Анатолий Нейтак - Эмиссар: Трансформация [СИ]

— Это чем же, интересно? Впрочем, не отвечай, всё равно ничего умного не скажешь. Ладно уж, жадина! Не хочешь поделиться жрачкой за спасибо, поделись за рассказ.

— Не интересует.

— Ой, да брось ты! В глазах твоей подружки выставленное “угощение” принижает тебя сильнее, чем общение с бедным Объедком.

“Обрати внимание, ученица. Этому клоуну не часто удаётся поесть досыта, и потому он шевелит тем, что меж ушей — да и самими ушами — куда активнее большинства”.

“Мерзкий тип”.

“Возможно. Зато определённо не дурак”.

— Она мне не подружка! — огрызнулся Жанкарн.

— Ути-ой! — подскочил от восторга Сорх. — Рассказывай, вруша! Ну да не моё дело, с кем ты там уединяешься для вылизывания. Ты лучше слушай до меня: сейчас весь Лабиринт об одном треплется. Ну, не весь, так половина — точно! История чудесная, просто прелесть. Из-за неё среднего Сорента, того, который Умадр, приказом Смотрителя выпнули обратно под крылышко рода до завершения срока обучения, а Леторлета его же приказом направили в помощники к Фарго Кривоплёту. Прикинь, да? К Кривоплёту! Благородственного! То-то жидкой радости обоим… Легче всех Вигир Хохотун отделался: в карцер своей порванной тушкой загремел. Причём в “мягкий”, без блока на магию, и на малый срок. Так что вряд ли он там окочуриться успеет, вряд ли… а жаль!

— Шёл бы ты отсюда, а? — тоскливо вздохнул Жанкарн в краткий перерыв между трескотнёй Сорха. Видимо, зная последнего, он не надеялся на избавление от общества Объедка до того, как “чудесная история” будет рассказана до конца.

Правильно не надеялся.

— Ты дальше слушай. Я главного-то не плеснул ещё! Знаешь, за что этим орясинам влетело? Ни за что не угадаешь. За проигрыш! Мастер Шепоран послал их привести в Лабиринт дикую ведьму, объявившуюся неподалёку — чтобы, значит, порядок был и присмотр…

“Так-так. Знакомая история, а, ученица?”

“Тише!”

— …а они обтекли! Все трое! Ведьма-то — даром, что из презренных машир, вроде твоей подружки — оказалась не чета обычным дикаркам и поддала старшим так, что те бежали, ровно перепуганные риноцеры. Только Хохотун не успел сбежать, кое-кто даже болтает, что он остался прикрыть бегство Сорента, исполняя клятву защитника. Но один он мало что мог сделать там, где трое не устояли. Тогда-то ведьма его и порвала…

“Ух, страсти-то какие!” — буйно веселился Сосед.

“Тш-ш-ш!”

— И что потом? — спросил Жанкарн сдавленно.

— Хой! Что, зацепила история? Я знал, что тебе понравится…

— Что потом? — почти рявкнул куратор.

— А потом уже не так интересно. Раа Смотритель, когда ему доложили о позорище, лично распорядился о наказаниях для неудачников, вылетел на место боя на своём шхарте и дикарку убил. Правда, ходят ещё слухи, что якобы не убил, а просто заклеймил. Но я в Крыле Верхних Путей покрутился и знаю точно: наш раа вернулся из джунглей, как улетал, один.

Жанкарн молча снял со столика плошку с полоховой кашей и протянул Сорху. Тот радостно проскочил мимо Ниллимы к угощению, цапнул плошку, развернулся… и уставился на левое плечо девушки. Точнее, на клеймо — такое же, как на его собственном плече.

— Много чести катать машир на личном шхарте, — заметила она, слегка оскалясь. Не удержала язык на привязи. — Сама дойдёт, не переломится.

— Ух, — сказал Объедок.

— Иди отсюда, — сказал Жанкарн.

— И поменьше болтай, — добавила Ниллима. — А то болталку отгрызут. С корнем.

