Марина Аэзида - Гибель отложим на завтра. Дилогия

— Ли-Ли?! — Аданэю показалось, будто его больно стукнули по голове. А он-то полагал, что шокирующие события на сегодня закончены.

— Да, — кивнула Лиммена, — Странное имя. Оно пришло из-за моря, из древней империи Тэнджи. Неизвестно, почему Гиллара решила дать его моей дочери.

— И Ли-Ли известно, кем она тебе приходится?

— Да. Но, к сожалению, старая ведьма умудрилась повлиять на нее. И теперь Ли-ли обо мне и слышать не желает.

— А зачем она понадобилась Гилларе?

— Сначала, чтобы держать меня в узде, а позже, я думаю, даже такое чудовище как Гиллара по-своему полюбила ее. О, ты ее не знаешь, Айн! — Аданэй попытался изобразить равнодушное любопытство, чтобы ненароком себя не выдать. — Она удивительная. Такая светлая, чистая! Очень тяжело осознавать, что ко мне она не чувствует ничего. Ни ненависти, ни любви. Одно безразличие, — взгляд Лиммены заметно потеплел, пока она говорила о Ли-Ли. И Аданэя это не удивило, ведь и он тоже был поражен и очарован внутренним светом, который чувствовался в этой девушке. Но он и предположить не мог, что маленькая служанка — дочь царицы Илирина!

— А ее отец?

— Безродный раб, я уже даже не помню его имени. Знаешь, иногда мне кажется, что болезнь — это расплата, — Лиммена заговорила быстро, словно стремилась быстрее высказаться. — Я тогда настолько погрузилась в дворцовые интриги, тайную борьбу с Гилларой, что меня совсем не интересовала Ли-Ли, а на Латтору совершенно не оставалось времени. Правда, я нашла его, чтобы поженить их с Марраном. Они были еще детьми, Марран тогда казался самым удобным и выгодным для Латторы мужем, а жизнь представлялась такой длинной, я полагала, будто все успею. К сожалению, слишком поздно я обратила внимание, что Латтора растет, но не взрослеет, и принять власть совсем не готова. Да и Марран оказался слишком слаб для власти. И винить мне в этом некого, ведь я сама их поженила. Одно время я подумывала избавиться от Маррана и выдать Латтору за кого-нибудь другого, но его родичи очень богаты и влиятельны, они такого не простят. Да и народу это не понравится: считается плохим знаком, если на престол вступает вдова. Мне очень страшно, Айн, — она понизила голос, — я боюсь за Латтору и боюсь за свою страну, я боюсь представить, что станет с ними после моей гибели. Если случится война, если Отерхейн победит в ней, этот кровожадный зверь не пощадит Латтору, — губы обычно такой сдержанной Лиммены задрожали, а глаза беспокойно забегали. Аданэй мягко привлек ее к себе, она уткнулась лицом в его плечо и вдруг показалась ему совсем маленькой и слабой. Они так и продолжали сидеть в обнимку прямо на полу, когда он, почти неосознанно, коснулся губами ее затылка и произнес:

— Не мучай себя, ведь пока ничего страшного не случилось. Илирин еще силен, и Отерхейну не по зубам. А если и предположить худшее… Не обижайся, Лиммена, но при первом взгляде на твою дочь кхан поймет, что она не представляет для него угрозы. Так зачем ее убивать?

Царица отодвинулась от него и взволнованно вскричала:

— А разве ему нужен повод?! Он собственных подданных не жалел! Да что подданные! Он, не колеблясь, убил родного брата!

Аданэй внутренне похолодел, но ничего не ответил. А Лиммена продолжила говорить, только теперь в интонации проскользнуло любопытство.

— Кто знает, если бы к власти пришел Аданэй, может, все сложилось бы по-другому? Возможно, он не оказался бы таким алчным до новых земель, как Элимер…

Как странно было слышать собственное имя из уст царицы! Оно резало слух, казалось неродным: ныне имя Айна звучало для него гораздо привычнее.

— Какой он был, этот другой брат? — поинтересовалась Лиммена. — Ведь ты должен его помнить.

Сначала Аданэй не смог выдавить из себя ни слова, а когда ему это все-таки удалось, то вышло лишь неуверенное бормотание:

— Это было так давно… — тем не менее, он быстро спохватился и понял, что лучше не показывать своей растерянности: — Разве у тебя в Отерхейне не было разведчиков?

— Были, конечно, но никому не удалось подойти достаточно близко к императорской семье, я получала лишь самые общие сведения. Ну и кое-что приходилось слышать от Гиллары, она видела обоих наследников.

Аданэй ровным и как будто бы даже равнодушным голосом ответил:

— Каким был? На самом деле немногим лучше своего брата, но мой отец поддерживал его, а я поддерживал отца, — он понимал, что если не хочет ненароком вызвать подозрений, лучше не выражать излишних восторгов по поводу собственной личности. — Думаю, для Илирина не было бы особой разницы, окажись на месте Элимера Аданэй. А в остальном — я не знаю. Я никогда не был с ним близок, мы почти не общались.

Царица рассеянно кивнула, разом утратив интерес к этой теме, и Аданэй смог вздохнуть с облегчением.

— Зато Элимера я знаю неплохо, — произнес он. — И вот что я тебе скажу, Лиммена. При его правлении Отерхейн стал намного опаснее, чем раньше, но есть и у Элимера одно слабое место. А если подумать, так даже не одно, — Аданэй улыбнулся, и Лиммена взглянула на него в нетерпеливом ожидании.

— Он слишком прямолинеен, он привык все решать силой, — продолжил Аданэй. — А еще он не терпит даже намеков на оскорбление или унижение своей особы, тут же впадает в гнев. А в гневе теряет разум. Если правильно сыграть на этих слабостях, можно кое-чего добиться.

Лиммена молчала, задумчиво смотря в никуда, потом медленно повернула голову к любовнику и спросила:

— Как мы можем использовать эти его слабости?

Аданэй безучастно пожал плечами:

— На твой вопрос невозможно ответить сразу, надо думать. У тебя же куча советников, Лиммена, так пусть думают.

— Если бы они могли! — проворчала она раздраженно. — Что ж, придется им вспомнить, как это делается.

— Попробуй пустить по Отерхейну слух, что Аданэй… — он слегка запнулся на собственном имени. — Что Аданэй жив. Потому что его жизнь угрожает власти кхана. Если пройдет такой слух, то и в народе, и среди вельмож начнется волнение. И если Элимер поверит слухам хотя бы на малую часть, он забудет о покое. Появится надежда, что натворит глупостей, которыми можно будет воспользоваться.

Глаза царицы прищурились, и она, пронзительно взглянув на Айна, кивнула:

— Я скажу об этом завтра на совете. Мы подумаем, как лучше все это устроить.

И умолкла. Аданэй не стал прерывать тишину, нарушила ее сама Лиммена. Она потянулась к нему с поцелуем и прошептала:

— Спасибо тебе. После разговора мне действительно стало легче, — и с придыханием добавила: — Мой возлюбленный солнца.

А дальше все было как обычно. Лиммена превратилась из царицы в женщину, поглощенную собственным влечением. Дурманящая душная ночь, шепот и стоны, а затем — нездоровый беспокойный сон, в который они погрузились, когда начало светать. В царские покои она в эту ночь так и не вернулась, задержавшись в комнатах любовника до полудня.