Надин Брандес - Романовы [litres]

– Ну а если смотреть не на что, то почему мы не можем стоять здесь, раз хотим? – последовал раздраженный ответ.

Я хихикнула и вернулась к развлечению.

Краем глаза я заметила, что Заш наблюдает за мной. По-прежнему широко улыбаясь, я двинулась в его сторону. Он отделился от остальных солдат, и я ощутила, как он пытается снова придать своему лицу выражение сдержанности и твердости. Однако этот бой Заш проиграл.

Мы встретились у стены дома и остановились на приличном расстоянии друг от друга. Я прислонилась к теплой кладке и просияла.

– Не знаю, почему вы приняли в этом участие, но… спасибо.

Заш опустил глаза.

– Возможно, в это трудно поверить, но даже будучи вашим надзирателем, я… мы… не желаем страданий вашей семье.

– Я вам верю. – Тепло разлилось в моей груди. – Благодаря вам Алексей опять ходит самостоятельно.

Пауза.

– Я рад, что ему лучше.

Как будто почувствовав, что мы говорим о нем, Алексей, раскачиваясь взад-вперед, послал в мою сторону насмешливый поцелуй. Я покраснела.

Но когда Заш проследил за моим взглядом и посмотрел на брата, у того хватило совести вовремя отбросить усмешку и почтительно отсалютовать ему.

К моему удивлению, Заш ответил на приветствие.

– Он очень благодарен. – Мне хотелось, чтобы лицо наконец остыло до нормальной температуры.

– Я ничего не сделал.

Пусть он думает, что я не догадываюсь. Пусть сам верит в свою ложь. Но я знала, что он сделал для нас, и это разрушило стену, защищавшую мое сердце.

– Все равно. Спасибо, Заш.

Поднялся ветерок, несущий темные облака над городом и нашей тюрьмой. С видимым усилием Заш натянул на лицо прежнее, солдатское, выражение.

– Лучше наслаждайтесь садом, пока есть такая возможность.

– Да, конечно.

Я отошла от него, и вновь наша беседа завершилась на официальной ноте. Может быть, и к лучшему, что мы оставались по разные стороны баррикад: большевик и ссыльная княжна.

Никто из нас, казалось, не был доволен этим.

Качели стали нашим спасением. Их появление разрушило последнюю напряженность между нами и солдатами, с которыми мы изо дня в день общались. Даже патрулирование и винтовки наблюдающих за нами большевиков не могли удержать надежду.

Мы собирали каждую крохотную капельку легкости и солнечного света, словно старые заклинания – от солдатской улыбки до новых качелей на дереве и дополнительных пяти минут снаружи. Мне требовалось составлять в уме список каждый день, благодаря чему, когда Авдеев был особенно пьян или недобросовестные большевики грабили наши припасы, у меня все же оставалась поддержка. Напоминание, что человечность и радость существуют.

Летний зной приносил бури, а вместе с ними – мучения. Жара вмиг загнала нас в тень тополей, а в следующее мгновение налетел ураган.

– Всем внутрь! – крикнул Авдеев, выходя из своего пропахшего алкоголем кабинета.

– Мы не против дождя! – Я широко раскинула руки и будто обняла тугие струи воды.

Я не поняла, насколько на самом деле был пьян Авдеев, потому что после моего ответа он зашагал ко мне по мокрой траве с грозным, как туча, лицом. Я попятилась, но сильная рука легла на мое плечо.

– Я провожу ее внутрь, товарищ комендант.

Это был Заш, и я немного расслабилась, хотя его голос звучал довольно резко. Авдеев кивнул и повел остальных членов моей семьи в дом.

Мы вернулась внутрь. Неужели Авдееву действительно пришлось сократить наши полчаса? Почему мы не можем гулять под дождем? Это не причинит вреда.

Мы поднимались обратно в наши тюремные камеры. Плотно запечатанные окна пропускали весь сигаретный дым от солдат, куривших внутри. К нему добавился отвратительный запах переполненного туалета, и все это зловоние быстро смешивалось с ароматом обеда, идущим из нашей маленькой кухни.

Неудивительно, что бедная мама так и не поправилась. Она вдыхала все это каждый миг изо дня в день.

Авдеев стоял в дверях кабинета и, прищурившись, следил за нашим возвращением. Рядом с Зашем я чувствовала себя смелее.

– Пожалуйста, комендант, давайте откроем окна.

– Что позволит вам подать сигнал о помощи горожанам снаружи? Ни в коем случае. – Авдеев втолкнул меня в нашу комнату, оборвав связь между мной и Зашем, и захлопнул дверь.

Без паузы. Без намека на сочувствие.

Свинья.

Я так разозлилась, что протопала через столовую прямо в комнату Алексея, где распахнула форточку и вдохнула полной грудью.

Мокрые сапоги тридцати солдат и их разгоряченные лица превратили дом в герметичный, лишенный воздуха зловонный ящик.

Когда на следующее утро Авдеев заглянул к нам после завтрака, а дождь все шел, я попробовала подойти к нему кротко.

– Комендант, мы можем открыть окно? Пожалуйста! Всего на несколько минут…

Он надолго задержал свой взгляд на мне.

– Нет.

Сколько бы мы ни просили в последующие дни, Авдеев не разрешал нам открыть окно. Как он мог выносить это зловоние? Разве он и солдаты не чувствовали себя такими же загнанными в угол и задыхающимися, как и мы?

Дождь не утихал, жара тоже. Влажный воздух висел как болотная тина, прилипая к нашей коже и постельному белью. Пятикомнатная усыпальница стала рассадником паразитов. Мы чистили постельное белье, как могли, стараясь поддерживать хоть какое-то подобие санитарии.

Первыми начали чесаться собаки. За ними – Татьяна и Алексей. А потом и я.

Голова зудела без конца, и неважно, сколько раз я ополаскивала волосы или стирала наволочку, зуд не прекращался. Наконец в комнату вошла мамина горничная Анна с охапкой постельного белья.

– Вши.

Я оторвалась от карточной игры с Марией – одна рука взлетела к голове.

– В этой тюрьме завелись вши, и я молюсь, чтобы комендант почувствовал их укусы на своей голове сильнее, чем кто-либо из вас. – Анна положила постельное белье и повернулась к нам с мрачной улыбкой на губах. – Но поскольку вы уже их подхватили, мы можем сделать только одно.

Она подняла ножницы и бритву.

Мария разрыдалась.

– Вы по-прежнему прекрасны, – услышала я тихий шепот Ивана по ту сторону двери на лестничную площадку.

Я шла позвонить в колокольчик, который вызовет охранника – его, – чтобы он проводил меня в ванную. Но, очевидно, Мария уже была там… с ним.

Мария щеголяла лысиной больше всех нас. Форма ее головы была элегантной и пропорциональной, но это откровение, исходившее от меня, не принесло ей утешения. Я была ее сестрой. Но когда красавец Иван спросил: «Вы мне верите?», – Мария откликнулась, задыхаясь от чувств:

– Да, Иван. Я всегда буду верить вам.

Всегда. Она всегда будет верить ему. Она отпустила свое сердце. Если Авдеев их видел…

Я позвонила в колокольчик и выскочила на лестничную площадку. Мария и Иван подскочили, но я заметила, насколько близко они стояли. В нескольких сантиметрах друг от друга.