Наталья Филимонова - Нога судьбы, или Истории, рассказанные за чашечкой кофе

– Вон там, за мостом, надо будет повернуть, – показала я. – И я практически дома.

– Ага, – Константин кивнул, посмотрел на мост, на реку и приостановился, потянув меня за руку.

– Смотрите!

Посмотреть и впрямь стоило. Низко-низко над мостом висела невероятно крупная сегодня полная луна. И от нее по воде к нам тянулась широкая дорожка.

– Красиво, – я вздохнула, зачарованно глядя на воду.

И в этот самый момент…

– Гооооорррько! – завопила Жюли из моего кармана.

Чертыхнувшись, я торопливо принялась нашаривать в кармане зеркальце.

– Эээээ… что? – хм, а раньше-то я думала, что «глаза на лоб» – такое фигуральное выражение. Сейчас у Константина это самое фигуральное абсолютно не фигурально было на лице. Еще бы. Он, должно быть, точно решил, что я владею искусством чревовещания.

– Это… это смартфон, – я сжала ладонью зеркальце в кармане. – Смартфон в кармане. Видите ли, я смотрела с него кино, а потом его уронила. И он… сломался. Теперь включается сам. Это… кино.

– Целуй ее, говоррю! – потребовали из зеркальца.

– Странное кино, – с сомнением произнес мой спутник.

– Аааааатличное кино! – возмутилась из зеркала Жюли.

– Такое кино, – с нажимом сказала я, – про двух бухих в зюзю идиоток.

В кармане обиженно замолчали. Я с облегчением выдохнула.

Константин еще пару секунд с изумлением смотрел на меня, затем вновь перевел взгляд на реку и вытащил собственный телефон.

– Хорошо, что напомнили. Я в таких случаях всегда жалею, что нет под рукой фотоаппарата… и постоянно забываю, что теперь можно фотографировать просто на смартфон. Качество, конечно, не то, но все же…

Он поводил рукой, ловя наиболее удачный ракурс.

– Жаль, наверное, самый лучший вид – с этого самого моста… – как бы про себя пробормотал он.

– А что нам мешает? – спросила я и тут же осеклась. Вот ведь пьяная дура! Ну и зачем?

– Я не думаю, что это рационально – совершать столь долгий путь в вашем состоянии только ради удачного кадра.

Константин вернулся к своему обычному, слегка насмешливому тону. И, наверное, именно это и вывело меня из себя. Моем состоянии? Да я в любом состоянии… я… мне почему-то вдруг захотелось как-то его осадить, заставить взглянуть на меня по-другому, увидеть во мне не только вечное недоразумение, каким я, кажется, являюсь в его глазах.

Я посмотрела на мост. Почти на его середине – может, чуть ближе к противоположному берегу, как раз стояла какая-то парочка и, судя по всему, любовалась на луну. Девушка перевесилась через перила, то ли тоже ловя кадр, то ли пытаясь что-то разглядеть.

Я перевела взгляд на Константина. Он все с той же извечной легкой насмешкой смотрел на меня. И тогда в голове у меня окончательно помутилось. Иначе я просто не могу объяснить то, что произошло следом.

Я быстро схватила Константина за руку и слегка скосила глаза. И в следующее мгновение мы уже стояли посередине моста, а ничего не понимающая парочка оказалась где-то далеко, на том берегу.

То есть… это я стояла посередине моста – ровно на том месте, где до сих пор стоял неизвестный мне молодой человек. Константин занял место незнакомой девушки. Но она в момент переноса перевесилась через перила. Поскольку мой спутник в ту секунду стоял прямо, он очутился просто на перилах. От неожиданности и изумления он дернулся, выпуская мою руку – и полетел вниз.

Время как будто замедлилось, когда я кинулась к перилам и перегнулась через них, следя за тем, как, нелепо раскинув руки, летит вниз тот, кто всего лишь хотел проводить меня до дома. Одно я понимала точно: ему не выжить. Слишком высоко. Неважно, умеет ли он плавать. Он разобьется от удара о воду. Он погибнет – просто потому, что хотел меня проводить, потому что я такая пьяная дура и еще…

Я выпрямилась, еще раз посмотрела вниз и слегка скосила глаза. Всего одно мгновение после этого, запрокинув голову, я видела высоко над собой перила моста и фигуру человека, стоящего на нем. Кажется, Константин что-то кричал.

Удара почти не было – ведь я-то падала с небольшой высоты. Просто разом стало мокро и холодно. Вся беда в том, что за три с лишним сотни лет своей жизни я так и не научилась плавать. Побарахтавшись не более нескольких секунд, я сразу начала захлебываться. И очень скоро вода оказалась не только со всех сторон, но и над моей головой.

Надо грести? Кажется, надо грести. Но куда? Я перестала понимать, где верх и где низ. Меня накрыла паника.

В ушах зашумело. Легкие начинало жечь. Кажется, я все-таки не стану той, которая снимет проклятие.

Где-то в глубине души я ведь всегда это знала, не так ли? Знала и понимала. И даже принимала отчасти.

Я всегда понимала на самом деле, что собственную судьбу мне не переломить. Ведь сколько до меня пытались! Пытались те, что не мне чета. И раз за разом терпели поражение, одна за другой.

Я только надеялась всегда, что смогу – не остервенеть, не озлобиться. Быть – другой. Не такой, какими все они стали. Остаться – той, кем я всегда была.

Да, мне плевать на все на свете, и на собственное разбитое сердце – тоже. Всегда – разбитое. Я всегда готова склеить его по кусочкам и идти дальше. Идти с бесшабашной улыбкой, нелепо размахивая руками и с хохотом вспоминая все то, чего уже не вернешь. В вечной надежде на что-то, что никогда не сбудется, но – с улыбкой. Рассказывать дурацкие истории даже о том, что причиняет боль. Истории – прекрасный способ обратить в шутку собственную жизнь.

Я – та, кто я есть: глупая, смешная, нескладная, смеющаяся над миром и над собой, над вечными своими неудачами и над своим же собственным проклятием. Это я. И я не хочу быть другой.

Пожалуйста, пусть я просто останусь – собой. Все остальное не так уж важно. И плевать мне на все проклятия в мире.

Все эти мысли промелькнули в голове за каких-то пару мгновений, не оставив следа. Или все это я додумала уже позже, оглядываясь назад? Не знаю. Тогда я почти перестала что-либо чувствовать и будто со стороны наблюдала за своим телом, медленно уходящим все глубже.

Я, пожалуй, готова, подумала я. И тогда наконец стало темно.

Я шла по очень длинному коридору. Бесконечно длинному.

Никакого света там в конце не было. Может быть, свет не полагается таким, как я. А может быть, его включают только когда умираешь насовсем. Во всяком случае, света в конце не было. Свет вообще был только от неярких прямоугольных ламп, ровным рядом тянувшихся по потолку. Голубоватый свет, неприятный.

Собственно, и конца у коридора не было – равно как и начала.

Были двери. Такие же бесконечные ряды одинаковых дверей по обе стороны коридора. Двери казались выкрашенными белой водоэмульсионной краской.

Я знала, что могу сейчас войти в любую из них, и она станет Вратами. Я могу выбрать то место и время, где начнется моя новая жизнь. И еще я знала, что, по большому счету, свой выбор я уже сделала.