Жанкарн

Не перебросившись ни единым словом, куратор со своей подопечной вернулись “домой”, в жилой блок, поименованный Соседом общагой. Там Жанкарн сгрузил нетронутую еду на стол на кухне, достал из недр большого углового шкафа тёмную пузатую бутылку. Отхлебнул из неё чего-то такого, от чего даже слегка поперхнулся, и бросил, не оборачиваясь:

— Значит, с основ? С общих истин?

— Да.

– “Так будет гораздо лучше”?

— Конечно. А теперь спроси, почему.

— И так понятно. Потому что я — дурак.

— Предположение правдоподобное, — легчайший намёк на улыбку, — но… некорректное.

Жанкарн хохотнул.

— Нет, я всё-таки дурак. Потому что не умею использовать по назначению глаза и уши. “Правдоподобное”. “Некорректное”. Дикая ведьма, значит?

– “Не учившаяся в Лабиринте или ему подобных местах” и “необразованная глупышка” — утверждения с неполным тождеством, лан куратор. — Сообщила ученица странноватым голосом. — Первое относится ко мне в полной мере. А вот второе, смею надеяться, — нет.

— Хорошо. Тогда ответь: где ты училась? И у кого?

— Прежде чем я начну отвечать, ответь мне ты. Не следует ли услышать то, что я скажу, также мастеру Гламу?

Жанкарн наконец-то повернулся к Ниллиме лицом. Выдохнул. Качнулись вислые уши, поплыл по комнате острый алкогольный дух.

Бутылку он, впрочем, из руки не выпустил.

— Откуда мне знать? Я ведь не представляю, какие секреты ты намерена поведать.

— Ничего особо секретного. Просто не хотела бы пересказывать одно и то же дважды.

— Не бойся! — полукровка снова хохотнул. — Если оно будет того стоить, я сам перескажу мастеру всё, что нужно.

— Хорошо.

Ниллима уселась на стол, словно демонстрируя этим, что рассказ будет не короткий и что стоять во время него она не собирается. Жанкарн хмыкнул… и сел на второй стол, напротив.

“Интересно: то, что она сейчас будет излагать, хоть каким-то боком соотносится с истиной? — задумался он, чувствуя, как содержимое пузатой бутылки создаёт в голове лёгкий шум. — Или это её враньё продолжится, лишь став малость убедительнее?”

Младшая ученица Лабиринта меж тем устремила взгляд куда-то вдаль.

— Я родилась в маленьком поселении на “сумеречной” стороне тобрасса, отстоящего от Лабиринта примерно на четыре или пять марог пути, не более сорока бирелл тому назад. Сколько в точности, сама не знаю: у нас не привыкли к точному счёту уходящего времени. В поселении жили в основном машир, сиври и несколько полукровок. Предводителем считался здоровенный полуседой самец — частью грерод, частью вуллан. Ещё у нас была своя… ну, назвать её Сильной — бессовестно польстить. Точнее будет назвать Полурукую дикой ведьмой…

— И, чуя приближение старости, она решила взять тебя в учение, — не выдержал Жанкарн. — Чтобы не оставить поселение без ведьмы.

Ниллима словно не заметила вызова и ничуть не изменила тон.

— Нет, она меня не замечала. Подле неё уже крутились два ученика: горбунья по прозвищу Костянка, ровесница моей матери, и хромой парнишка с неправильно сросшейся после перелома ступнёй, прозвище которого я забыла. Сейчас я понимаю, какой логикой руководствовалась Полурукая, да и чего там не понять? На ведьм и ведунов лучше обучать тех, кто не может ни работать в поле, ни охотиться, ни рожать детей: пусть хоть так приносят пользу, бедные калеки. Я же отличалась живым нравом и отличным здоровьем, так что не обращала на себя внимания Полурукой даже как пациентка. Но я одно время мечтала, что ведьма выделит меня, откроет тайны трав, диких тварей и незримых духов… а когда я пару раз пристала к ней с этой замечательной идеей и не удостоилась даже отказа, нарвавшись на молчание, — страшно на неё обиделась. Да… то была моя первая обида на Сильных… детская, глупая…