучила на совете. Почему-то ее пугала сама мысль о разговоре с этим рабом. Лиммена убеждала себя, будто ей просто неловко из-за того, что он видел ее приступ. Но в глубине души понимала: и эта причина не истинная. Она ощущала непонятный страх, едва ли не оцепенение при каждой случайной встрече с ним. Этот страх был сродни неясной тревоге, но именно он мешал царице заходить в покои Вильдерина, ведь там мог находиться и Айн. Проще всего было бы запретить последнему появляться наверху, однако и этого ей не хотелось. Странный раб вызывал необъяснимый интерес и, избегая его, Лиммена одновременно мечтала с ним столкнуться. Желание это она пыталась скрыть даже от себя, но не очень удачно.

О, царица понимала, что означает волнение и горячая дрожь! Да, стоило признаться: этот возомнивший о себе невесть что мальчишка вызывал у нее, повелительницы Илирина, жгучее желание, она ловила себя на мысли, что постоянно вспоминает его взгляд — завораживающий, манящий, чарующий. И его мимолетное прикосновение, которое до сих пор горит на ее коже. Интересно, подозревает ли сам Айн о своей силе?

Первый раз за долгие годы Лиммена ощутила себя настолько уязвимой, слабой, что мысль сделать Айна любовником вызывала у нее стыд, неловкость и страх. Она боялась увидеть в его глазах насмешку или презрение. Никогда раньше подобные сомнения не мучили Лиммену, так что же случилось сейчас? Неужели этот раб стал для нее опасен? Неужели обрел власть над ней?

Надо избежать этого любой ценой! Будь Айн знатным илиринцем, она, конечно, доверилась бы своим желаниям. Но он — раб, он — дикарь из Отерхейна, а она — царица. Крайне глупо и стыдно правительнице Илирина попадать в зависимость от раба. Нельзя этого допустить — и она не допустит! Вот только каким образом, если не в состоянии даже отправить его прочь?

От тревожных раздумий царицу отвлек голос Рэме. Служанка словно прочитала ее мысли:

— Повелительница, а что ты намерена делать с Айном?

— А что с ним делать? — усмехнулась Лиммена. — Я и не задумывалась об этом. У меня есть занятия важнее, чем обдумывать судьбу раба. Свое он получил, надеюсь, впредь будет послушнее.

— Великая, — вкрадчиво пропела Рэме, — ты хотела отдать его мне. Но он нарушил твой приказ.

— И ты, кстати, тоже! — прикрикнула на девушку Лиммена. — Будь благодарна, что я тебя не наказала! Это ведь ты сказала палачу, будто я велела дать ему пятьдесят ударов?

Рэме опустила взгляд.

— И после этого ты осмеливаешься что-то просить? Твоя злобная выходка могла стоить жизни одному из моих рабов. Как ты посмела? Ты, которая обязана сохранять мои богатства?

Девушка подняла глаза и по лицу ее заструились слезы.

— Моя царица, сможешь ли ты простить меня? Сама не знаю, что на меня нашло. Я была так зла на него, что потеряла разум. Я так жалею о своем проступке! — и она разрыдалась еще сильнее.

«Лжет, — подумала царица. — Лжет и притворяется. А я слишком многое спускаю ей с рук. Наверное, потому, что эта хитрая девчонка чем-то напоминает мне меня. И в этот раз я, конечно, опять ее прощу».

— К тому же, — недоверчиво произнесла Лиммена, — я думаю, не очень-то тебе этот раб нужен. Наверняка просто не терпится ему отомстить, взять над ним верх.

— Ты как всегда мудра и проницательна, владычица, — не переставая лить слезы, прошептала служанка, — но все-таки…

— Прекрати ныть! — снова прикрикнула царица на девушку. — Твой плач меня раздражает! — и уже спокойнее добавила: — Я подумаю. Может, отдам его тебе…

— О, я так благодарна! — Рэме тут же утерла слезы и припала губами к руке своей повелительницы.

— Подожди благодарить, я еще не решила.

Служанка, не обращая внимания на эти слова, продолжила осыпать руку Лиммены благодарными поцелуями.

«А что, это мысль, — подумала царица, — я отдам Айна Рэме, рано или поздно ему придется подчиниться, он превратится в обычного раба, и я сразу же освобожусь из-под его проклятой власти».

Эта мысль немного успокоила Лиммену, и раздумья ее перенеслись на Отерхейн. Что-то там выяснит Ниррас?

До этого дня Аданэю не приходилось бывать в покоях советника, а потому его удивила скромная, скорее даже скупая обстановка комнат. По всей видимости, Нирраса, бывшего воина, не интересовала внешняя роскошь, коей были так привержены знатные люди Илирина. Комнаты его казались полупустыми, а мебель — простой и незамысловатой. В углу беспорядочной кучей валялись какие-то записи и карты. Складывалось впечатление, будто советнику безразлична окружающая обстановка — было бы место, где провести ночь и принять пищу.

— У меня здесь толстые стены и дверь, — бросил Ниррас, — нас не должны подслушать. Иди сюда, садись.

Советник указал Аданэю на скамью рядом с собой и продолжил:

— Сегодня на утреннем совете кое-что случилось. Нужно обсудить. Но сначала ответь мне, щенок, почему ты ничего не рассказал о зериусе и о своей новой легенде? О том, что теперь ты у нас, оказывается, не раб с детства, а сын отерхейнского советника?

— Щенок просто не подумал, что история с зериусом так уж важна, — огрызнулся Аданэй. — К тому же Вильдерин дал мне противоядие.